"Торговала круглый год на рынке, содержала непутевого мужа и больную свекровь. А когда семья узнала о ее неизлечимой болезни, сдали в хоспис и тогда..."
Алена думала: должно же быть в жизни хоть что-то по справедливости? Не на том свете, не за чертой, а вот прямо здесь? После всего, что она пережила…Судьба могла бы вознаградить ее хоть немного...
Например, деньги. Почему бы судьбе не подкинуть ей немного денег? Не на роскошь — ладно уж, Бог с ней…Пусть она никогда не увидит своими глазами — что там скрывается, за таинственным словом «заграница». Пусть все покупки будут – из дешёвых магазинчиков по соседству. Но избежать жизни впроголодь, страха при взгляде на квитанции ЖКХ, и топтания у прилавков аптек – а какие у вас есть аналоги этих лекарств, чтобы подешевле? Вот это всё....
Пока такой расклад их маленькой семье не грозит. Но это только за счет Алёны. Она волочет на себе всех – и Костика, и свекровь Марию Захаровну.
Алёна уже не задумывается о том – любит ли их, они перешли в разряд, как говорят. «глубоких родственников». И Алёна не мыслит жизни без Костика, как, например, без левой руки, потому что «правой рукой» муж, безусловно, не является.
Алене кажется, что шея и плечи у нее постоянно болят именно из-за того, что она много на себя взвалила. Когда-то она прочитала подобную мысль то ли у психолога, то ли просто у блогера, но безоговорочно поверила ей.
Очевидно во всём этом только одно – конца краю пути с этой ношей на плечах не предвидится. Разве, что Мария Захаровна уйдёт на тот свет. Но Алёна даже думать об этом боится. Слишком мало у неё родных людей, чтобы ими разбрасываться. Так что проще с утра, когда крю-чит от боли, заки-нуться какими-нибудь таблетками.
Но жизнь без маленьких радостей - всё равно, что выживание без глотков свежего воздуха. Душно, и понимаешь, что долго так не протянешь. Сойти с ума Алёне нельзя —не на кого оставить Костика и свекровь. Погрузиться в нирвану анти-де-прес-сантов тоже никак невозможно. Надо пахать. А значит - выкручиваться, чтобы перехватить чего-то хорошего у жизни.
Аленина радость начинается вместе с рассветом. Ещё не нужно никого кормить, и лекарства свекрови пить рано. Можно час или полтора пожить в детстве, побыть беззаботной, как девчонка. Алена одевается по погоде, но, начиная с мая, под одеждой у нее неизменно – купальник.
Она бежит к морю. Именно бежит, потому что если идти прогулочным шагом, то: а) потеряешь больше времени, а ей на работу, б) непременно кто-то привяжется — куда это девушка направляется одна - в такую плохую погоду? Нельзя ли к вам присоединиться? А вы местная – может, знаете тут какие-то красивые места? Не найдется ли мелочи на опохмелиться, то есть на хлеб — выберете варианты. Алена предпочитает, чтобы ее принимали за одну из тех крейза-нут-ых бегуний, к которым лучше не приставать: в борьбе за здоровый образ жизни — они всё снесут на своем пути.
Конечно, первая на пути - набережная, и «официальный» пляж…Алену он не интересует. Глубина тут нарастает быстро, но рядом в море впадает речка, которая течет через весь посёлок, и лучше даже не задумываться, что в нее сбрасывают. Да и море в районе пляжа «пустое», на дне-- один песок. Лишь покачиваются на волнах красные буйки.
Ещё нет спасателей, нет и торговцев. Алёна покачивает головой, вспоминая попугаев. Немножко позже, когда подтянется народ, тут появится сво..ло… хороший человек Рафик с двумя попугаями ара. Сядет на лавочке в тени, а несчастных птиц, прикованных к жердочке, оставит на весь день под палящим солнцем. В самом центре набережной, чтобы туристы не могли их обогнуть, чтобы дети уговорили родителей «сфотографироваться с попугайчиком».
Алена представляет, что на родине ара живут в тропических, но всё же лесах, укрываются под широкими листьями от немилосердных лучей.
У Алены никогда не хватит денег, чтобы выкупить попугаев, но она уже пообещала свернуть Рафику шею, если тот не перенесет бедолаг в условный южный тенек. И что-то было в ее взгляде такое… Короче, всё равно нужно завернуть сюда как-нибудь днем – проверить, прислушался ли этот, в общем-то трусливый тип к ее угрозе.
Набережная с ее гостиницами, кафе и торговыми палатками, заканчивается. Впереди турбаза со своим пляжем, потом домик рыбаков – их лодки и сети, а дальше, за скалой- начинается дикий пляж. Но народ сюда ходить не любит – сплошные камни, большие, с острыми краями…И водоросли в море растут густо – не зайдешь в воду толком, ноги скользят как по намыленному полу.
Сюда ходят ребята из художественной школы – рассаживаются на валунах как воробушки… все с альбомчиками. Но эти дети приходят днем, а Алёна – на рассвете.
Спортивный костюм слетает с нее точно сам собой. И несколько мгновений Алена стоит, впитывая всей кожей – свежий воздух, первый солнечный свет… Потягивается, и разве что не постанывает от наслаждения. Надевает маску. А потом бежит в море, точно бросается ему в объятия. Ей надо миновать довольно обширную отмель, но она приноровилась — и не скользит.
Наконец, Алена исчезает. Вот только что была ее тоненькая фигурка вдали – и нет. Глубина здесь не такая уж большая, просто обрыв – и сразу метров двадцать пять. Если бы с маской и трубкой скользить по поверхности - внизу расстилался бы лишь голубой туман.
Но как Алена спешила навстречу морю, так теперь она спешит в глубину. Она понятия не имеет о такой штуке, как фридайвинг, и, скорее всего, у нее нет к нему особого таланта - она остается под водой разве что чуть дольше, чем обычный человек. Но здесь – ее мир, мир, где она обретает удивительное спокойствие.
Тут можно встретить рыб, медуз, крабов…. Можно положить на ладонь рапана…Здесь издали видишь того, кто к тебе подплывает, а чаще – учитывая, что здешние обитатели мелкие – Того, кто удирает от тебя.
Здесь нет мужчин двухметрового роста, пахнущих потом…мужчин с безумными глазами, и но-жом с руках…. Для Алены подводный мир — это голубая планета, где подобных хищников не бывает, где они невозможны…
Наверное, в свое время ей нужно было бы всё это проговорить с психологом, «довспоминаться до самого дна», в сотый, и в тысячный раз, с мельчайшими подробностями. Пока тот чёрный колодец, в который не превратилась ее память, не опустеет, пока не развеется морок… Но кто предлагал ей тогда психолога?
А ведь всё случилось почти здесь…Над той турбазой, что выходит на берег, есть еще одна. Она повыше - на склоне горы, в лесу…Вернее, даже не турбаза, бывший лагерь, ныне заброшенный… И черт их потянул тогда, на эту… нет, не готику, какая там готика…. Их потянуло «в атмосферное место». Сидеть всю ночь у костра, рассказывать друг другу страшилки, а если к рассвету захочется спать, то в незапертых корпусах сохранились даже кровати… Хотя спать никто не собирался….
Но из их пятерки – трое парнишек и две девчонки… четверо уснули навсегда…
И даже если бы их было больше…просто стало бы больше и жертв.
Алёна усаживается на вершину подводной скалы...Эффектное зрелище получается, если глядеть с берега. Девушка-русалка. Голова её и плечи – над водой, все остальное – в море. Сегодня нет волнения, и можно сидеть сколько угодно. Хотя времени у Алёны остается мало. Перевести дух, еще раз нырнуть – и домой.
Она снова погружается в воду. Еще одна вспышка памяти…
Алёна бежит по лесу, и вдруг видит юношу, примерно своего ровесника. Ему тоже лет семнадцать-восемнадцать…И хотя она тогда мало что соображала от ужаса, все-таки успела удивиться – откуда он здесь, на рассвете, в лесу, этот ботаник в очках с черной оправой?
А он сделал ей знак – мол, сюда…. Хотя ясно было, что защитить ее он не сможет. Куда-там! Если даже Артем, который был спортсменом…Да этот киборг его даже не счел противником…Нани-зал на тот длинный серебристый кли-нок, и бросился дальше – за Валеркой….
Но этот странный мальчик настойчиво и даже раздраженно манил ее рукой, а как только она, задыхаясь приблизилась, схватил за кисть и потащил куда-то…Алена знала, что тут рядом— развалины древней крепости, местная достопримечательность. Впрочем, какие там развалины…Не каждый, даже сведущий понял бы, что здесь что-то было. Сохранилось лишь небольшое возвышение – остатки крепостной стены, и густо тут рос подлесок. И вот парнишка увлек ее в какую-то довольно глубокую выемку. Обнажились корни дуба, осыпалась земля, и кое-как там можно было укрыться.
По тому, что мальчик этот прижал палец к губам, Алена поняла – ему ничего не надо объяснять. Он знает, что там, в лесу, сейчас мечется дикий зверь. Может, у него приступ безумия, а может он сбежал из тех мест, где подобных ему держат за толстыми железными дверьми, хорошо, если не на цепи…
Но это там, где есть люди, можно с ним справиться… Навалиться… использовать что угодно…. Сеть… наручники…да хоть серебряные пули… А здесь, где только Алёна с этим мальчиком живы – нет иного спасения, как затаиться и не дышать…
Позже, гораздо позже, когда Алена смотрела «Властелина Колец» и дело дошло до сцены, где хоббиты прячутся от назгулов… Алёну скрутило, она выбежала из комнаты в уборную, и обнималась с «бел-ым другом» так долго, что родные хотели вызывать скорую…Но вот этот обрывчик, и корни дерева… и когда стараешься не дышать…а рядом огромные копыта коня, и сам Ужас, воплощенный Ужас под черным плащом…Сама Тьма под капюшоном.
И они с мальчиком тоже слышали тяжелые шаги, это существо остановилось почти возле них, чуть выше — на развалинах стены, И теперь осматривалось, пытаясь в рассветных сумерках разглядеть ее… последнюю...живую, единственную, кто сбежал от него.
Мальчик тогда передвинулся, закрывая ее собой, и Алена ткнулась в его худенькое плечо…
А вы спрашиваете, почему она никогда… никогда… не расстанется с Костиком? Потому что та минута, когда он заслонил ее…стоит дороже тысячи клятв и обетов.
…Мань-яка так и не нашли…
**
На берегу уже появляются первые отдыхающие. Редкий случай, даже сюда, на дикий пляж, забрёл…нет, не дама с собачкой…дядька с собачкой…Крошечная чихуахуа лает на море, подозревая в нем врага. Конечно, для чихуи – каждая волна – это цунами.
Дядька, которому некуда спешить, с любопытством осматривает Алену и готов забросать ее обычными для курортников вопросами – тепленькая ли водичка? Глубоко ли тут? А что вон там дальше по берегу? А говорят, что там…
Алена одевается почти так же быстро, как и раздевалась. Ей некогда болтать, назад впору бежать уже не трусцой. Приготовить всем завтрак, дать лекарства свекрови, оставить для нее на столике все необходимое. Мария Захаровна – молодец. Врачи не думали, что она оправится после инсульта. Говорили – если есть еще близкие – вызывайте попрощаться… Но свекровь потихонечку, потихонечку восстанавливается. Правая рука еще очень слабая… Алена купила специальный тренажер для кисти. И кажется, дело пошло. Скоро свекровь худо-бедно сможет держать ложку.
Алёна спешит назад другой дорогой – по главной улице поселка, местному Арбату. Раз другой в месяц она позволяет себе прийти сюда вечером, посидеть вон в том маленьком…нет, даже кафе не назовешь. Просто возле торгового ларька – стоит пара столиков под навесом. Хозяйка вынесет ей ачму, стаканчик вина… И Алена тоже ощутит себя причастной к тому ежевечернему празднику, к той феерии, которая развертывается тут для приезжих. Хозяйку Мадину Алена хорошо знает – она одна растит дочь. В этом году девочка на каникулах поможет матери торговать.
Иногда так хочется побыть «с другой стороны» прилавка… Если у нее есть минутка, Мадина подсаживается к Алене за столик, они чокаются пластиковыми стаканчиками и говорят: «Дзынь». Все нормально, живем и боремся дальше.
…Дома Костик уже сидит за ноутом. Для него часто мешаются день и ночь. В самые глухие часы он может работать, а потом заснет в одиннадцать утра и проспит до заката.
Костик пишет книги. Что-то в жанре ужаса и постапокалипсиса. Алена не может их читать – рваные, обрывистые мысли... непривычные, не выговариваемые имена. И всё так мрачно, без намека на просветление. Костик и тогда, в ту ночь, попер-ся в лес именно потому, что хотел увидеть этот заброшенный лагерь в лунном свете. Он услышал голоса, потом — крики, увидел огромную тень, а потом заметил Алёну. Может быть, в своих книгах ужасов он привык выживать, он загонял себя там в самые лютые тупики вместе со своими героями, поэтому и заметил ту «пещеру» под завесой корней.
Алена пыталась читать книги Костика, и не могла, но хвалила их — всегда. Она знала, Костик не сомневался в том, что его рукой водит кто-то свыше, что тексты — это какая-то магия, и вмешиваться в них, что-то править — нельзя. Отказы из издательств он воспринимал очень болезненно. Замыкался на несколько дней, уходил на берег моря, как и Алёна – туда, где никого не было. Подолгу сидел там в одиночестве.
Он положил себе какой-то срок, Алена знала об этом, вот только ей не было известно – какой. Срок, чтобы его начали печатать. Нет, он не ждал денег, славы, всего того, что обычно связывают с признанием. Он ждал, что его будут узнавать, что его имя будут произносить с уважением…Это было подобно извечному вопросу алкоголика: «Ты меня уважаешь?»
Тщедушный, совершенно не приспособленный к жизни Костик, который даже в очках не отличал рис от гречки, который думал, что макароны надо промывать в холодной воде, перед тем, бросить их в кипяток (рис же, кажется – промывают?) Костик, который знал, наверное, больше, чем написано в Википедии… Костик, взглянув на которого, соседка говорила Алёне: «Бедная ты, бедная….»
Алёна варит молочную кашу для свекрови, наливает ей сок…Покормить – это самое долгое дело. Спешить нельзя, чтобы свекровь не поперхнулась, не подавилась.. Костику сделать – бутерброды с вареной колбасой. Он может есть их всегда в любое время дня и ночи, и даже не заметит отсутствие другой еды, ему и так будет прекрасно…Кофе заварить ему покрепче, со сгущенкой.
— Обед в холодильнике, — напоминает Алёна мужу, — Маме лекарства дашь ровно в двенадцать, а следующий раз уже я, когда приду…
Она всматривается в затылок Костика, ожидает, что тот кивнет. Если не кивнул — значит не слышал. Алена меняет позицию, становится перед Костиком так, чтобы он ее видел, и повторяет.
Все. Задание дадено. Теперь Алене нужно рысью бежать на работу. На городской рынок.
Продолжение следует