Петр больше не звонил. Да и не надо было. Чего по телефону скажешь. Люба терпеливо ждала его приезда. Вот тогда и обговорят все. Шел день за днем, морозные солнечные дни сменялись метелями, хмурым небом да западными ветрами Работа с утра до вечера в конторе, бумаги и цифры. Люба вся ушла в работу, чтобы время быстрее шло.
- О-хо-хо, - Иван, кряхтя, занес в избу ношу дров, аккуратно положил возле печи. - на улице-то свету вольного не видно. Вот разненастилось. Крещенье скоро, морозы бы должны жечь, а тут метели налетели. Того и гляди снег таять начнет. Ну и погодушка.
- Чего старый разворчался. Снег тоже хорошо. А морозы еще будут не переживай. А по мне так лучше бы тепло стояло. Глядишь дров бы за зиму меньше сожгли. Третью поленницу уж почали. А ведь топиться еще почти четыре месяца. Декабрь то вон какой холодный был.
Фрося привязала куделю к своей прялке, припасла веретено. Привычно уселась на табуретку, прислонившись спиной к теплому боку печки. В деревне все знали, что у Фроси самая хорошая пряжа, нитки ровные, без костры да непрочесов, тонкие. Чего хочешь, то и вяжи. Хорошо ее пряжу покупали, и платили за нее дороже, чем другим.
- Надо бы овечек завести. Я сейчас на колхоз не работаю, сиди да пряди целыми днями. Все лишняя копеечка в доме.
Закрутилось веретено в ее руках. А Люба придет, поест да рядышком с ней вязать сядет. Дочка затейница, варежки свяжет с узорами, только на гулянье в них ходить. Тоже их хорошо берут, да хоть носки, все в цене. Давно, еще маленькая девчонка была, приезжала в деревню учительница, жила у них два года почитай. Мастерица была вязать и Любку научила. Фрося только дивилась. Маленькая ведь еще, а все запомнила.
Учительница та потом уехала, не больно приглянулось городской девке в деревне, а Любкино умение с собой не увезла. Форсистые девки к ним приходили да кланялись, чтоб варежки им на вышибку от других связала девчонка.
Вспомнив Любку, Фрося посмотрела на ходики. Что-то долго сегодня ее нет. Только подумала, как и Любашка ее явилась. Вся снегом запорошенная.
- Ой, как мятежно сегодня идти-то. Пока шла, два раза в снег упала.
- А я уж про тебя думала, что-то долго нету. Хоть на розыски иди.
- Скажешь, мама, тоже.
Фрося отставила в сторону свое заделье, пошла на кухню, ужин на стол ставить. Так уж заведено у них было, пока все трое вместе не соберутся, за стол не сядут.
Только за стол сели да есть начали, вдруг стук в дверь. Из деревенских стучался только Петр. Остальные в избу врывались, словно собаки за ними гнались. Но Петр еще не приехал, кто бы это мог быть
- Открыто, заходите. - ответил на стук отец семейства.
Дверь открылась и на пороге появился Петр. Хоть он и стряхивал с себя налипший снег в сенях веником, да все равно весь не стряхнул, стоял как дед Мороз, только без бороды.
- Петр?! Ты откуда взялся? В такую-то непогодь.
- Из города. Не думал уж, что сегодня доберусь, ночевать там собрался, да подводу нашу деревенскую увидел. Окликнули меня. Пешком то точно бы не пошел. В поле-то все перемело, дорогу не видно. Ладно лошадь домой всегда дорогу найдет. Так и доехали.
- Ты разоболокайся, да к столу садись. Как раз к ужину поспел. Есть, чай, хочешь.
- Не скрою, хочу. Я домой-то не заходил, не топлено там сколько. Вот, хочу к вам на ночлег напроситься сегодня.
- Конечно, сейчас поешь, да на печь полезай, согреешься там, там и спи.
Петр вытащил из своего мешка целую связку баранок. Настоящих, из белой муки.
- Вот, городской гостинец вам. Голодно область живет. В магазинах хоть шаром покати. Что выкинут, за всем очередь. За ними тоже очередь отстоял. Негоже без гостинца ехать.
Фрося взяла всю связку в руки, поднесла к лицу, вдохнула в себя запах настоящего, без травы, хлеба.
- Ой, я уж и забыла, как пахнет-то. Спасибо тебе, Петр, уважил.
Ужинали молча. Домочадцы не стали отвлекать гостя. Пусть поест. Проголодался в дороге. Зато потом, как все миски опустели, Иван завел разговор, как там город живет, да что слышно в мире. Он забросал Петра своими вопросами. Люба уж и со стола убрала, и миски да кружки вымыла, а отец все не унимается. Видно надоело ему баб слушать, а тут мужик подвернулся, да с городскими, даже не районными, а с областными новостями.
Поняв, что беседа двух мужчин скоро не закончится, Люба взяла свое вязание, села рядышком с матерью. Спицы замелькали в ее руках. Она прислушивалась к разговору мужчин, да не все в нем понимала. Единственное, что поняла она, это то, что разговора у нее с Петром сегодня не получится. Вечер прошел замечательно. Фрося поглядела на часы.
- Батюшки светы! Иван, ты совсем Петра-то заговорил. Посмотри на часы-то. Он с дороги намаялся, а ты к нему пристал.
Иван хмыкнул, понял, что увлекся лишку.
- Ладно, Петро, и в правду, заговорил я тебя напрочь. Иди, залезай на печь.
Петр послушно забрался на печь, растянулся на горячих кирпичах. Дорога и вправду была утомительной, а уж последние десять верст от райцентра, они не то что ехали, а больше шли по передутой снежной целине чуть ли не по колено в снегу да подгоняли лошадь.
Утром Петр со своим багажом и Люба вышли из дома вместе. Фрося смотрела им вслед. Вот чем бы не пара. Но помня строгие слова дочери, что они только друзья, спрятала эту мысль в себя поглубже.
Важный разговор дорогой Люба не стала заводить. Сказала, что после работы зайдет к Петру. Он только головой кивнул. Погода за день поутихла, метель перебесилась, ветер устал. Постепенно очистилось небо от хмурых туч. Хоть солнышка и не было, но стало светлее.
После работы Люба сразу, не заходя домой, пошла к Петру. Ее уже нисколько не смущали перешептывания деревенских кумушек. Женят их с Петром, ну и ладно. Пусть чешут свои языки. Вон две бабы стоят у колодца, ведра на коромыслах, вода уж поди замерзла, а они все стоят, смотрят, куда это Любка повернет. Она прошла мимо них, поклонилась и пошла дальше, чувствуя спиной прожигающие взгляды. Свернула в школьную ограду, пошла по тропинке. Обернулась посмотреть, все смотрят или уже ушли. В сумерках плохо было видно, но что две фигуры стоят, это несомненно.
В комнате у Петра вкусно пахло картошкой и мясом.
- Уууу, ты чего-то приготовил. - Люба вдохнула ароматный запах.
- Знал, что ты с работы голодная придешь, Вот картошку с тушенкой сделал.
- А тушенка-то откуда?
- Друзья снабдили. Американская.
Только когда поели, Петр приступил к основному, о чем они еще вчера хотели поговорить, да не получилось.
- Ну чего, рассказывай.
- Да особо рассказывать нечего. Все в один голос говорят, что не надо никаких писем писать. Адрес есть, надо ноги в руки и прямым ходом туда.
- Как?
- Как, как. Как все ездят. На поезде. Поезд из области ходит, даже не один. Еще и проходящие идут. Села и поехала.
- Я?
-А кто же еще. Я же его не знаю. А так и ты его знаешь, и он тебя. А доктор может и не ответить ничего. Так и будет держать его возле себя. Кто его знает, что за доктор там. Так что, Люба, письма писать не будем. Надо тебе ехать и чем скорее, тем лучше.
Я бы тоже с тобой поехал, да кто меня отпустит сейчас. Самый разгар учебы. И так почти неделю занятий пропустил.
У Любы в голове все смешалось. Страх, нерешительность. Она же нигде кроме как своего райцентра не бывала. А тут поехать одной. А в Москве. Как она там найдет этот институт, как подступится к нему. Сто вопросов одновременно крутились в ее голове. Вопросы-то крутились, но Люба уже точно знала, что поедет и все там найдет, чего бы ей это не стоило.
- Петр, а у меня денег-то совсем нет. Всем мама у нас заправляет. А есть ли они у нее, я даже не знаю.
- У меня немного есть. Я тебе их дам. Но, думаю, что их не хватит. Надо еще про запас. Кто знает, сколько ты там пробудешь.
Они размышляли, как быть. Все-таки придется все рассказать матери с отцом. Да и по любому надо будет это сделать. Иначе как объяснить свой отъезд. С председателем надо поговорить. Справку взять, что колхозница. Может он чем поможет.
Чтобы не втягивать в эту историю Сергея Николаевича, было решено сказать, что Петру один из бывших сослуживцев посоветовал в Москву поехать в этот институт. И что там, вроде видели, человека, похожего на Алешу. Хотя Люба сильно сомневалась, что председатель поверит этому. Как определить, что тот человек похож на Алексея, если Алеша самой обыкновенной славянской внешности. Мать и отца обмануть было легче. Но вот председателя. Умный он человек. Вряд ли поверит. Придется видно сказать, что вспомнил тот человек свое имя, Алеша. На том и порешили.
Они еще долго обговаривали, как, куда поедет Люба. А она уже так настроилась, что была готова ехать хоть завтра. Но надо было утрясти все организационные вопросы сначала здесь, на месте.
- Ой, Петр, время-то уж сколько. Я ведь ничего не сказала дома, что к тебе зайду. Вот ждут, чай, меня. Да и есть не будут, пока я не приду
Женщина быстро собралась, пошла домой. А ее уж действительно ждали. Мать даже на улицу выходила, высматривала, не идет ли дочка. Иван даже прикрикнул на нее.
- Что ты забегала туда-сюда. Придет, куда она денется. Не дите малое. Вот беспокойная. Сиди, да пряди себе.
А тут и Люба пришла, раскраснелась, запыхалась от быстрой ходьбы.
- Не ругайся, мама. К Петру заходила. Вы, чай не ужинали. Давайте уж есть. А потом мне надо вам кое-что сказать.
У Фроси в голове пронеслось, что такого Люба хочет сказать. Уж не сладили ли они с Петром. Может пока в больнице был, тосковали друг по другу. А тут приехал, да и решили все.
Чтобы родители не обиделись, Люба села за стол вместе с ними. Не стала ничего говорить, что у Петра поела. Поели, Люба убрала со стола.
- Дочка, давай уж не томи, чего сказать-то хочешь - попросила ее Фрося.
Иван тоже посматривал на дочь, но молчал. Не пристало мужику быть таким любопытным.
И Люба все рассказала. Порой путанно, сбиваясь с одного на другое. Главное, что родители ее поняли, что в Москве есть человек, похожий на Алешу, который потерял память, но вспомнил свое имя, Алексей. И ей, Любе, надо ехать в Москву, как можно скорее, пока его не перевели еще куда-нибудь.
Фрося заголосила.
- Любка, сдурела ты что ли совсем. Куда поедешь. Дальше нашего городу нигде не бывала. Да сгинешь там, в этой Москве. Одумайся, чего делать хочешь.
- Цыц, - прикрикнул на жену Иван. - Девке третий десяток идет, а ты ее все под своим подолом держишь. Куда она денется, куда сгинет. Чего запричитала. Правильно, Любка, ты говоришь, что скорее ехать надо. Если это Алексей, так ему каждый день там за год кажется. Ну а уж если не он, так хоть на Москву посмотришь, нам потом расскажешь. Все не зря съездишь.
- Тятинька, так денег у меня нету. Как ехать-то.
- А мы сейчас у матери спросим про деньги. Пусть кубышку свою достает. Давай, мать, раскошеливайся.
Фрося посмотрела на Ивана, потом на Любу. Вот уж поистине оба, как с ума сошли. И никуда ведь от них не денешься. Придется доставать то, что копейка к копеечке берегла. Тут ведь и Любины деньги есть. Трудодней-то в конторе она побольше, чем мать зарабатывала. Да и не денег ей жалко было. Жалко было отпустить свое любимое детище неизвестно куда.
- Сколько денег-то надо - спросила Фрося охрипшим голосом.
- Не знаю я, Петр завтра скажет, посчитает. Он мне обещал дать, сколько у него есть.
- Ты завтра скажи дочка. Спрятаны они у меня не в дому. Завтра по светлу достану деньги-то. Куда теперь денешься. Ехать надо. А не поедешь, так потом всю жизнь себя корить будешь. Пусть уж не думается.
Люба подсела ближе к матери, притянула отца, Все трое обнялись и каждый думал, дай Бог, чтоб съездила не зря, чтоб там Алеша оказался на самом деле
