-Пора! - Ярка взяла Анну за руку, когда повозка остановилась около княжеского терема. Прямая, как палка, схимница, была так напряжена, что казалась это ее, а не принцессу ждет замужество с чужим человеком.
В дверном проеме показался сам князь, протягивал принцессе руку. Она вложила свои холодные, дрожащие пальцы в его горячую ладонь и сошла на землю. На мгновение, после полутемного нутра повозки, она ослепла. Когда зрение вернулось к ней, она увидела перед собой разномастную толпу, встречающую ее улыбками и цветами. Прямо перед ней был княжеский терем. Строение совсем не походило на привычные строгие колонны Константинопольских дворцов или ровных каменных домов византийской знати. Почти весь он был из дерева и лишь несколько боковых пристроек сделаны были из камня. Деревянное крыльцо, сплошь было изукрашено узорами из цветов и орнамента дивного. Окна полукруглые, со ставнями расписными. В том многоцветии и обилии украшений, было в то же время что-то величественное, не позволяющее относится к увиденному, как к забаве.
На крыльце, особняком, стояла женщина, невысокого роста, с покрытой головой. Глаза женщины пристально вглядывались в принцессу. Анна поняла, что перед ней, вероятно, мать князя и она склонила голову. Взгляд княгини-матери смягчился, она начала спускаться по ступеням навстречу новой невестке. На нижней ступени княгиня остановилась, словно наткнулась на невидимую стену. Анна испугалась, что допустила непонятную оплошность, до того изменился взгляд княгини. Она словно увидела призрака, побледнела. Анна сообразила, что женщина смотрит куда-то за ее спину. Следуя ее взгляду, Анна повернула голову. За ее спиной стояла схимница Анна и именно на нее смотрела княгиня с таким странным выражением лица.
-Алтун?! - услышала Анна ее шепот. - Алтун?! - уже громче проговорила она.
Анна поискала глазами князя Владимира. Он также смотрел на схимницу и понятно было, что и ему лицо ее было знакомо. Поняв, что ее спутница, тихоня схимница Анна, каким-то образом отвлекла внимание всех от нее, принцесса отступила, дабы не мешать. Она чувствовала в происходящем что-то важное, хоть и не могла пока уловить связи, отступила в сторону. Ярка была рядом, хмурила брови. Уж ей то происходящее было не по нутру и скрывать этого она не собиралась.
Меж тем, Малуша не верила глазам своим. Перед ней стояла Алтун! Состарившаяся, в странных одеждах. Но все же - она!
-Княгиня Малуша! - наконец тихо проговорила Алтун. По ее лицу катились крупные слезы. Малуша подбежала к ней и обняла прижалась крепко. Кроме Лады, не было у нее пожалуй никогда в жизни человека более близкого, чем Алтун. И казалось, что навек разошлись их пути, а поди ж ты, стоит она перед нею, во плоти, и обе плачут от радости.
За спиной уже стоял князь Владимир. Анна, осторожно освободилась от объятий Малуши и поклонилась в ноги племяннику, пусть и не по крови.
-Здрав буди, князь Владимир!
- Не уж-то и правда это ты, княжна Алтун? - воскликнул Владимир.
-Я князь! Привела меня в Киев судьбинушка, видно чтобы снова свидеться!
-А Верислав? Где он? - спросил Владимир, перед глазами которого встал образ тихого мальчика, прятавшегося за юбку матери.
-Тут он, со мной! - сказала Анна-Алтун, ища глазами принцессу, - Токмо, не ради нас тут собрался весь люд Киевский, а ради принцессы Анны, долгий путь преодолевшей до тебя, княже!
Внимание окружающих снова вернулось к Анне, завертелись события, закружились, повлекли людской хоровод дальше, вглубь терема, за свадебный пир...
Киев гудел и гулял, радуясь новой княгине, чествуя любимого князя, мало интересуясь его мотивами, но восхваляя за ум и отвагу. "Видно оробел перед князем нашим византийский император, раз отдал свою сестру за него! А княгиня та юна, да хороша собою!" - примерно такие разговоры ходили промеж киевлян, когда выстраивались они длинную чередою к бочкам с медом, что выкатили на уличу для развлечения простого люда. Город пировал всю ночь, но в княжеском терему веселились мало. Невеста сидела оробев в незнакомом для себя месте, среди чужих людей. Словно лишь в этот миг поняла, на что обрекла себя. Князь-жених тоже был задумчив, поглядывая на Анну исподлобья, отмалчивался в ответ на сальные шутки бояр. Малуша думала об Алтун, так неожиданно явившейся вдруг. Ей хотелось, чтобы пир поскорее закончился и тогда, может всю ночь напролет, станет она допытывать ее о житье-бытье на чужой стороне. Сама Алтун, равно как и сын ее Верислав, теперь называемый всеми Феодором, на пиру отсутствовали, оставшись с епископом Михаилом, дожидаться, когда князь и новоиспечённая княгиня придут совершать обряд свадебный по ромейскому чину. Слово дал епископ, что не допустит чету на ложе, покуда по всем правилам не станут они мужем и женой!
Помнил о том и сам Владимир. С души воротило. К чему так усложнять? Сколько брал он жен знатных? Были среди них и христианки. Но никогда не утруждал себя князь даже желанием испросить, как принято у жены на родине. А теперь боится... Не брата Анны боится, а того, что может случайно разбить чистоту, что плескается в ее глазах. Ради нее вытерпит все, с него не убудет!
Наконец терпение князя подошло к концу. Он встал со скамьи и разговоры шумные тут же утихли.
-Пируйте, гости дорогие! Пейте, ешьте за здравие мое и княгини Анны! - громко сказал Владимир и речь его была подхвачена восторженным ревом.
Князь повернулся, подал руку Анне, потянул за собой. Она шла послушная, но в душе готовая дать отпор, ежели вздумается князю нарушить слово. Они пришли в маленькую комнатушку с иконами, где совершала когда-то давно молитвы княгиня Ольга, а вслед за ней проливала многочисленные слезы княгиня Ирина. Тут их уже поджидали епископ Михаил и Феодор. В темном углу, на коленях, молилась схимница Анна.
Епископ Михаил облегченно перевел дух. Сдержал князь слово! А значит есть в и в нем, закостенелом язычнике, свет Божий, что каждому дается при рождении, но у некоторых гаснет без дыхания Творца. Феодор зажигал свечи, двигаясь тихо и ловко, словно ноги его не касались деревянных половиц. О том, что совершать обряд будут именно тут, епископу сказал сам князь Владимир. Увидев в самом сердце города, где всякий поклонялся идолам с золочеными головами и посеребренными усами, со знанием обустроенную молельню, Михаил крайне удивился. Знал он, конечно, о том, что бабка князя Владимира прониклась истинной верой, но что и после ее смерти в чистоте и почете хранилась священные для всякого христианина вещи, и представить не мог!
Нараспев начал читать слова молитвы. Как и всегда в такие минуты, мысли его очистились от земных забот, а сердце наполнилось радостью. С каждым словом ему казалось, будто темнота рассеивается и благодать опускается на плечи тех, о чьем союзе он ратует.
Владимир стоял, подняв голову, глядя прямо перед собой, не смея взглянуть на Анну. Ему казалось, что она плачет, только вот от радости или от горя, он не знал. Поднялась с колен Алтун, встала за плечом Анны, Феодор занял такое же место позади Владимира. Епископ Михаил взял за руки князя и княгиню и соединил их ладони. Владимир понял, что обряд завершен, по взгляду Анны. Из него ушел страх, она не пыталась убрать свою руку, отпрянуть от него.
-Теперь сочеталися вы узами перед Богом и людьми! - объявил Феодор. - Отныне вы одно целое, неделимое! Прилепилися друг к другу и вовек не разлепитеся!
Епископ Михаил понимал, что венчание язычника, не отринувшего веру иную и христианки, не по правилам прошло, но размышлял, что уж лучше так, чем бросать бедную принцессу на алтарь жертвенный не дав даже подобие надежды на спасение души. Анна, хоть и славилась своей набожностью, однако в такие тонкости не вдавалась, что было к лучшему для нее же самой.
Владимир повернулся к девушке, ставшей теперь его законной женою и перед его людьми, и перед ее Богом.
-Идем жена! - сказал он, пытаясь придать голосу мягкость, но вышло наоборот, грубо, с хрипотцой.
Едва вышли из молельной, увидали ожидающую их Малушу. Анне отчего-то было стыдно перед этой женщиной, словно совершила перед ней какой-то грех.
-Вот, матушка, жена моя! - объявил Владимир, будто женщины увиделись впервые.
Малуша сама сделала несколько шагов вперед, обняла невестку, а Анна, неожиданно для себя расплакалась в этих объятиях...
-Ну рассказывай, Алтун, где пропадала все эти годы, как жила? - Малуша налетела на вновь обретенную подругу, едва Владимир с Анной отправились в почивальню.
-Ох, Малуша! Кажется и говорить я за эти годы разучилась! - ответила Алтун с грустью в голосе и начала свой рассказ, неспешно. Некуда теперь было торопиться, ни к чему спешить. Неожиданно для себя, Алтун, и имя свое настоящее уже редко вспоминавшая, ощутила себя так, словно вернулась на родину, в то место, где и должно ей быть. Она который раз вознесла хвалу Господу, позволившему свершиться очередному повороту в ее судьбе и подарившему счастье снова побывать на Руси. О степи, где выросла, и не вспоминала. Казалось, что жизнь ее началась только тогда, когда встретилась взглядом с Улебом и отдала ему свое сердце.
-Верислав то, дюже на князя Улеба лицом походит! Мало кто уж помнит, а в моей памяти все свежо еще! - сказала Малуша, знавшая Улеба в его юные годы.
-Твоя правда, Малуша! Сама, как ни взгляну на сына, так и мерещится, что Улеб со мной...
За всеми этими заботами, Алтун все хотела задать вопрос про Всемилу. Но что-то запечатывало уста. Она и хотела узнать ответ, и боялась его услышать. Сердце подсказывало, что девочку, которую она вскормила своим молоком, она больше не увидит. Малуша сама завела о ней разговор.
-Ты видно не знаешь о судьбе княжны Всемилы?
-Откуда ж мне знать?! Что стало с моей пташкой?
Ответ Малуши подтвердил то, что уже поняло сердце. Жизнь Всемилы оборвалась где-то в далеком краю, познав лишь немного счастья.
Беседа длилась долго. Две не молодые уже женщины, все никак не могли наговориться. Уже и первые петухи пропели, а они все вспоминали прошлое, перемолотили языками множество судеб, выплакали море слез, очищающих душу.
В ту ночь, в далеком Полоцке, не спалось еще одной женщине, входившей в пору зрелости и начавшей вкушать плоды одиночества. Горислава, бывшая некогда княжной Рогнедой, вернулась туда, где появилась на свет, видно затем, чтобы окончить свои дни на родной земле. Помнилось, как ненавидела некогда князя Владимира, разрушившего ее жизнь одним взмахом руки, приказав убить ее родных. Сколько мечтала она отомстить ему, сколько просила Богов избавить ее от его власти. И вот теперь она свободна! Сам Владимир сказал, что вольна она поступать, как пожелает душа! А душа теперь желает, чтобы он как прежде приехал, набросился на нее жадно. Теперь ей не хватало их перепалок, от которых бурлила кровь.
В соседних светлицах спали безмятежно дети. Для них мало что изменилось в переездом в Полоцк. Князя отца они привыкли подолгу не видеть, мать была рядом. Местная знать, как и челядь, относились к ним с тем же почтением, что и в Лыбеди. А уж простору тут было не в пример больше! Понимал перемены в их жизни лишь Изяслав, после той памятной ночи, враз повзрослевший.
Мысли подобные посещали Гориславу ночами. Днем было не до того. Забот было много. Изяслава воеводы местные в оборот взяли сразу, но тот был по природе своей недоверчив, чем походил и на мать, и на отца. Прежде чем дать свое слово кому бы то ни было, шел к ней за советом и приходилось княгине быть для сына и матерью, и отцом, и советчиком.
"Отомщу я тебе Владимир! За все муки свои отомщу!" - обещала сама себе Горислава, проваливаясь под утро в тревожный, недолгий сон, но изо дня в день все повторялось сначала...
