Зина вернулась из города с двумя крошечными младенцами. Они были такими маленькими, что Арман и Инкара даже боялись на них смотреть. Они были чуть больше ладони Армана.
Зина чувствовала себя плохо. Марийка кормила её с ложечки, а та только поочерёдно давала детям грудь. Сама даже ходила с трудом. Три раза в день Инкара давала Зине козье молоко.
Молодая казашка и сама уже должна была рожать через три месяца. Насмотрелась она на страдания Гришиной жены и стала бояться. Арман обещал к этому времени вызвать мать жены, но та не захотела ехать к дочери так далеко.
"По дороге с ветром" 96 / 95 / 1
Почти вся забота о хозяйстве была на Иоганне. Как ему нравилось это всё! Он брался за любое дело с такой радостью, что хозяин дома удивлялся.
— Слушай, — говорил он, — я родился в степи, я вырос в степи, я сроднился с нею, а не люблю её так, как ты, Гена!
Иоганн отвечал ему:
— Господи, Арман, ты не знаешь, как хорошо, когда вокруг никого нет, когда не стреляют, когда не лгут… Как хорошо здесь! И если ты позволишь остаться у тебя, я не стану даже пытаться уехать в город. Мне хо-ро-шо… Мне впервые в жизни хорошо так, что даже стыдно перед Богом. Ведь это мы тут сытые, счастливые. А Гриша… А он неизвестно где.
— А Гриша известно где, — прошептал Арман. — Никому не говори. Рано ещё. Только скажешь бабам, хвосты свои распушат, растреплют степным сусликам, а те по людям понесут.
Э-э-э, тогда тут и не найти крайнего. Жив Гриша. Трудно ему, но он находится в полном ведении о вашей судьбе. Гриша — золотой человек! Ему надо памятник поставить при жизни. Всё, дальше не пытай.
Иоганн кивнул, поставил перед губами крестик, мол, он молчать будет.
Арман кивнул.
Пока взрослые были заняты Зиной и новорожденными, Амир и Варя пропадали в степи.
В одну из весенних ночёвок в степи юноша признался Варе в любви. Та ответила взаимностью.
Договорились во что бы то ни стало быть вместе всегда, даже спланировали побег на случай, если их не поймут.
Варя обещала Амиру стать мусульманкой.
***
Весть о смерти Сталина Арман нёс домой, отпросившись с работы по причине сильного недомогания.
В городе свирепствовала кишечная инфекция, сильно подкосившая жителей.
Казах притворился, что болен, сымитировал обморок. От него открестились и велели не выходить на работу, пока не выздоровеет.
Арман этому был рад.
— Всё, — произнёс он, — заходя в дом.
Каждый подумал о своём, но только не о смерти Сталина.
— Нет его больше… — Арман тяжело вздыхал, надувал губы и даже иногда как будто смахивал слезу.
Зина рыдала, подумав, что речь о Грише.
Марийка прижималась к Иоганну, боясь услышать подтверждение своим предположениям.
— Товарищ Сталин… Ушёл… — Арман решил больше не мучить женщин.
Зина замолкла тотчас.
Марийка почувствовала, как тяжёлый груз упал с сердца.
Иоганн опустил голову и произнёс:
— Помянуть надобно. За все заслуги.
— Заслуги? — начала возмущаться Марийка. — Да я жизни не видела с семнадцатого года…
— Замолчи, женщина, — тихо произнёс Арман. — Помянем! Гена верно говорит. И посидим в тишине.
Инкара накрыла на стол.
Сидели молча. Изредка плакали новорожденные сыновья Зины.
Марийка всё же хотела обсудить бедственное положение Зины, её страдания и одиночество.
Но Иоганн не давал. Он сжимал руку жены и шептал ей на ухо:
— Родная моя, не время сейчас. Человека не стало. Большого человека не стало. Потом разберёмся в вине каждого.
А Марийку как прорвало. Она обвиняла власть в смерти родителей, в своей трудной жизни. Иоганн краснел. Ему было стыдно перед Амиром и Инкарой за резкие высказывания жены.
— Пойдёмте спать, — скомандовал Арман, — утро вечера мудренее.
— Зря ты так разошлась, Маша, — сказал ей Иоганн, когда уже лежали в кровати. — Неизвестно, что будет дальше. И пока здесь мы под защитой, надо благодарить человека, приютившего нас, а не гневить его. Ты назад ничего не вернёшь. А быть счастливыми сейчас мы очень можем. Разве здесь тебе плохо?
— Мне хорошо, где есть ты… Но плохо, что Гриши нет рядом. За него болит сердце.
— Всё будет хорошо с Гришей, верь мне, — успокаивал жену немец.
***
Прошло три месяца.
Арман по-прежнему пропадал в городе. Он был так занят работой на станции, что пропустил рождение сына. Инкара родила сама, когда пошла доить коз. Домой почти приползла, крепко прижимая к себе новорожденного.
Утром Арман отвёз её в больницу, очень боялся за здоровье жены и сына.
Мальчика назвали Айбеком, в честь деда Армана.
Теперь дом был наполнен криками маленьких детей. Пахло грудным молоком и продуктами жизнедеятельности.
Зина стала чувствовать себя лучше и даже помогала Инкаре.
Как-то за столом Иоганн сказал, что пора и Марийке подумать о детях.
Она посмотрела на него строго, и в шутку сказала, что пора ему подумать о внуках.
Варя при этом опустила голову.
Марийка всё поняла и чуть было не выронила кружку с чаем.
— Не тревожься, мать, — поспешил успокоить её Арман. — Я всё знаю. Могу поручиться за своего сына. Могу отдать за него сердце. Он никогда не обидит твою дочь.
Иоганн поднялся на ноги, подошёл к Амиру, тот тоже встал.
Юноша и немец упёрлись лбами. Долго так стояли. Потом Иоганн сказал:
— Обидишь — тебе не жить!
— Не обижу! Мы даже имя придумали Варе, она будет Зауре! Она такая же сияющая как звезда.
Марийку еле успокоили. Она кричала. Кажется, столько бранных слов никто никогда не слышал.
Иоганн еле успокоил жену. Она дрожала в его объятиях и плакала уже беззвучно.
— Господи, — причитала она, — тринадцать лет… Как и я… Несчастная и никому не нужная.
— Ты нужная, Маша, — говорил ей немец, — так вышло. Они любят друг друга. Пусть любят сейчас. Мы с тобой живы, Маша! Мы поможем! Арман поможет своему сыну.
Со следующего дня Варя заявила, что откликаться будет теперь только на имя Зауре.
Все звали её по-новому, и только Марийка называла дочь Варей.
Та морщила нос, иногда демонстративно уходила. Но когда Иоганн поговорил с ней, стала мягче относиться к матери.
В августе 1953 года Арман вернулся с работы раньше обычного. Он поел, запряг лошадь в ту самую цыганскую кибитку и отбыл, сказав жене, чтобы его не ждали около недели.
Ровно через неделю казах вернулся.
Он привёз домой большой мешок конфет. Высыпал их на стол. Ваня бросился к сладостям, шуршал фантиками, напихивал полный рот. Зина ругала его.
— Ты ругаться научилась? — услышала Зина знакомый голос.
Обернулась.
На пороге с букетом цветов стоял Гриша.
Зина скрестила руки на груди, вскрикнула, споткнулась и упала.
Гриша вмиг оказался рядом с ней. Он покрывал поцелуями её лицо и шептал:
— Я скучал, Зина…
В это время Марийка и Иоганн вернулись с улицы.
Они смотрели, как Григорий ползает возле Зины и признаётся в любви.
Прослезились оба.
Потом Гриша поставил жену на ноги и подошёл к Марийке.
Обнялись все трое: Иоганн, Марийка, Гриша.
Пока было время объятий, поцелуев, слёз, Арман с помощью сына приготовил на костре мясо.
Сидели до утра.
Гриша сильно изменился: постарел, осунулся, ссутулился. Он был очень истощён.
Зина всё подкладывала ему еду, а он отказывался.
— Сытый я, родная… А вот до нежности голоден. До жизни голоден. И только сейчас понял, сколько лет потерял…
У Гриши после ареста аннулировали все награды, он был лишён всего, что за много лет добился.
Он вообще с трудом верил в то, что останется жив после всего, что ему предъявляли.
После смерти Сталина приговор смягчили и некоторые награды вернули, а потом и вовсе освободили.
— А я знал, что так будет! — геройствовал за столом Гриша. — Поэтому вас тут и схоронил.
Потом он обратился к Арману.
Протянул ему свёрток.
Тот развернул. В бумагу были завёрнуты золотые часы с гравировкой «Арман — мой брат».