Глава 83
По дороге в кабинет, где мне предстоит оформлять никому не нужные отчёты (всегда откладываю это дело напоследок, поскольку не вижу в нём смысла, а одну обязанность), меня останавливает наша дива. Изабелла Арнольдовна, увидев меня, приветственно делает рукой, предлагая посетить её пенаты. Сегодня ей предстоит вернуться домой, так что надо попрощаться. Такие уникальные личности, как Копельсон-Дворжецкая, встречаются всё реже, и тем интереснее в их обществе.
– Добрый день, Изабелла Арнольдовна, как ваше здоровье?
– Как сказал однажды в анекдоте старый еврей Рабинович – «Не дождётесь», – с улыбкой отвечает Народная артистка. Но тут же меняет милость на гнев и показывает властной рукой. – Присаживайтесь, милочка.
У меня холодок пробегает по загривку. Неужели старухе у нас не понравилось? Кто-то был бестактен, груб или непрофессионален? Уже мысленно собираюсь этого человека подвергнуть клизме с перцем. Сажусь на табурет. Я вся внимание.
– До меня тут дошли слухи, что в вашем заведении творится чёрт знает что.
Поднимаю брови. Всё-таки мои предположения справедливы? Кроме перцовой клизмы будет ещё и тренировка по установке ректальных катетеров в морге. Кто бы ни был виновник.
– Простите, Изабелла Арнольдовна, но что вы имеете в виду?
Старуха фыркает, всплёскивая сухонькими руками.
– Милочка, прекратите строить из себя святую невинность! А то вы не знаете!
– Нет, не знаю, – я не люблю игру «Угадайка», и меня этот разговор начинает серьёзно нервировать. Какой бы ни была уважаемой Копельсон-Дворжецкая, но соваться в дела клиники – это, мягко говоря, не её уровень. Кефир, клистир и тёплый сортир – вот что должно её беспокоить, чтобы запор не повторился. Конечно же, всё это я ей не скажу, меня с детства учили уважать старость.
– Ну хорошо, – сдаётся Изабелла Арнольдовна. – Мне сообщили, что в комитете по здравоохранению недавно было совещание. На нём решался вопрос открытия в этой клинике детского кардиологического отделения. И этот недостойный тип, ваш главный врач Гранин, выступил категорически против, заявив о некоей оптимизации. Было такое?
Я молча киваю.
– Так вот, голубушка, – строго говорит Народная артистка СССР. – Эта ситуация ни к чёрту не годится! Простите мой mauvais ton, но этот Гранин, он что, совсем toqué?
– Извините, я в школе английский учила.
– Псих! Вот кто! – сводит Изабелла Арнольдовна тонкие брови. – И мне сказали, что этим отделением должны были командовать вы!
– Насчёт душевного состояния главврача давать оценок не имею права, к тому же я не специализируюсь на психиатрии. В остальном да, верно.
– И что вы? Просто так согласились с этим вопиющим безобразием?! – возмущается старуха. От напряжения на её худой шее вздуваются сосуды, и мне очень не хочется, чтобы её хватил инфаркт.
– Успокойтесь, Изабелла Арнольдовна, – прошу её. – Я не люблю безобразий. Но есть вещи, с которыми приходится мириться. Ведь не всё зависит от меня одной. Экономическая ситуация в здравоохранении…
– Да перестаньте вы повторять эту чушь! – бушует Копельсон-Дворжецкая. – В моё время не было никаких оптимизаций! Мы пережили войну, страшную разруху, вся страна трудилась, и больницы и поликлиники строили, а не закрывали! Я много лет живу с ощущением, что мы с кем-то упорно воюем опять, но победить не можем!
– Хотите, я вам сделаю успокоительный укол? – спрашиваю старуху, когда она сдерживает свой обличающий порыв.
– Не надо, – гордо отвечает она. Потом приближается ко мне и шепчет доверительно. – Эллина, я могу решить этот вопрос одним телефонным звонком. Хотите?
– Не нужно, Изабелла Арнольдовна, – улыбаюсь ей. – Оптимизация идёт согласно решению министерства…
– Да плевала я на это ваше министерство! – вспыхивает Народная артистка СССР. – Я могу позвонить тем, перед кем все министры на цыпочках ходят. Последний шанс. Пока я добрая. Позвоню, и завтра у вас будет и своё отделение, и должность заместителя главного врача. Или, может, вы хотите возглавить клинику?
Я несколько секунд обдумываю это крайне заманчивое предложение. Но понимаю: так нельзя. В отличие от Гранина и остальных махровых бюрократов, не буду пользоваться их же подлыми методами. Поэтому поправляю волосы и отвечаю, глядя прямо в лицо Изабелле Арнольдовне.
– Нет, я прошу вас так не делать. Всё должно… – я хочу сказать «быть по справедливости», но понимаю, что поступок Гранина к этому не относится. Приходит на ум иное. – Мне говорили в детстве: делай, что должно, и будь, что будет. Я продолжаю заниматься своими обязанностями, и, судя по вашим показателям, делаю всё верно.
Старуха молчит, щурит глаза, потом берёт меня за руку. Попутно смотрит, ношу ли я подаренное ей кольцо (к стыду своему признаюсь: обожаю его с первой минуты и не снимала) и говорит:
– Я в вас не ошибалась, Эллина. Ну всё. А теперь ступайте. Мне надо переодеться.
– До свидания, Изабелла Арнольдовна, – говорю ей на прощание и выхожу. Обернувшись у двери, вижу, как старуха грустно смотрит в окно и что-то шепчет. Мне отчего-то кажется, что это слова молитвы.
Возвращаюсь в кабинет. Бумаги, бумаги, но проходит всего минут сорок, и меня опять вызывают:
– Эллина Родионовна, готовы анализы Рахимовой.
Спешу в палату и, к своему удивлению, обнаруживаю заведующего хирургическим отделением Заславского с целым выводком молоденьких ординаторов. Они окружили его на три четверти и ловят каждое слово с блокнотами в руках.!
Роман "ПОДЖИГАТЕЛЬ" – рекомендую к прочтению! Бесплатно!
– Добрый день, Эллина Родионовна, – Валерьян Эдуардович при посторонних подчёркнуто официален. – Говорят, вы в случае с данной пациенткой нашли хирургическую патологию? – спрашивает чуть насмешливо. «Выпендривается перед молодёжью», – догадываюсь я.
– Да, заподозрила.
– Тупая разлитая боль. При пальпации болезненности почти нет, – рассуждает Заславский вслух, рассматривая рентгеновский снимок. – На снимке застой в нижних долях обоих лёгких. При аускультации влажные хрипы. По-вашему, это хирургическая больная? – он обращается к одному из ординаторов.
Тот с полным достоинства видом (возомнил себя настоящим профи) отвечает:
– Нет, здесь застойная сердечная недостаточность.
– Да, но меня встревожил анализ крови, – отвечаю я, показываю результат.
Зиля Тимуровна переводит встревоженный взгляд туда-сюда (мы стоим по обе стороны её койки) и приговаривает:
– Ой, Алла. Ой, Алла…
– Мерцательная аритмия в анамнезе? – удивляется Заславский.
Полина наклоняется к пациентке и говорит:
– Барысы да яхшы булыр дип борчылмагыз.
Рахимова вскидывает на неё удивлённый взгляд:
– Сез татармы?
– Минем әнием татар, мин Казанда яшәдем, – улыбается Полина.
Я поднимаю брови, глядя на неё. Медсестра тут же переводит:
– Сказала, что всё будет хорошо. Она спросила, татарка ли я. Ответила, что у меня мама из Казани, я там жила.
Киваю. Найти правильный подход к больному – это уже большой шаг на пути к излечению. Это и по Зиле Тимуровне заметно: лицо её перестаёт быть крайне тревожным.
– Чем питается пациентка? – прерывает Заславский наш диалог и рассуждает, не дожидаясь ответа. – Полагаю, что у неё случился приступ, или она переела солёного. Этим объясняется сердечная недостаточность, которая дала хрипы и затемнение на снимке. Разлитая боль в животе, видимо, результат застойного явления в печени сердечного происхождения.
Ординаторы, не сводя глаз со своего кумира, кивают китайскими болванчиками.
– Другими словами, дети мои, – продолжает Валерьян Эдуардович, словно лекцию ведёт, – диагноз: сердечная недостаточность вследствие мерцательной аритмии. Вы не согласны, доктор Печерская? – и протягивает мне карточку больной с видом Цезаря, победившего Помпея.
– Да… наверное, вы правы, – отвечаю, поскольку не хочу портить триумф коллеги.
Но не проходит и пары часов, как меня снова вызывают в эту палату.
– Как её дела? – спрашиваю у Полины.
– Одышка усилилась, – отвечает она.
– А боли?
– Болит, – грустно отвечает Зиля Тимуровна.
– И сильно, – подтверждает девушка примерно моего возраста, сидящая рядом.
– Здравствуйте, кто вы? – спрашиваю её.
– Дочь, Асель. Если мама говорит больно, значит, ей ужасно больно. Она очень терпеливая.
– Ладно, посмотрим, – но стоит мне положить руки на живот пациентки, как та вскрикивает. – Так… общий анализ крови повторить и взять кровь на газы.
– Снова вызвать доктора Заславского? – интересуется медсестра.
– Нет, не надо, – отвечаю я. – Лучше вызови ко мне доктора Барченкову.
Она приходит буквально через десять минут.
– Добрый день, Элли. Что дало вам повод вызвать меня? С малышкой вашей всё хорошо?
– Добрый. Да, спасибо, тут дело другое. Женщина, 46 лет, – и рассказываю всё, что удалось выяснить.
– Всё логично. В чём проблема? – спрашивает Людмила Владимировна.
– Я думаю, доктор Заславский ошибся.
– Вызовите его, срочно, – просит Барченкова медсестру. – Эллина, у вас другая версия?
– Боль в животе усилилась. Одышка 39, развился ацидоз. Пациентка поступила обезвоженная, так откуда жидкость в лёгких? И боль трудно объяснить сердечным застоем. Многое не сходится.
– Что вы подозреваете?
– Думаю, при мерцании предсердия резко возрастает риск тромбообразования, и что у неё тромбоз сосудов брыжейки.
– Что здесь происходит? – возмущённо интересуется Заславский. Его «птенцы» топают следом, как привязанные.
– Доктор Печерская считает, что вы ошиблись в диагнозе, – отвечает Барченкова.
– Что?
Я повторяю всё, что сказала Людмиле Владимировне.
– Теперь мне кажется, у пациентки ишемия тонкого кишечника вследствие эмболии брыжеечной артерии.
– Логично, не так ли? – спрашивает Барченкова.
– Чёрт, – бухтит Заславский, пересматривая карточку. – Быстро физраствор 200 мл в час, закажите операционную, везём наверх.
– В чём дело? – не выдерживает дочь пациентки.
– Вашей маме показана срочная операция, – отвечаю я. – Не волнуйтесь, она поправится.
Выходим из палаты.
– Валерьян Эдуардович, я бы хотела ассистировать.
– Зачем? Сами будете оперировать.
– Эмболэктомию?
– Да-да. Похоже, сегодня вы тут единственная, кто понимает в медицине, – ворчит коллега.
Спустя какое-то время, уставшая, но довольная, возвращаюсь к себе. Зилю Тимуровну удачно прооперировали, она идёт на поправку. Навожу порядок на рабочем столе, потом переодеваюсь. Пора домой. Иду мимо регистратуры, и неожиданно меня окликает мужской голос.
– Элли?
Оборачиваюсь и вижу стильно одетого молодого мужчину. Карие глаза смотрят на меня дружелюбно, он улыбается.
– Ты меня не узнала? – спрашивает, видя моё замешательство.
– Борис?..
– Здравствуй. Да, это я.
