Кирюха дал полный расклад: как и просил Артем. Козловский появлялся в казино каждый день. Но время, когда он проверял заведение, было не одинаковым. Он мог подъехать к семи утра. Мог заявиться в тяжелое для сотрудников время, когда слипаются глаза и хочется вздремнуть где-нибудь в комнате отдыха – часа в четыре. Мог посетить заведение днем или вечером. И всегда его визиты были неожиданными. Персонал всегда был подтянут, настороже, за любой косяк – увольнение без разговоров. А кому хочется терять работу? Оклад – не ахти, но чаевые… За вечер можно срубить зарплату за целый месяц.
Обедал Семен Антонович в собственном ресторане, расположенном на первом этаже. Шеф-повар не расслаблялся – блюда должны были соответствовать заявленным в меню. Козловский лично брал пробу с каждого. Отличный хозяин. Не забалуешь. Такие процветают, потому что не имеют ни жалости, ни сочувствия к работникам. Не хочешь – ступай за ворота – никто не держит. И, не дай бог, сотрудники зала присядут к автоматам и решат поиграть сами! Черный список им обеспечен. Ни один потом не сможет устроиться в игровое заведение.
Отдыхал Козловский исключительно в странах, где можно было присмотреться к опыту «коллег по цеху». Сам же никогда не испытывал судьбу, ибо был рационален и трезв. Алгоритм в аппаратах Вулкана был настроен по-русски. Девяносто восемь процентов выигрыша забирали эти бездушные машины. Так что, яркие объявления о джекпотах, размером в целое состояние, являлись всего лишь фикцией, миражом. Было, когда какой-то залетный дурачок срубил джекпот. Его торжественно поздравили, и девочки из кабаре устроили фееричное представление.
После концерта счастливчик, получивший картонный чек, размером метр на пятьдесят, исчез в неизвестном направлении. Его и не искал никто, логично: с такими деньгами нечего людям глаза мозолить. Правда, между крупье ползали шепотки: хана дураку. Почему хана, помалкивали. Своя шкура дороже.
Зацепиться было не за что. Большую часть времени Семен Антонович проводил в Вулкане. По Питеру передвигался с охраной. Автомобиль у него был отличный, бронированный. Новая супруга редко покидала загородный дом, окружённый высоченной бетонной стеной и сворой охранников с бычьими шеями. Иногда, не чаще двух раз в месяц, Козловский вывозил ее на ответственные мероприятия или розыгрыши. Она сверкала бриллиантами и особо не возникала, просто радовала глаз красивой внешностью. Пешка в жизни Козловского, антураж. Однако, родила ему парочку пацанов. Но дети содержались за городом – Козловский их не выпускал до поры до времени из дома.
Где же его прихватить? Не перерезать же дорогу, когда он едет на «ранчо» к семье? У него отлично вышколенные мордовороты. Смысл? Бирюков ляжет сразу. Кирюха говорил – профессионалы, не забалуешь. Удобнее всего «поговорить» с Семеном в его квартире, но бывает ли он там вообще? Кирилл ничего не знал об этом.
Значит, надо будет терпеливо ждать у моря погоды. Ничего не поделаешь. Работа у Бирюкова такая: иметь терпение и уметь ждать. Он мог его «снять» с жердочки одной пулей. Но не хотел. Тогда ведь и правды не узнаешь. А ему хотелось правды.
«О, господи, Тема… Что вы, мужики – дураки такие? Месть, вендетта, ерунда какая! Угомонитесь, идиоты» - материнским голосом разговаривал с Бирюковым интуиция, - «Почему вы не хотите жить по-человечески, просто?»
«Не можем» - отвечал сам себе Бирюков.
Ему повезло. Несказанно, чудесно повезло. В конторе ЖКХ, расположившейся на углу дома, похожей на современный офис из пластика и дубовых плинтусов, требовались высокопрофессиональные электрики с отличным послужным списком. Бирюков понял: зелеными бумажками не отделаешься, здесь действовала строгая система отбора. Но на самом деле обошлось: сотрудники – тоже люди: деньгами не брезговали.
Дом, хоть и ведомственный, но жильцы его – дряхлые пенсионеры, потерявшие опору в жизни, давно продали свои хоромы, и теперь в роскошных квартирах без перерыва гудели дрели – повсюду разрушали надежные советские стены, чтобы заменить их хлипким гипсокартоном. Новые хозяева поклонялись Евроремонту.
Новый слесарь ни у кого не вызывал подозрений. В электрике Бирюков шарил отлично, спасибо школе. Он сразу же обнаружил «помехи» в устаревшей проводке и забил тревогу. Необходима была комплексная проверка. Коллеги, Михаил Григорьевич и Василий Петрович, хорошие, добросовестные мастера, буквально захлопали в ладоши: наконец-то! Давно пора! А эти – не мычат, не телятся!
Повесили предупреждение. Хозяева вняли с пониманием: толку от ремонта, если от общедомовых коммуникаций одна труха осталась. Назначили график посещений. Если Козловский увидит аккуратное, на ксероксе распечатанное объявление, никаких подозрений оно у него не вызовет. А Бирюкову того и надо. Мужиков он отвадит, нечего на них подозрения вешать. Только бы попался на крючок премудрый пескарь, редкостный козел и урод, уважаемый Семен Антонович…
Семе Антонович Козловский приехал в квартиру через два дня. Бирюков предупредил диспетчера, что сможет посетить квартиру пятнадцать только сегодня. Завтра хочет взять выходной. Миша и Василий тоже не смогут – у них дел по горло, в третьем подъезде еще конь не валялся. Диспетчер все поняла и позвонила Козловскому, предварительно извинившись за беспокойство.
- Нет, недолго, минут на пятнадцать всего, - чирикала она в трубку.
Козловский соизволил согласиться.
Ему не нравилась эта «проверка». Да и охрану он отослал – дом носил хорошую репутацию, чужих сюда не допускали, и на киллера в парадном вряд ли наткнешься. Но… Зачем все эти электрики, слесари, дворники… Что за совковая чушь? Интуиция не давала покоя и ныла, ныла…
- Да что за ерунда? Может, не открывать? Козловский лично набрал номер диспетчера:
- Меня не будет дома. Я не намерен открывать посторонним, - сказал он.
- Господи, Семен Антонович, миленький, - простодушно зачирикала диспетчер, - ну что вы, ей богу… Вот будет короткое замыкание, и сгорим, как гостиница Россия! Неужели сложно пустить человека?
Пришлось согласиться с разумным доводом. Гостиница горела хорошо. С жертвами даже. Геморрой. А геморроев Козловский не терпел.
Он посмотрел в глазок на мордоворота с простым и глуповатым лицом. Мордоворот жал на кнопку звонка с тупейшим выражением лица, смотрел на часы и бубнил что-то недовольно себе под нос. Видимо, торопился домой, к жене, к пиву, к телевизору. Больно ему надо буржуйские хаты осматривать…
Впустил.
Зря.
Мордоворот втолкнул его в прихожую. Впихнул кляп в рот. Моментально связал руки тонкой, жесткой проволокой, кинул на кресло. Уселся напротив, впившись взглядом в глаза Козловского. И куда подевалось глупое выражение? Перед Козловским восседал серьезный мужик, знающий о своей силе, и глаза его, умные, колючие, злые, напоминали Семену глаза гориллы, такие же умные, внимательные и злые. Гориллы – очень опасные животные. С гориллами нужно быть осторожным: не кричать, не вопить, не делать резких движений. Не трогать. Не возникать. Узнать, чего горилле нужно.
Они сидели так некоторое время. Потом горилла протянула лапищу ко рту Семена.
- Будешь орать, придушу голыми руками, - спокойно сказал мужик.
Семен не стал орать. Он не отводил взгляда, ждал.
Горилла, не меняя тона, будничным тоном спросил:
- Как ты убил Елену?
В душе Семена трепыхнулось облегчение. Не потому, что он никого не убивал. А потому что – все. Больше не будет игорного дома, сыновей, денег и власти. Ничего не будет. Этот человек пришел его убивать. Убивать за Ленку, за маленькую скользкую змейку, думавшую, что она самая умная. Убивать за Ленкиного выродка, потому что та девчонка была его, гориллы этой, выродком. Проблема в другом: как он будет убивать Козловского.
***
Он купил для жены огромный букет роз. Елена терпеть не могла розы. А он их купил.
- Одень дочку теплее. Там, куда мы сейчас пойдем, прохладно.
Жена удивленно посмотрела на Козловского, но возражать не стала. Она не сообразила, что и самой неплохо было бы скинуть туфли на шпильках и платье: в таких местах не стоит щеголять в вечерних нарядах. А Козловскому было наплевать. Они поднялись по лестнице на крышу.
- Смотри, Лена, какая красота! – воскликнул Семен.
Жена застыла в изумлении: действительно, их окружало малиновое небо. Облака были похожи на пышные шарики мороженого, окрашенные клубничным сиропом. Волосы и платье Елены развевались на ветру, делая ее похожей на валькирию. Маленькая Оля во все глаза смотрела то на небо, то на мать. Они стояли спиной к Козловскому, и четкие силуэты обеих врезались в его память навеки.
Семен достал из сумки для пикника покрывало, шампанское и фрукты. Откупорив бутылку, разлил по бокалам. Пригласил Елену.
- Сегодня чудесный вечер. Жалко, что у нас так мало было таких бесшабашных и чудесных вечеров.
Она выпила.
- Очень жаль. Думаю, что больше и не будет, - сказала Елена.
Семен налил еще. Протянул фужер жене.
- Сема, я хотела тебе сказать, - она посмотрела на девочку, - я должна тебе признаться… В общем, нам надо развестись. Я…
Она запнулась.
- Мы… не подходим друг к другу. Очень жаль.
Семен улыбнулся.
- Я знаю. Только ты не договорила. «Мы не подходим друг к другу» - весьма размытая фраза. Для того, чтобы сказать настоящую правду, у тебя, моя дорогая, духу не хватило. Я не удивлен. Женщины – существа слабые. И слабость их – причина лживости и коварства. Никто, слышишь, никто из живущих на этой земле, не может отличиться столь поганым нравом. Жаль, что ты – именно та погань, которой я всю жизнь старался избежать. Неблагодарная. Лживая. Трусливая кошка, которая, сколько бы ее не кормили, холили и лелеяли, все равно гадит дома.
- Что ты такое…
- Замолчи! – негромко оборвал Елену Семен, - вот эта девочка – не моя дочка. Ты подсовывала фальшивку, выдавая за подлинник. Все эти годы ты пригревалась на моей груди, рассказывая мне сказочки. А на самом деле – ты, жалкое ничтожество, врала мне, изворачивалась, претворялась… Подсовывая мне чужого выродка, ты нисколько не стыдилась.
Семен допил свой бокал, пристально глядя на оторопевшую жену. Бывшую жену. Порошок только начал действовать, ее зрачки сначала сузились до предела, а теперь начали расширяться. Через три минуты она должна будет потерять контроль над своими действиями. Дочку Елена уже не видела. Девочка подобралась к ограждению. Для нее ограждение было высоким, но любая мать с криком бросается, чтобы оттащить ребенка подальше от края крыши. Елена не кинулась на помощь – она прислушивалась к себе, не понимая, что с ней творится.
- Откуда? Откуда? – она плохо соображала. Терла виски, у нее кружилась голова, и язык распухал, сделавшись сухим.
- Откуда? Неужели ты думаешь, что я – дурачок? Я с самого начала знал, что ты привезла свое отродье из этого… Зажопинска, или как там зовут город твоей, хм, любви? Неужели ты думаешь, что я просто так все оставлю? Пойму, прощу и отпущу?
- Пожалуйста, Сема, ну что тебе стоит? Отпусти нас? – она говорила с трудом. Наркотик охватил ее сознание.
- Лети, - коротко приказал Козловский.
Она не понимала приказа. Приподнялась и застыла. Глаза Елены таили сумасшествие.
- Лети, птичка. Спасай свое дитя. Иначе – я убью вас обеих. Лети сейчас же, - голос Семена спокоен. Он никогда не показывал эмоций. И это было страшно.
Елена обезумела, находясь в странной, желеобразной субстанции, она видела перед собой злейшего врага, убийцу. Убийца менял обличье, и вместо рук у него выросли щупальца. Щупальца множились, шарили по поверхности крыши, в поисках добычи. Вот они сейчас схватят Олю, схватят, задушат, сломают маленькое, хрупкое тельце, и не будет от них никакого спасения.
- Лети, птичка, иначе я убью вас, - шептал дьявольский голос, - лети, птичка.
Елена схватила дочь и забралась на бортик. Оля обнимала маму. Ей было интересно. Внизу блестела река.
- Лети, - изо рта Козловского высунулся раздвоенный язык.
Елена прижала к себе ребенка и прыгнула.
***
Козловский удовлетворённо хмыкнул. Отличное средство. Действительно, за этим порошком будущее наркоиндустрии. Синтетика гораздо дешевле в производстве.
Он быстро убрал бутылку и бокалы в сумку. Через минуту он был уже в квартире. На свой страх и риск, незадолго до «пикника», он звонил консьержке и обеспокоенно спрашивал, не выходила ли жена с дочерью куда-нибудь. Их до сих пор нет дома. Что ж, пора играть другую роль: роль убитого горем главы семейства. Он это умеет. О том, что первая жена была задушена подушкой, никто даже не подумал бы – Козловский не ел семь дней от «горя», так убивался… А тут такая драма… Жена оставила «записку», что дочь не от него, что жить с «этим» Елена больше не может…
Она увлекалась наркотиками. Козловский проворонил жену. Не заметил. Работа… Записку обнаружил слишком поздно…
Кто посмеет проверять почерк? Кто вообще посмеет проверять его, Козловского?
Никто!
***
- Она сама спрыгнула, - сказал Семен Антонович Артему, - эксперты подтвердили. И девочка спаслась. Я устроил ее в отличный интернат. Ты мог бы мне и спасибо сказать. Я воспитывал твою дочь.
Артем тяжелым взглядом вперился в лицо Семена. Кинул на дубовый столик изумительной отделки лист бумаги и ручку.
- Пиши все, как было на самом деле.
Семен холодно улыбнулся.
- У меня руки связаны, любезный. И потом, я все сказал.
Ухмыльнулся и Бирюков.
- Не все. Про наркотики в шампанском ты забыл. Про сумку для пикника, в которой ты забыл фрукты, забыл. Милиционер нашел эту сумку во время обыска и прикинул, что к чему. Хороший парень, тот мент. Жалко, что выгнали с позором за коррупцию. Не дали делу ход. Кто ж посадит такого уважаемого человека. А?
Помарочка, правда, вышла. Больно зазнался уважаемый человек. Мент столько лет под твоим боком электриком работал, Михаил Григорьевич Марусов. Не знаешь такого? А он тебя отлично знает. Он мне все рассказал, даже просить не надо было. Скольким ты еще жизнь сломал? А?
Он протянул Козловскому бумагу, развязал руки. Приставил к виску пистолет.
- Покайся. Может быть, отмажешься. Ты хитрый. А, может, и нет… Все в твоих руках.
Козловский писал и думал: не все еще потеряно. Если горилла оставит его в живых, то он гориллу в живых не оставит, это точно.
- Ты отнял у меня жену, - сказал он, когда дописал.
- Фамилию, дату и подпись поставь, - вместо ответа сказал Бирюков, и пиши дубликат.
- У тебя ничего не получится, - растянул сухие губы в улыбке Козловский, когда Бирюков убрал пистолет, - можешь задницу подтереть своей бумажкой.
«Если заставил писать дубликат, то значит точно – не убьет. Шантажом морить будет»
- Могу и задницу подтереть, - согласился Бирюков, когда Козловский закончил.
Он вдруг выволок из кресла Семена, схватив его за шкирку и ремень брюк, подошел к открытой двери балкона и… выкинул мужчину с третьего этажа.
- Лети, птичка, - сказал Бирюков.
Козловский летел недолго. Он упал на асфальт и умер.
Убийцу никто не искал. А как? Зеленые бумажки сыграли роковую роль: диспетчера конторы не сподобились даже паспорт нового «электрика» посмотреть, как следует. А внешность описали так, что опера только репу почесали: типичный «браток». Заказуха. Глухарь. Конечно, Козловский – величина в игровом бизнесе. Они там все, как пауки в банке, жрут друг друга из-за бабла. Да и было ли это убийством? Мало ли чего – выбросился человек из окна. Они сейчас через одного из окна выбрасываются!
Всплыли еще кое-какие обстоятельства: на дубовом столике лежала записка-признание. Полковник РУВД по Ленинградской области скумекал: дать этой записке ход – подписаться в собственной некомпетентности. А еще хуже – во взяточничестве. Он же тогда вел это дело.
Полковник, вытерев потный лоб, задвинул записку куда подальше. Не буди лиха, как говорится… Откуда ему было знать, что электрик Миша, бывший лейтенант РУВД, имеет на руках копию письма. Недолог час, когда документ окажется на столе прокурора, молодого еще, горячего, не погрязшего в коррупции. И дело ему покажется «вкусным» и резонансным.
А что до Бирюкова? Да ничего. Он, особо не скрываясь, катил себе по шоссе, в богом забытую деревню, где ждали его родные люди. Артему буквально вчера сообщили прекрасную новость: он стал дедом маленькой Анечки. Он крутил баранку и думал: «Почему это деревню считают Богом забытой. Быть может, именно в деревне и живет Бог!»
Автор: Анна Лебедева