Несмотря на то, что к концу I века до нашей эры Римская империя объединила под своей властью всё Средиземноморье, римляне и до, и после того не могли не испытывать комплекса неполноценности по сравнению с греками, поскольку их цивилизация несравненно уступала эллинской не только в науках и искусствах, но и в древности. Чтобы «исправить» это, римляне возвели себя к троянцам — ведь Троя в мифах и легендах самих греков представала древним и великим городом, а происхождение от троянцев служило ещё и идеологическим обоснованием господства римлян над греками, переосмысляемого как своеобразный реванш за поражение предков в Троянской войне. В дальнейшем троянский миф в западноевропейской традиции также использовался в политических целях.
Стоит отметить, что своеобразная историческая основа (хотя, видимо, изначально переиначенная римлянами) у этого мифа существовала — троянские корни, по предположениям некоторых историков, имел народ этрусков (тоже более древний и развитый, чем римляне), и представление о переселении Энея в Италию сложилось у греков ещё до встречи с римлянами: «Исторические сведения о переселении троянцев в Италию засвидетельствованы в письменности начиная с VII-VI вв. до н. э. и впервые описаны в произведении сицилийского поэта Стехисора. Текст этого сочинения утерян, но к нему сохранились иллюстрации с подписями. Исторические свидетельства о происхождении народа этрусков из западной части Малой Азии столь же широко представлены в античной традиции. Древняя и современная историография по этим двум проблемам представляет большой список, описание которого превышает рамки статьи.
Традиционная легенда об основании Рима считает Ромула и Рэма потомками предводителя троянцев Энея. По версии античного историка Тимея, сам Эней основал Рим, женившись на дочери царя Латина. Этот вариант легенды отражён в «Энеиде» Вергилия. Этруски принимали участие в создании римской общины. Возможно, они сыграли важную роль в гидротехнических работах, которые позволили объединить отдельные поселения, разделённые ручьями, в один город [8. С. 13]. Последние римские цари принадлежали к этрусской династии. Само название города, по мнению П. Дукати, вероятно, является этрусским.
Такой исторический параллелизм привёл болгарского академика В. Георгиева к выводам о тождестве легенды о миграции троянцев и исторических сведений о переселении этрусков из Малой Азии. Подтверждение этой теории болгарский учёный находит в детальном этимологическом анализе всех известных этнонимов, которыми когда-либо назывались этруски и троянцы. На значительном материале устанавливается генетическая идентичность этих имён, происходящих от самоназвания троянцев *troses (Tpwsg = E-trus-ci и Тро^ = E-trur-ia [1. С. 201]. Оба италийских имени E-trus-cT и Tu(r)s-cl соответствуют двум греческим именам Tpwsg и Topouvoi Согласно данному анализу это отличие отражает два главных слоя переселения троянских колонистов: этруски — это древние колонисты, а туски — позднейшие переселенцы того же народа».
Тем не менее, едва ли приходится сомневаться в том, что «классическая» версия с Энеем, приведшим троянцев в Италию, едва ли истинна. Более того, в древнегреческой исторической традиции — более древней, чем римская — исходно считалось, что после падения Трои и гибели царского рода Приама Эней вовсе не переселился в Италию, а остался в Малой Азии и правил Троадой — см. «Реальный словарь классических древностей» Любкера: «Согласно приведенному месту (ср. hymn. in. Vener. 197), Эней после разрушения Трои и прекращения рода Приама остается в Троаде и господствует, равно как и его потомки, над остатками троянского народа. Владетели старого и нового Скепсиса (ἡ Σκῆψις) и других местностей близ Иды считали Энея своим родоначальником. О выселении Энея и основании им нового царства на чужбине Гомер ничего не знает». Версии о переселении Энея на запад (причем первоначально — не в Италию, а в Фессалию или Эпир) являются уже несколько более поздними.
Присутствовал в римском изводе троянского мифа, окончательно оформившемуся к I веку нашей эры благодаря «Энеиде» Вергилия и историческим трудам Тита Ливия, также политический компонент, направленный на возвеличивание не только римского народа в целом, но и конкретной семьи, правящей Римом — рода Юлиев-Клавдиев, который возводился к Юлу, также известному как Асканий (легендарный сын троянца Энея). Тем самым обосновывалось правление этой семьи — ведь роду Энея приписывалось основание города Альба Лонга. Род Энея якобы правил в этом городе, а принадлежавший к нему по линии матери легендарный Ромул считался основателем и первым царем Рима.
Но если у римлян ещё имелись некоторые основания претендовать на троянское наследие, то со временем «троянцами» стали объявлять себя народы, явно не имевшие к троянцам никакого отношения. Так, франкский хронист середины VII века Фредегар в своей «Хронике» объявил потомками троянцев (а заодно, решив не мелочиться — ещё и родичами древних македонян) франков: «Вот происхождение франков. Приам был их первым царем, в исторических трудах говорится о том, что вторым был Фриг. Затем франки разделились на две части. Одна часть [племени] отправилась в Македонию, призванная на помощь народом, населявшим те земли, ибо его теснили соседние племена, и от этого народа они приняли свое имя. Потом в течение многих поколений [пришельцы и местные жители] вступали в браки, и родившиеся от них македонцы стали самыми могучими воинами, что впоследствии было подтверждено той славой, которую они стяжали во времена царей Филиппа и Александра.
Другая же часть племени, обманом захваченная Улиссом, покинула Фригию, однако, отпущенные на свободу, они, вместе с женами и детьми скитаясь по многим странам, избрали своим царем Франция, по которому и стали именоваться франками. Впоследствии — а Франций, как говорят, был могучим воином и многократно вступал в сражения с другими племенами, — разорив Азию, они переместились в Европу и поселились между Рейном или Дунаем и морем. Здесь умер Франций, а поскольку в результате войн, которые он вел, в живых осталось мало народу, они выбрали из своей среды герцогов. И, отвергая чужое владычество, они долго жили под их правлением, пока не пришли времена консула Помпея, который, вступив в войну с ними и с прочими народами, обитавшими в Германии, целиком подчинил ее власти Рима. Но затем франки, объединившись с саксами, восстали против Помпея и свергли его. Помпеи умер в Испании, воюя с многочисленными племенами. После этого и по сей день ни один народ не смог одержать верх над франками, а вот они покорили многих. Точно так же и македонцы, имеющие с ними общие корни, хотя и были сильно изнурены тяжелыми войнами, однако всегда стремились к свободе».
Со временем троянский миф стал всячески использоваться средневековой французской аристократией, активно участвовавшей в крестоносном движении, для обоснования завоевания Византийской империи, земли которой мыслились как наследие французов-троянцев: “Миф о Троянской войне в период расцвета рыцарского эпоса и открытия дороги на Восток во время крестовых походов пробуждали интерес к Азии и Византии. В то же время М.Е. Грабарь-Пассек подчеркивает изначально враждебную политическую направленность Троянского мифа по отношению к Византии: «Не только сам Эней, потомки которого основали Рим, остается как бы идеальным прародителем западных королей, но и другие троянские беглецы, Антенор и его потомки, а также сыновья Гектора, число которых в средневековых легендах все увеличивается, становятся любимыми героями. Гомер не только неизвестен в оригинале, но и не пользуется симпатиями — ведь он стоял за греков, и его наследницей представляется западным хронистам и поэтам ненавистная и враждебная Византия. Именно эту крутую перемену политических симпатий надо всегда иметь в виду при изучении средневековых версий Троянской войны»” (В.В. Прудников, «Миф о троянском происхождении норманнов и турок-сельджуков в латинской традиции XI-XII вв.»). Кроме того, «Ж. Пусе со ссылкой на Вателе (P. Wathelet) говорит о том, что миф о троянском происхождении франков возник против власти папы [римского] или императора [Священной Римской империи], поскольку франки никогда не были под игом римлян и в политическом отношении не принадлежат Риму». Гектор, знаменитый защитник Трои, считался в латинской Европе одним из трёх величайших рыцарей языческой эпохи (и девяти величайших рыцарей в мировой истории в целом) наравне с такими великими полководцами античности, как Юлий Цезарь и Александр Македонский.
Возможно, концепция троянского происхождения франков отчасти была напрямую зависима от представления римской историографии о троянском происхождении части галлов (что интересно, у самих галлов таких представлений не было даже в римскую эпоху) — см. ту же статью В.В. Прудникова: «Римские историки признавали за некоторыми галльскими племенами право считать себя потомками троянцев. По словам Цезаря, римский сенат «неоднократно именовал Эдуев братьями по крови». Корнелий Тацит передает, что Эдуи первыми получили право становиться сенаторами, так как «они единственные из Галлов именовались братьями Римского народа». Лукан и Аполинарий Сидоний сообщают, что Арверны заявляли о своем братском родстве с римлянами по крови и общем происхождении от «Илионского народа». Несмотря на столь очевидные свидетельства римских авторов, ни одно из галльских племен так и не обзавелось собственным мифом о троянском происхождении по примеру римлян».
У Фредегара изложена версия о родстве франков не только с македонянами, но и с тюрками: «Как утверждает молва, третьей ветвью этого племени являются турки, ибо, когда франки странствовали по Азии, ведя многочисленные войны, а затем проникли в Европу, какая-то их часть осела на берегу Дуная между Океаном и Фракией. Они избрали себе короля по имени Торквот, и от него это племя приняло название турки. Франки, отправившись своим путем, вместе с женами и детьми продвигались вперед, и не было такого народа, который смог бы устоять против них. Но, поскольку они многократно вступали в сражения и Торквот к тому времени их покинул, когда франки поселились на Рейне, [племя] это было уже весьма малочисленно». Этим мифом, по предположению В.В. Прудникова, пользовались для антивизантийской пропаганды норманны (нормандцы), состоявшие на византийской службе в Малой Азии (но стремившиеся взять власть в свои руки) и искавшие союза с турками-сельджуками:
«Можно предположить, что норманнские предводители при первых контактах с турками в Малой Азии могли воспользоваться троянским мифом для достижения своих личных целей. В то время, когда Жерве Франкопулос, Роберт Криспин, Руссель де Баллиоль устраивали мятежи в Малой Азии, они остро нуждались в легитимации собственных политических устремлений. Антивизантийская направленность мифа позволяла сплотить различных врагов империи в Малой Азии: местных сепаратистов [из числа наёмников-латинян] и турок-сельджуков. Первых можно было привлечь «малоазийским» происхождением «франков», а вторых — легендой о троянском происхождении франков и турок».
Робер де Клари, участник Четвёртого крестового похода и автор сочинения под названием «Завоевание Константинополя», апеллирует к троянскому мифу именно в контексте похода крестоносцев на Константинополь: «Итак, пилигримы и венецианцы согласились отправиться в Константинополь. И вот они подготовили флот и снаряжение и вышли в море. И плыли они до тех пор, пока не прибыли в гавань под названием Бук д’Ав, примерно в сотне лье от Константинополя. Эта гавань была расположена там, где некогда стояла Великая Троя, при входе в рукав Св. Георгия».
Далее к троянскому мифу он апеллирует, описывая переговоры крестоносцев, основавших на захваченных землях Латинскую империю, с болгарским царём Калояном: «Да, мы забыли рассказать о происшествии, которое случилось с монсеньером Пьером де Брешэлем. Случилось так, что император Анри был на войне, а Иоанн Влашский и куманы вторглись в земли императора и расположились не далее чем в двух лье или даже меньше от лагеря императора, а они много наслышались о монсеньоре Пьерроне де Брешэле и о его доброй коннице; и вот однажды они через послов передали монсеньору Пьеррону де Брешэлго, что весьма охотно вступят с ним в переговоры и что ему будет дана охрана; и мессир Пьер ответил, что если ему будет дана охрана, то он охотно явится переговорить с ними, и вот влахи и куманы послали добрых заложников в лагерь императора, пока мессир Пьер благополучно вернется. Тогда мессир Пьер отправился туда, прихватив трех рыцарей; и он оседлал большого коня; и когда он появился вблизи войска влахов и Иоанн Влашский узнал, что он приехал, то отправился ему навстречу, а вместе с ним знатные люди Влахии; и тогда они приветствовали его и устроили ему добрый прием, и потом они с большим удивлением глядели на него, так как он был очень высоким, и они говорили с ним о том и о сем и наконец сказали ему: «Сеньор, мы очень дивимся нашей доброй коннице, и мы очень изумлены тем, что вы ищете добычу в этой стране, вы, который сами из столь далекой земли, и тем, что вы явились сюда завоевывать новую землю». «Разве у вас нет земель в вашей стране, — сказали они, — с которых вы можете прокормиться?» И мессир Пьер ответил им: «Ола-ла! — сказал он, — неужто вы не слышали, как была разрушена великая Троя и из какой башни?». «Ну, как же! Конечно, — сказали влахи и куманы, — мы хорошо наслышаны об этом, но это было так давно». «Разумеется, — сказал мессир Пьер, — но Троя принадлежала нашим предкам, а те из них, кто уцелел, они пришли оттуда и поселились в той стране, откуда пришли мы; и так как Троя принадлежала нашим предкам, то мы поэтому и прибыли сюда, чтобы завоевать землю». После этого он отъехал прочь и возвратился обратно».
Впрочем, разумеется, далеко не только французы использовали троянский миф для притязаний на древность своей истории. Как отмечает тот же В. В. Прудников в своей статье, «Легенда о троянском происхождении была очень популярной в Западной Европе с VII по XV в., то есть на протяжении всего периода Средневековья. Своим троянским происхождением похвалялись не только франки, норманны, бретонцы, но и венецианцы, венгры, жители провинции Эно, Фландрии, Брабанта, правящие дома Бургундии и Австрии, города Тур, Мец, Реймс, Женева, Ксантен и многие другие».
Приведу несколько наиболее ярких примеров подобного. Троянское происхождение приписывалось воителю-бургунду Хагену фон Тронье, знаменитому (даже его враг, король гуннов Этцель, именует его «храбрейшим меж мужами»), хотя и морально небезупречному герою старонемецкой «Песни о Нибелунгах», созданная в конце XII — начале XIII века: “Хаген. — Из брата короля, каким был Хёгни в песнях «Эдды» (в «Саге о Тидреке» он — сын альба, сверхъестественного существа, и матери бургундских королей), Хаген в немецком эпосе превратился в верного вассала Гунтера. Название «Тронье», владение Хагена, возможно, восходит к древней Трое: начиная с VII в. существовало предание о происхождении франков от троянцев. В германской эпической поэме на латинском языке «Вальтарий» (IX век) фигурирует Хаген, «потомок троянского рода»”. Троянское происхождение Хагена заменяет более сомнительное с точки зрения христианства происхождения от альва (эльфа), персонажа языческой мифологии древних германцев.
Точно так же в исторической традиции уже христианизированных скандинавов, прибегающей к методу т.н. эвгемеризма (интерпретация древних языческих богов как древних героев человеческой истории), Асгард начинает отождествляться с Троей: «Тогда молвил Ганглери: «Великое дело они совершили, сделав землю и небо и укрепив солнце со светилами и разделив сутки на день и ночь. А откуда взялись люди, населяющие землю?». И отвечает Высокий: «Шли сыновья Бора берегом моря и увидали два дерева. Взяли они те деревья и сделали из них людей. Первый дал им жизнь и душу, второй-разум и движенье, третий-облик, речь, слух и зрение. Дали они им одежду и имена: мужчину нарекли Ясенем, а женщину Ивой. И от них-то пошел род людской, поселенный богами в стенах Мидгарда. Вслед за тем они построили себе град в середине мира и назвали его Асгард, а мы называем его Троя» («Младшая Эдда» Снорри Стурлурсона).
Английский историк XII века Гальфрид Монмутский являлся не только главным популяризатором артуровского мифа своей эпохи, но и вписал в историю Британии троянский миф, возведя сами названия Британии и бриттов к вымышленному Бруту Троянскому (чьи баснословные победы над многочисленными врагами, такими как греки, галлы и даже гиганты, от которых Брут освободил Британию, Гальфрид всячески живописует), изгнанному из родных краёв за случайное убийство собственного отца: «Впоследствии, по прошествии трех пятилетий, подросток сопровождал как-то отца на охоте и убил его нечаянно выпущенной в него стрелой. Ибо когда слуги погнали на них стадо оленей, Брут, стараясь поразить дичь, пронзил своего родителя насмерть, попав ему в грудь. По смерти отца Брут подвергся изгнанию из Италии, ибо все родичи были возмущены столь непостижимым его злодеянием» («История бриттов»).
То, как легко и охотно средневековые страны латинской Европы заимствовали у римской историографии и «взяли на вооружение» для тех или иных собственных целей троянский миф, иллюстрирует не только то, в какой степени сохранялась культурная преемственность между древнеримской и средневековой цивилизациями, но и то, в какой степени средневековая историографическая традиция склонна была к «удревнению» истории своего народа (и подтверждению тех или иных его политических притязаний) даже через вписывание в свою историю первоначально совершенных чуждых ей элементов.
Автор — Семён Фридман, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно:
