Уважаемый читатель! Подумай, стоит ли читать эту главу, так-как в ней пойдет речь о местах лишения свободы для обычных уголовников, о нравах и понятиях, по которым там живут. Ни в коем случае не претендую на полное раскрытие этой темы, коснусь лишь вопросов, относящихся к героине данного повествования, Вере Киселевой, осужденной за мошенничество, подделку произведений искусства, картин.
Как рассказывалось ранее, Вера осознала случившееся с ней уже в колонии. Наверное стоит сделать одну поправку, первое понимание пришло на этапе, настоящем испытании для человека, первый раз осужденного к лишению свободы.
В ходе следствия и судебного разбирательства Веру не оставляла надежда, что скоро все кончится. Вот еще чуть, чуть, вот еще совсем немного, и ее отпустят. Ничего страшного она не сделала, разберутся и отпустят. И в камере СИЗО бывалые женщины ей так и говорили, когда она рассказала, как училась и рисовала картины. Следует отметить, ее откровения наверняка становились известны следователю, ведущему дело. Ничего с этим не поделаешь.
Потом появилась другая надежда - условный срок, пришлось узнать, что это такое, опять же от соседок по камере. Может так оно и вышло бы, если не показания Олега Егоровича, решившего утопить всех, а самому получить меньший срок. Роль студентки в преступной группе он описал с преувеличением. Факты преступной деятельности оставались теми же, но им придавалась совсем другая окраска. Студентка Киселева сама вымогала деньги. Хотя не так далеко его показания ушли от истины.
Первый раз Вера заплакала, когда судья зачитал приговор, касающийся ее. Только сама не поняла, что это были за слезы - скорее всего жалость к себе и обида на весь белый свет. До остервенения конечно не дошло. Покаяния тут никакого не было. А дальше события происходили как в тумане. И тут Вере наверное повезло. Объяснили, как правильно пройти этап. За сутки не надо было есть и пить, в вагонзаке в туалет выводили крайне редко, хотя положено было каждые четыре часа. От СИЗО до платформы, где стоял товарный поезд, с прицепленными двумя вагонзаками, ехали на автозаке.
Слово зак прочно входит в лексикон осужденного и преследует его до конца жизни, добавляясь не только к транспортным средствам. Образуется оно от другого, полного - заключенный, сокращается до з/к в документах и произносится как зэк - невидимый позорный штамп. Опять же можно сделать оговорку - как для кого.
В автозаке тоже надо было уметь ездить. Металлические сиденья в металлическом же кунге без окон были скользкими, и неопытные з/к на поворотах съезжали на пол. Здесь Вере тоже повезло, начало как-то странно везти, рядом с новоиспеченной зэчкой оказалась тётенька, далеко не первоходок, вцепилась в нее и не давала упасть, ловко упираясь ногами.
- Не отставай! - Шепнула тетенька Вере, когда автозак подогнали вплотную к двери вагонзака. Пересадка з/к осуществлялась сразу без выхода на платформу. И Вера вцепилась в ее пальто.
Вагонзаки назывались еще столыпинскми вагонами. Когда-то государственный деятель, еще царского правительства, занимался переселением крестьян и рабочих в Сибирь исключительно на добровольной основе для освоения новых земель. Для таких переселенцев и строились специальные вагоны, разделенные на две части. В одной, с окнами, ехали сами переселенцы, во вторую, глухую, загонялся скот, который брали с собой. После революции в этих вагонах поехали на лесоповал первые заключенные. Только в купе размещалась охрана, во второй части, где были сколочены нары, з/к. Современные вагонзаки построены по такому же принципу. З/к не должны знать, куда их везут и не могут убежать из стальных клеток.
Своеобразным переселенцам в места лишения свободы в дорогу выдали хлеб, селедку и сахар. Охрана кормилась отдельно, для этого в вагоне имелась печка. С конвоем в этот раз повезло, в туалет они водили, даже давали кипяток и сносно топили обогревательный титан, не давая з/к замерзнуть напрочь.
В купе, стальной камере, металлические же полки располагались на трех уровнях, никаких матрацев конечно не выдавали. И в каждом ехали не шесть человек, а намного больше, спали по очереди. Самым престижным был второй ярус, откидная полка перекрывала всю ширину камеры. На этот ярус и затолкнула тетенька Веру, устроившись рядом сама. Третье место заняла пожилая авторитетная женщина, далеко не первоходок.
Тетенька была большая, теплая и ласковая. Вера согрелась, даже заплакала, второй раз после суда, Почему-то эта женщина показалась ей мамой, которую она не знала и ласки, которой ей всегда не хватало.
- Тише, тише, девочка моя, - шептала тетенька, прижав Веру к себе и нежно поглаживая.
Вера успокоилась и даже задремала, но скоро проснулась. Тетенька оказалась далеко не простой тетенькой...
Ехали долго, ехали тяжело. Вагон отцепляли, прицепляли к другим поездам и прибыли к месту назначения недели через две. Казалось поезд остановился только потому, что закончилась железная дорога, и дальше ехать было не куда. Женская колония находилась недалеко от станции, зэчек построили и повели под конвоем. Тишину небольшого городка ранним утром разбудил лай собак, рвущихся на поводках у охранников.
Вера вышла из поезда другим человеком, наверное от слова совсем. Она была не девочкой давно, с тех пор как стала жить с Толиком, сейчас стала женщиной, грубой, жесткой и злой. Этап меняет людей, причем в разные стороны - одни ломаются, другие наоборот закаляются, становятся волевыми и сильными. Вера пошла по второму пути.
Теперь она себя не жалела, и слезы из нее было не выжать, а на жизнь обижаться не стоило. Она какой сложилась, такой и будет, и надо не просто подстроиться под нее, а подчинить под свои нужды. Как это сделать, Вера теперь знала. Тетенька научила ее многому, правда то странное тепло Веру никак не захватило. Молодая женщина научилась сначала терпеть, потом давать отпор на такие притязания к себе, знала как правильно и куда ударить.
За долгую дорогу в купе - камере зэчки перезнакомились, иначе и быть не могло. Причем столь тесное общение не давало возможности притвориться, показать себя лучше, чем ты есть на самом деле. Возможно было только свалиться в яму, заработать презрение окружения и все. По именам друг друга называть не спешили, тут же придумывались клички для тех, у кого прозвищ еще не было. Прозвища, в зависимости от того, как ты себя показал, могли прилипнуть самые уничижительные.
Вере в этом плане опять повезло. Кто-то ее случайно назвал Клавкой, перепутали, причем в ситуации важной для сокамерников.
- Клавка, не борзeй! - Крикнула женщина с первого этажа и оттолкнула Веру от решетчатой двери. - Моя очередь! - Речь шла о выходе в туалет.
Так и привязалась кличка к Вере, неплохая, не раскрывающая ее слабых сторон. А чуть позже добавилась еще одна - Фармазонщица, то есть мошенница, причем хорошей квалификации. Вера рассказала, впрочем как и другие, свою историю и заработала авторитет. На предметах искусства никто из зечек денег не зарабатывал. Мошенничество понималось очень просто - например при продаже показать одну вещь, а подсунуть совсем другую.
А как-то Вера на обрывке промасленной оберточной бумаги огрызком карандаша набросала портрет той самой тетеньки. Ну и пошла еще одна слава.
В колонии никаких страшных штучек не произошло. Условия для жизни были приличными, даже кровати, правда с панцирными сетками, стояли одноярусными, кормили хорошо, ну и прочее. Зона вообще считалась красной и порядок тут был. Правда были другие сложности, решаемые конечно, но проблемы эти существовали в большинстве женских зон. Если в мужских жили по понятиям, имелась четкая иерархия среди заключенных, то в женских был каждый сам за себя.
Сначала Вера, как и большинство заключенных, была определена в швейный цех, причем на подсобные работы, шить она не умела. Потом поучаствовала в оформлении стенной газеты, нарисовала несколько рисунков. Стенгазета попалась на глаза начальнику оперчасти, он рассказал начальнику колонии. Тот тоже оценил рисунки и вызвал Веру к себе, посмотрев ее дело, где значилось место учебы.
Рисовать нашлось много чего, кого и где. Оформление клуба стало своеобразным шедевром. И проводимый смотр художественной самодеятельности прошел на уровне. Вера в цехе больше не работала, выделили ей помещение в клубе, где оборудовали мастерскую. Здесь она и ночевала, когда работы было много. Потом пришлось рисовать серию портретов служащих колонии, каждому хотелось иметь такой, вышедший из под руки настоящего художника. И все было бы хорошо, если бы не случай...
Прошло года два, Киселеву расконвоировали, определили на жительство в соседнюю деревню, пригород городка, где она и встретилась с Федькой Разбойником. И кто ж знает, как происходят такие вроде бы и случайности.
1 глава, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 52
________________________
