Портниха, увидев Дайе-хатун, принялась извиняться:
- Ради Аллаха, простите меня, Дайе-хатун, я только-только доделала пояс. У Нигяр-хатун столько фантазии, я впервые шью такой свадебный наряд, но это очень красиво, вот увидите!
Дайе с облегчением перевела дух, ей было на руку, что портниха задержалась. “Слава Аллаху! Будет что сказать валиде, если она спросит, почему я так долго” – подумала она и успокоила портниху.
- Ничего страшного, хатун, не переживайте. Главное, чтобы наряд понравился моей дочери, - дружелюбно сказала хазнедар.
- Ой, понравится, Дайе-хатун, вот увидите, - обрадовалась та, что ей не высказали претензию. – Вот всё и готово, сейчас аккуратно уложу, и можем ехать, только бы ничего не забыть, - засуетилась портниха.
Кучер подъехал к воротам дворца, спрыгнул с облучка и открыл дверцу кареты, помогая женщинам выйти.
Дайе, поставив ногу на подножку, повернула голову и обратила внимание, что у ворот стоит ещё один экипаж, к которому шла нарядно одетая невысокая худенькая женщина.
“Интересно, кто это, - с любопытством подумала Дайе, - она не похожа ни на одну женщину, которых я знаю. Что ей понадобилось во дворце?”
Дайе быстро спрыгнула и пошла к незнакомке. В это время та тоже повернула голову, луч заходящего солнца осветил её лицо, и Дайе вскрикнула, прикрыв рот рукой.
- Айшель…- прошептала она и уже совсем громко произнесла, почти крикнула: Айшель!
Женщины устремились навстречу друг другу и, остановившись в метре, застыли в немом изумлении.
Наконец, они сделали пару шагов, протянули друг к другу руки и обнялись.
- О, Аллах! Дайе! Я снова вижу тебя, - шептала Айшель, глотая слёзы.
- Айшель, откуда ты взялась? – говорила Дайе, пытающаяся сдержать рыдания. – После похорон супруга ты исчезла, я приезжала в твой дом несколько раз.
- Невыносимо было оставаться в пустом доме, и я уехала к дочери, но вскоре вернулась, там всё чужое, - рассказала Айшель. – Дайе, милая, я так рада тебя видеть. Я никогда не забуду, что обязана тебе жизнью. Помнишь, Дайе? Именно ты увидела, как в моё кушанье подсыпали толчёное стекло, вбежала в мои покои и выбила ложку из моих рук. Потом мы накормили этой едой ту наложницу. Помнишь? Айше и ты держали её за руки, а я вливала ей в рот миндалевый суп, приправленный стеклом. О, Аллах, в каких муках она скончалась, страшно вспомнить. Лекари подумали, что у неё колики.
- Да, Айшель, тебя мне удалось спасти, но она же призналась, что таким образом умертвила беременную фаворитку султана Менекше, - сказала Дайе, - ты помнишь, как та кричала, бедная?
- Да, Дайе, это было ужасно. О, Аллах! Зачем мы это вспоминаем? Я просто хотела в очередной раз поблагодарить тебя и признаться в верности, - опомнилась Айшель-хатун.
- Айшель, как приняла тебя Хафса? Вы поговорили? – спросила Дайе.
- Да, мы очень хорошо поговорили, - ответила Айшель, - Хафса пригласила меня приехать ещё и завтра, чтобы продолжить разговор. Мы чудно провели вечер.
- Вот и хорошо, Айшель, завтра мы вновь встретимся и наговоримся. Я велю приготовить твою любимую тахинную халву, - улыбнулась Дайе.
- Моя дорогая Дайе, ты не забыла? - растрогалась Айшель и обняла Дайе. – Ну, мне пора, до завтра, - сказала она и спохватилась:
- Ой, Дайе, я кое-что хотела спросить у тебя. Когда Хафса сказала, что ты уже давно служишь у неё, я удивилась. Разве ты не вышла замуж за Пири-пашу? Он просто души в тебе не чаял. Прости, если лезу не в своё дело, - извинилась Айшель.
- Ничего страшного, Айшель, мы же никогда ничего не скрывали друг от друга. Нет, не вышла. С моим ли характером становиться второй женой? Однако сейчас его жена покинула этот мир…- покраснела Дайе.
- Это потому тебя так долго не было во дворце? – лукаво посмотрела на женщину Айшель и тут же снова попросила прощения, - извини меня, дорогая, ты же помнишь, я всегда была остра на язык. Я очень рада за тебя, этот достойный мужчина не смог тебя разлюбить.
- Айшель, только я тебя прошу, ни слова Хафсе, мне стыдно ей признаться, что я бегаю к нему на свидания, - попросила Дайе.
- Ну конечно, не переживай. Когда захочешь, сама расскажешь, - пообещала подруга.
Наконец, женщины ещё раз обнялись, и Айшель села в экипаж, который повёз её домой.
Дайе быстренько переоделась, сняла украшения, заглянула к Нигяр, которая общалась с портнихой, и побежала к Айше-султан.
- Валиде-султан, простите, что я так долго, но портниха была не готова, моя Нигяр придумала много каких-то сложностей в фасоне, - оправдалась Дайе и радостно продолжила. – А ещё мы встретились у ворот с Айшель и разговорились, кто бы мог подумать, что мы встретимся!
- Да, Дайе, я под впечатлением этой встречи, она прошла так тепло и душевно. Завтра мы продолжим, так что поручи свои дела кому-нибудь другому, - сказала Айше-султан.
- Хорошо, валиде-султан, я так и сделаю. Если позволите, пойду повожу портниху, - попросила она разрешение.
- Да, конечно, иди, - ответила госпожа с мечтательным взглядом, всё ещё находясь в тумане всплывшего прошлого.
Едва на востоке заалел слабый свет утренней зари, Осман встал с кровати, оделся, умылся и выскользнул за дверь своей комнаты.
Недолго постояв в условленном месте, он услышал лёгкие шаги и выглянул из-за угла. Тотчас он увидел приближающуюся к нему изящную фигурку Хатидже-султан. Девушка упала прямо к нему в объятия.
- Мой Осман, береги себя, помни, нет тебя и меня нет, - прошептала она ему на ухо, не успев отдышаться от быстрой ходьбы.
- Хатидже, любимая, то же самое я прошу и тебя, береги себя для меня, время пролетит быстро, и мы с тобой, наконец, навсегда будем вместе, - крепко прижал он её к себе.
После долгого поцелуя они отпустили друг друга и разошлись, без конца оглядываясь, пока не скрылись в разных коридорах.
Осман вернулся к себе, осмотрел вещи, которые собрал с вечера и велел подать ему завтрак.
Ибрагим тоже проснулся рано, из дворца они договорились с братом выйти вместе, а потом – каждый в свою сторону.
У Ибрагима поклажа была небольшая, кое-что из вещей и подарки родителям и Ксантии. Все вместе они должны были почти сразу возвращаться в Стамбул.
Вскоре Ибрагим-паша и два его охранника поднялись на борт корабля, готовившегося отплыть в Паргу.
Капитан корабля почтительно приветствовал важного пассажира – великого визиря Ибрагима-пашу и сам лично проводил его в каюту.
- Ибрагим-паша, если что-то будет нужно, матрос всегда возле Вашей каюты, передайте ему свои пожелания, а он мне.
- Хорошо, спасибо, - поблагодарил капитана Ибрагим, снял кафтан и посмотрел в иллюминатор.
Настроение у паши было приподнятым, он чувствовал небольшое волнение в предвкушении встречи с родными и любимыми людьми.
Поблагодарив Аллаха и вознеся ему молитву, Ибрагим прилёг и постарался уснуть, чтобы время пробежало быстрее.
Когда до родного берега оставалось несколько миль, Ибрагим заметил, что погода испортилась. Море штормило, то и дело раздавались оглушительные и продолжительные раскаты грома и сверкали молнии.
В одно пасмурное утро корабль, наконец, причалил к пристани и встал на прикол.
Ибрагим с охраной сошли на берег, взяли в аренду в прибрежной конюшне лошадей, и отправились к дому рыбака Манолиса.
Над холмистым ландшафтом острова нависли плотные серые тучи, гроза и здесь бушевала, лил дождь, всадники пришпорили коней и взяли в галоп.
Очень быстро они добрались до дома, по крыше и окнам которого под порывами ветра оплеухами хлестал дождь.
Манолис не вышел в этот день в море, а остался дома. Они с Софией понежились в тёплой постели, встали попозже, умылись и сели завтракать.
Они любили, когда выдавались дни, позволяющие им побыть вместе целый день. Завтраки, обеды и ужины их затягивались, превращаясь в задушевные неторопливые беседы.
Так и сейчас они сидели за столом, пили чай и вели неспешный разговор.
Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился их Тео. От неожиданности Манолис с Софией застыли на месте, не выпуская чашек из рук. Первой опомнилась мать. Она резко встала из-за стола и с воплями подскочила к Ибрагиму.
- Ох, господи, сынок мой, Тео, приехал! Слава тебе, Царица Небесная, ты услышала мои молитвы! Сыночек мой! Мокрый весь! Раздевайся скорее! А худой какой! А там в коридоре кто стоит? – разглядела она через неплотно закрытую дверь двух мужчин.
- Матушка, здравствуйте,- обнял ей Ибрагим, - это моя охрана.
- Охрана? – удивилась мать, - тоже, небось, вымокли, погоды-то нынче какие, может, в комнату их позвать, сынок? А охрана-то тебе зачем? – не умолкала от переполнявшей её радости мать.
- У меня теперь другая должность, охрана мне положена. Они в коридоре посидят, там у нас тоже тепло, - ответил Ибрагим и обратился к Манолису.
- Здравствуй, отец! Я лошадей в сарай поставил, ничего?
- Ничего, - угрюмо ответил Манолис, встал и подошёл к сыну.
- Подожди, мать, отойди, - подвинул он рукой Софию. – А ты, сынок, один приехал или с супругой? Что ж за столько времени письма даже не написал, мы ведь переживали, мать вон опять лекарства пить начала, - с укором посмотрел он на сына.
Ибрагим опешил. Не отпуская от себя матушку и продолжая её обнимать, он удивлённо посмотрел на отца.
- Папа, ты о чём сейчас говоришь? Какая супруга? Почему не писал? С чего ты всё это взял? О, Аллах! – Ибрагим потемнел лицом.
В комнате стало очень тихо, и Ибрагим почувствовал, с каким напряжённым вниманием смотрят на него родители. С внезапным подозрением он перевёл взгляд с отца на мать и обратно и прошептал:
- Вы что, не получали нашего с Османом письма?
- С Османом? – наконец, произнёс теряющий грозный вид отец, - Ты хочешь сказать, что Нико теперь Осман, и вы написали нам письмо? – недоверчиво посмотрел он на сына.
- Именно это я и хочу сказать. Нико принял ислам, его назначили на высокую должность, у него состоялась помолвка, и он скоро женится на султанше. Обо всём мы написали вам в письме. Вы что, его не получали? – понял, наконец, Ибрагим.
- Никакого письма мы не получали, - растерянно ответила София.
- А про мою супругу с чего взяли? – продолжал вести расследование Ибрагим.
- Так Георгис рассказал, а ему капитан корабля, - неуверенно произнёс Манолис.
- О, Аллах! Неужели этот негодяй не отдал вам письмо? – закатил глаза и сжал кулаки Ибрагим. – Я написал вам письмо, собирался приехать, но меня похитили, я долго болел, и вот, как смог, сразу помчался к вам, - скороговоркой проговорил Ибрагим.
- Похитили? Болел? – в один голос изумлённо промолвили отец и мать. – О, Господи, спаси и сохрани, так вот почему ты такой худой, - поднесла руки к губам София, собираясь заплакать.
- Матушка, уже всё хорошо, успокойтесь. Скажите, а Ксантия тоже слышала эту чушь про мою женитьбу? – тревожно посмотрел он на мать.
- Да, сынок, она прямо сама не своя ходит, а этот Георгис ей покоя не даёт, всё свататься ходит, - едва сдерживая слёзы ответила мать.
Ибрагим схватил снятый кафтан, стал спешно его надевать, не смог попасть в рукава, бросил его на пол и выскочил из дома.
- Сынок, только не убивай его, а то ещё посадят за этого придурка, - крикнул вслед ему отец, и они с матерью молча уселись за стол.
- Мать, Нико-то наш на султанше всё же женится, - приходя в себя, сказал Манолис.
- Ой, и правда. И должность ему какую-то большую дали, - медленно произнесла София. – Охрану-то накормить можно, как думаешь? - Спросила она мужа.
- Та кто их знает, ну иди, предложи, они ж тоже люди, есть, небось хотят, - ответил супруг. И София пошла в коридор.
А Ибрагим, не замечая дождя, мчался в дом к Ксантии. Громко постучав в дверь, не дожидаясь ответа, он вошёл в комнату и обомлел. Ксантия сидела перед зеркалом в фате.
Девушка вздрогнула от неожиданности, повернула голову и вскрикнула, закрыв глаза руками.
- Ксантия, ты выходишь замуж? – с широко раскрытыми глазами прошептал Ибрагим.
- Тео, ты приехал, ты всё-таки приехал. Тео, ты же не женился? Ты приехал за мной? – выдохнула она и смахнула вмиг навернувшиеся на глаза слёзы. Тут только она поняла, что он задал ей вопрос.
- Замуж? Конечно, я выхожу замуж, - словно в забытьи промолвила она, - ты же не передумал на мне жениться? А это фата, - ответила она, поймав взгляд Ибрагима, - я её примеряю каждый день, мне так легче тебя ждать.
Они еще пару секунд смотрели друг на друга и, наконец, бросились в объятия друг к другу, хрупкие плечики Ксантии стали вздрагивать, и девушка зашлась в рыданиях.
- Ну всё, всё, не надо, любовь моя, всё хорошо, ещё немного, и мы никогда с тобой не расстанемся, - успокаивал её Ибрагим, покрывая горячими поцелуями.
- Прости, Ксантия, я ненадолго тебя оставлю, мне надо встретиться с одним человеком, который влез не в своё дело, решив распорядиться моей жизнью, - мягко сказал Ибрагим, но наполнившиеся ненавистью его глаза метали искры и молнии.
Ксантия всё поняла, отпустила его и побежала следом, приговаривая:
- Тео, пожалуйста, только не убивай его, он не стоит того, чтобы из-за него садиться в тюрьму, обещай мне, Тео.
- Обещаю, - сквозь зубы ответил Ибрагим, выскакивая за калитку.
С перекошенным от гнева лицом он ворвался к Георгису, который сидел на диване и пересчитывал деньги. Услышав, что кто-то вошёл, он спрятал их под подушку и сердито крикнул:
- Кого принесло? Да ещё без стука?
- Без стука, говоришь? – прошипел взбешённый и промокший Ибрагим, с которого стекала вода, - сейчас я устрою тебе стук, много стука, ты даже не представляешь, как много, - медленно приближался он к Георгису, а тот с ужасом в глазах стал пятиться от него. Бежать было некуда, Ибрагим припёр Георгиса к стене и прорычал:
- Где письмо?
- Сейчас, сейчас, я его куда-то спрятал, я найду, - залепетал Георгис и боком прошёл мимо Ибрагима к комоду. Не поворачиваясь спиной к паше, он порылся в ящике, нащупал тубу с посланием и протянул дрожащей рукой. Ибрагим схватил футляр, и быстрой походкой вышел в коридор, крикнув: “Я ещё вернусь”.
