В субботу приехал Костик. Привез с собой большую сумку. Чистое белье и еда, причем еще теплая. Алена была поражена. Костик, который обычно в задумчивости стоял над емкостью с кипятком – будь то стакан, миска или кастрюлька, не решаясь бросить туда бульонный кубик….
(Однажды он признался Алене, что в школьные годы у него была фобия – он боялся любых опытов по химии, ему казалось, что слитая воедино вроде бы безобидная жидкость из двух пробирок, даст в итоге такой взрыв, что разнесет всю школу).
А тут Костик достает из сумки баночки, завернутые в махровое полотенце, разворачивает и говорит:
- Ешь, пока не остыло.
Алена радовалась тому, что в хосписе ей стало немного легче, уже не так мутит, не хочется биться головой о стенку от боли. Но у всего была оборотная сторона. Если прежде она не плакала, ей даже хотелось, чтобы все скорее закончилось, чтобы не мучиться… То теперь в сердце пробивалось чувство жалости к тем, кто останется без нее. И к мужу прежде всего… Она не знала человека беспомощнее него. Вот честное слово, если бы у нее была подруга, которой она могла бы передать Костика из рук в руки… Насколько легче ей было бы уйти. Алена в очередной раз сцепила зубы.
-Мне надо тебе что-то показать, - сказала она мужу, - Вернее кого-то. Или мне примерещилось, или ты тоже упадешь.
День был выходной, и им удалось беспрепятственно, не столкнувшись ни с кем из медиков, подняться на второй этаж и дойти до той самой палаты. Алена приоткрыла дверь, указала на лежащего мужчину. Глаза у Александра были закрыты – может, он опять спал, а может, просто не хотел никого видеть.
-Узнаешь? – спросила Алена.
-Нет, - на лице Костика читалось недоумение, - Но ты же знаешь, какая у меня плохая память на лица. Мне нужно увидеть человека на том же месте и желательно в той же одежде, чтобы я его узнал.
-Хорошо. Тогда представь себе. Ночь. Грязная белая майка. Шорты… Черная борода…
Глаза у Костика вдруг стали большие-большие. Он без слов смотрел на Алену.
-Брешешь, - сказал он.
Это был еще один шок. Культурный мальчик из хорошей семьи и вдруг площадной жаргон. Алена только вздохнула – мол, рада бы обознаться, но он, точно.
-И что теперь делать? – Костик растерялся совершенно.
-А что я могу сделать? Вызвать полицию, потребовать, чтобы его посадили? Он доживает последние дни. Я не возьму этот грех на душу, чтобы он в камере, без обезболов…Пусть уж уйдет по-человечески. Да и у меня нет уже сил на следователей, суд и всё прочее.
- Понимаешь, - зашептала Алёна и в голосе ее чувствовалась даже горячность, - Когда я его узнала, я ведь испугалась даже, что это он решит от меня избавиться, типа я свидетельница… Что я в опасности. А потом увидела – он ведь не встает почти. Видишь, какой желтый. Говорят, он страшно пил…
- Я его понимаю, - пробормотал Костик.
- Это просто судьба, - Алена погладила мужа по руке, - Может быть, если он меня вспомнит – он попросит у меня прощения. И ему будет легче. Уми-рать ведь тяжело. Наверное…
После этих слов они долго стояли, обнявшись, уткнувшись друг в друга, и не могли разжать объятий.
-Не плачь, - повторяла Алена и гладила мужа по острому , почти детскому плечу, - Пожалуйста, не плачь.
…В тот же день к ней приехала мама. И снова Алена довелось пережить тяжелые минуты. Потому что мама, которая только теперь все узнала – собиралась воевать, сражаться, вытягивать дочь из мо-гилы, поставить всех на уши...И надо было мягко объяснить ей, что невозможно…И что никто не знает – сколько осталось… И что в хоспис Алена попала вовсе не из-за «бессовестного мужа и наг-лой свекрови», которые всю жизнь на ней ездили, а как заболела, так не нужна стала. Алена попросилась сюда сама, потому что ей тут легче. Пока легче. А дальше, как говорила одни женщина, которая торговала на рынке рядом с Аленой «будем посмотреть».
-Я стану приезжать к тебе каждый день, - пообещала мама.
-Даже и не думай. У тебя автобус два раза в день ходит, набитый под завязку… Через неделю ты сляжешь с давлением… Давай будем звонить друг другу, - убеждала Алена. Опять быть сильной приходилось именно ей, - Мамочка, и помни, что бы ни случилось, ты все должна пережить. У тебя есть Лиля… Если с тобой что-то случится, Лиля по настоящему осиротеет. С отцом у нее нет той близости…
Нет, не удалось Алена достичь своего – убедить маму смириться с неизбежным. Уходила мама, пошатываясь и плача так, как будто возвращалась с похорон… Всхлипывая и застанывая свое горе. Аж санитарка ей вслед прикрикнула:
-Сдерживалась бы ты хоть маленько! Дочке-то твоей тут тяжелее…
Так ждала Алена субботы, а вышло, что после этого дня она окончательно обессилела. Ранний декабрьский вечер и темнота за окном, молочная каша, жидкий, чуть теплый чай… Долгожданный укол – после которого, Алена знала – голова несколько часов точно болеть не будет. И соседка, любительница бесконечного телешоу «кто от кого родил».
Алена пошла в душ. Хотелось долго стоять под теплой-теплой водой. Потом надеть свитер, который привез Костик. Из окна все-таки безбожно дует…Нужно попросить мужа, чтобы в следующий раз захватил еще и беруши, а то звуки телевизора ввинчиваются прямо в мозг.
Удобства тут были не в палате, а в конце коридора. Алена открыла дверь на лестничную клетку и замерла. Прямо на ступеньках сидел тот самый человек, которого она еще не могла даже про себя называть по имени, хотя знала уже, что его зовут Александром. Для нее он был именно «тот самый». Уже много лет. Тот самый из страшных снов
Он сидел, уронив голову на руки, видимо, одолевая приступ боли. Лица его Алена не видела. Только татуировку на руке.
-Что вы тут делаете? – спросила Алена.
Ей понадобились силы, чтобы обратиться к нему.
-Хотел покурить, - откликнулся он глуховатым безжизненным голосом, - Мне говорили, что тут нельзя. Нигде нельзя, а то…
-А то что, - в усмешке Алены была невольная горечь, - Чем тут нас еще можно напугать? Что они нам могут сделать?
Она заметила, что Александр держит открытую пачку сигарет. Подошла, вытянула одну. Он «на автомате» щелкнул зажигалкой. Алена закурила.
По большому счету – это была ее вторая сигарета в жизни. Первую она выкурила вместе с подругой, у той в комнате. Было это давным-давно, обе еще учились в школе… Конечно, проба была совершенно нелегальной. Хотя Анька за эти годы и пристрастилась, и теперь редко выпускает сигарету из рук… Но сейчас Алена в отличие от того, давнишнего эксперимента даже не закашлялась. Ей нужно было хоть немножко покоя, моральной передышки, и она не знала, откуда взять силы…
Курили они молча.
-Вам что, тут не помогли? – спросила Алена.
Александр только рукой махнул. Как же хорошо она знала этот жест – прямо по сердцу резануло. Жест, который мог значить только одно – скорее бы уж…
- И Дом на отмели вам не помог? – напрямик спросила она.
Он взглянул ей прямо в глаза. Почему она думала, что у ма-ньяков глаза должны быть особенные? Неужели надеялась, что они красные, как у вампиров в кино. Дурочка, да и только.
Карие глаза у него были. И сколько же в них читалось страдания.
-Наина вам рассказала, да? – спросил он, - Он мне помог этот дом, он сделал то, что я хотел… Только зачем я оттуда ушел? Пусть я бы стал его добычей, вместе с этими….Я сейчас сам не знаю, на кой ч-ерт я вырвался? Инстинкт самосохранения, что ли…
- А что вы делали до того, как попасть сюда? – спросила Алена. Теперь она сидела рядом с ним на ступеньках. Подумать только – кто бы еще несколько дней назад сказал ей, что с «тем самым» человеком она будет сидеть плечом к плечу, и огоньки их сигарет будут мерцать рядом.
- Я? – он приподнял густые брови, точно удивляясь тому, что у него было прошлое, а потом припомнив – да, действительно, было, - Я сидел в том самом доме возле городской площади, где балкон с цветными витражами, и парикмахерская на первом этаже. А у меня там же, сбоку, была каморка. Моя мастерская. Я был часовых дел мастеров. Часовщиком… Мне приносили сломанные часы, и я их чинил. Сейчас немногие берегут сломанные часы и хотят дать им новую жизнь. Проще купить новые. Кто-то не забирал свои заказы, а кто-то дарил мне часы, найденные в доме, где-нибудь на чердаке…В моей мастерской все стены были в них… С маятниками, с кукушками, с боем и с перезвоном…. Кажется, что повелеваешь временем, и стоит раскрутить назад стрелки… не вперед, а назад… еще и еще назад – до того часа, когда все живы.
- Наина сказала еще, что вы лежали в психу-шке, - безжалостно продолжала Алена, с каждой минутой ее страх куда-то исчезал, - Это правда, да*
Он беспомощно пожал плечами:
- Я многого не помню. Целые куски жизни точно исчезли… растаяли. Какие-то клочья облаков, обрывки. И да, я лежал. Меня туда отвезли друзья. Тогда у меня оставались друзья. Еще те, с которыми я когда-то воевал.
Помолчали немного.
-А ты что тут делаешь? – спросил он, внезапно переходя на это «ты». Действительно, она была гораздо младше его, - Ты еще такая молодая…
Алена пожала плечами:
-Что делаю? То же, что и все тут. Поми-раю…Наина сказала – поговорить с вами про этот дом, я и подошла.
Она, наконец, затушила сигарету.
- Ерунда все это, я понимаю…
-Нет, - вдруг сказал он, - Это не ерунда. Хочешь, я тебя туда отведу?
-Зачем? – спросила она.
- Если ты точно знаешь, что иначе не помочь. А мне так будет лучше, - он задумался, и еще раз повторил с глубокой убежденностью, - Я должен был там остаться еще тогда. А я вышел… совершенно безумным… и много чего тогда натворил.
Окончание следует
