EXEGI MONUMENTUM. "НА ОПИСАНИЕ БАБОЧКИ" Владимира Набокова: научный и литературный контекст. Перевод на русский язык и комментарии энтомолога-писателя-лингвиста. Материалы к АУДИО-лекции (слушайте на этом канале с 14.11.2023).
В первой своей жизни я была зоологом: в МГУ им. М.В.Ломоносова окончила кафедру энтомологии. Диплом я защитила на тему "Помехоустойчивость акустических систем связи трех симпатрических видов кузнечиков рода Metrioptera L." Это была биоакустика - направление, тогда активно развивавшееся на факультете и кафедре.
Однако систематика меня интересовала больше. Да и тема даже акустического диплома к тому располагала: по сути, изоляция трех видов кузнечиков, обитающих в Подмосковье на одних и тех же полянках, достигалась именно акустически - с помощью различий призывных песен самцов метриоптер: M.roeseli, M.bicolor, M.brachyptera.
Правда, систематика бабочек, как и сами они, меня никогда не привлекала. Это и понятно. Если Набоков в детстве скакал с сачком по лугам своего Рождествено, то я и вся наша семья в 50-е - 60-е годы оборонялись в московской квартире от клопов. Борьба была напряженной.
Клопы - группа необыкновенно разнообразных и красивых насекомых. Клопы привлекали меня и литературно. И не из-за пьесы Маяковского. Я знала: "Стрекоза и муравей" - на самом деле LА CIGALE и LA FOURMI (LА CIGALE - цикада - женский образ; цикады образуют подотряд Auchenorryncha; они близки к клопам (Heteroptera) и относятся вместе с ними к одному отряду - полужесткокрылые, Hemiptera). LA FOURMI - у Лафонтена и во французском языке не муравей, как у нас, а "муравьиха" (женщина-хозяйка).
Систематика сама по себе - совершенно особая область биологии. Это философия и теория разнообразия; это, кроме того, методология классификаций и типологий. Это поэзия образа и стиля - недаром существуют такие работы, как "Архетип, стиль и ранг в биологической систематике" (Георгий Юрьевич Любарский). Меня не удивляет, что Набоков стал именно систематиком, а не просто коллекционером и любителем бабочек. Возможно, он мог стать и великим модельером. Дар стилиста, и стилиста гениального, обеспечил ему его особый, своеобразный литературный путь. Это удел единиц, гениев. Странности "Лолиты", граничащие с нечеловеческим цинизмом, необъяснимые причуды в эссе и лекциях о писателях, упорство в попытках на тысяче страниц объяснить весь текст "Евгения Онегина"; ненависть к Чернышевскому и всякой пошлости (как он ее понимал) - все эти капризы на острие бритвы, где не только шаг, но малейшее колебание - уже грехопадение, - все это вполне естественно для одаренного систематика, тем более систематика-энтомолога. Таковы уж насекомые - самый многочисленный класс животного мира: есть в их жестких хитиновых формах что-то неживое, что-то механическое, и какой-то искусственный интеллект, кажется, управляет их резкими движениями.
Его страсть к бабочкам как раз более понятна и объяснима.
Бабочка - психея, душа, отлетающая от тела и порхающая в эфире, прекрасная и свободная.
Вместе с тем "бабочка" (праслав. *babъka) - бабка, старуха, умершая - название, связывающая представление о ней с миром мертвых.
Бабочки - особый отряд насекомых (Чешуекрылые, Lepidoptera): они неповторимо прекрасны, они связаны с воздухом и ветром, они связаны с цветами; наконец, они интересны в философском смысле: три стадии их развития - яйцо, гусеница (личинка) и имаго - взрослая форма - заставляют задуматься. Имаго - образ полного раскрытия сущности, дословно "образ" по-латыни (откуда имидж, имагология (имиджелогия): кто бы мог подумать, что до него - прекрасного, но эфемерного - нужно большую часть жизни провести в виде "личинки" (а не лица) - в облике безобразной гусеницы и до нее - малозаметных крохотных невидных яиц! Это разве не сказочный сюжет о Золушке?
Набокова привлекали разные бабочки, но вовсе не самые яркие и крупные. Такое не для изысканного знатока, это была бы "пошлость". Его любимые бабочки - два семейства, маленьких - около 2 см - и невзрачных: простенькие голубянки и совсем незаметные на коре дерева пяденицы.
Голубянки - это семейство бабочек, они называются Lycaenidae. Lycaeus - Ликей, горная цепь в юго-западной Аркадии, посвященная Зевсу и Пану. Голубые бабочки - кусочки неба Аркадии, связанные с обоими богами. Самая известная голубянка носит имя Икар.
Пяденицы - семейство Geometridae, с очень характерными гусеницами. Они как бы меряют пространство своими "шагами".
На мой взгляд - взгляд энтомолога - пяденицы демонстрируют на редкость изысканные рисунки и цветовые сочетания: это великолепная графика, по сравнению с которой рисунки Обри Бердслея и японские узоры тканей кажутся грубоватыми. Голубянки же, с их оттенками голубого и синего, странно контрастирующими с исподом крыльев - ярко-оранжевым или нежно-палевым, окаймленном черно-белыми шашечками такси, не менее привлекательны. Оценить все это способен настоящий стилист, благоговеющий перед сложностью замысла Творца и блеском воплощения.
Открытые Набоковым бабочки (по разным источникам, их 20-30):
«Набоков открыл 20 видов бабочек и дал им названия.
Вот примеры.
Cyllopsis pertepida dorothea Nabokov, 1942. Ее он сам поймал в Гранд Каньоне. [Это САТИРИДА - бабочка из семейства сатирид (ее связь с сатирами понятна) - шоколадных или охристых бабочек с глазками на крыльях, печальных и медленных - A.M.].
Lysandra cormion Nabokov, 1941. Единственная описанная Набоковым европейская бабочка; ее он поймал в Южной Франции. [ГОЛУБЯНКА - A.M.] Вероятно, стихотворение "На описание бабочки" (1942) посвящено именно ей - больше некому! В этом тексте описана именно голубянка Lysandra - А.М.]
Plebulina Nabokov, 1944. [ГОЛУБЯНКА - A.M.] Поймана в Калифорнии.
Слово "Nabokov" тут является не то чтобы частью названия, но, скорее, дополнением к нему, и, согласно действующим правилам, называет первооткрывателя. Он больше гордился другими случаями:
"Именем моим названа — нет, не река, а бабочка на Аляске, другая в Бразилии, третья в Юте, где я взял ее высоко в горах, на окне лыжной гостиницы,— та Eupithecia nabokovi McDunnough, которая таинственно завершает тематическую серию, начавшуюся в петербургском лесу" ["Другие берега"]. А кроме нее, еще пять видов были названы в честь Набокова другими энтомологами» .
https://www.kommersant.ru/doc/15425
"Ночью 1 августа 1943 года Владимир Набоков, находясь в городе Альта, штат Юта, поймал несколько бабочек, в том числе и экземпляр Eupithecia nabokovi. Вместе с несколькими другими он отправил экземпляр своему другу-энтомологу Джеймсу Макдоно, который впоследствии и стал автором первоначального описания нового вида, который назвал в честь Набокова[5]. В журнале The Canadian Entomologist (рус. Канадский энтомолог) приведена его цитата: «Я с большим удовольствием посвящаю этот вид моему другу, В. Набокову, от которого я получил много интересного материала этого рода для изучения»[6].
В настоящее время голотип вида находится в Музее сравнительной зоологии в Кембридже под номером 27131[7]".
https://ru.wikipedia.org/wiki/Eupithecia_nabokovi
ИТАК, стихотворение: текст, подстрочник, комментарии, перевод
15 мая 1942 было опубликовано стихотворение "On discovering a butterfly" (позже переименовано в "A Discovery")
On Discovering a Butterfly
«На описание бабочки»
Почему я не перевожу "на открытие"? Это для энтомолога не профессиональный язык - "открытие". Не термин. Говорят "описание", "описал".
I found it in a legendary land
all rocks and lavender and tufted grass,
where it was settled on some sodden sand
hard by the torrent of a mountain pass.
The features it combines mark it as new
to science shape and shade — the special tinge,
akin to moonlight, tempering its blue,
the dingy underside, the checkered fringe.
My needles have teased out its sculptured sex;
corroded tissues could no longer hide
that priceless mote now dimpling the convex
and limpid teardrop on a lighted slide.
Smoothly a screw is turned; out of the mist
two ambered hooks symmetrically slope,
or scales like battledores of amethyst
cross the charmed circle of the microscope.
I found it and I named it, being versed
in taxonomic Latin; thus became
godfather to an insect and its first
describer — and I want no other fame.
Wide open on its pin (though fast asleep)
and safe from creeping relatives and rust,
in the secluded stronghold where we keep
type specimens it will transcend its dust.
Dark pictures, thrones, the stones that pilgrims kiss,
poems that take a thousand years to die
but ape the immortality of this
red label on a little butterfly.
ПОДСТРОЧНИК И КОММЕНТАРИИ
- слушайте в АУДИО лекции на этом моем канале в Дзен (Профессор риторики). Здесь привожу только некоторые пояснения.
TYPE SPECIMEN
ЭКЗЕМПЛЯР ТИПОВОЙ — (specimen typicum) единственный экземпляр (голотип, лектотип или неотип), являющийся типом таксона семейственной группы.
Типовые экземпляры в биологической систематике - это сами животные, в том или ином сохранном их виде - образцовые носители научного названия вида или подвида.
Типовые экземпляры необходимо хранить в общественных коллекциях (например, коллекциях национальных музеев, научно-исследовательских институтов или университетов) и маркировать недвусмысленным образом, чтобы обеспечить их доступность для дальнейшего изучения.
Типовые экземпляры - это может быть голотип, лектотип или неотип.
GOLOTYPE - ГОЛОТИП
ГОЛОТИП (лат. holotypus) — образец организма, использованный при составлении протолога (первичного описания) нового вида или внутривидового таксона и обозначенный самим автором как его номенклатурный тип. Голотип выбирается только автором нового таксона и объявляется в протологе.
СР. С ЭКЗЕМПЛЯРОМ СОБАКИ ДЛЯ СОСТАВЛЕНИЯ ТЕКСТА ОПИСАНИЯ В СТАНДАРТЕ ПОРОДЫ (у меня был такой экземпляр - борзая собака породы тазы (среднеазиатская борзая), и его описание известнейший эксперт предложил сделать основой нового стандарта породы).
ЛЕКТОТИП - образец-экземпляр из того же материала, замена голотипа в случае утраты
НЕОТИП - новый образец (если утрачен весь материал, на котором составлено первичное описание нового вида - протолог))
RED LABLE - КРАСНАЯ ЭТИКЕТКА - полагается только для типового экземпляра - голотипа. Это действительно этикетка (кусочек бумаги), на котором по определенной форме написана информация об этом экземпляре (см. выше фото голотипа бабочки Набокова с красной этикеткой в хранилище музея).
А ТЕПЕРЬ МОЙ ПЕРЕВОД СТИХОТВОРЕНИЯ 2005-2023 г. (Последние три катрена переведены в 2005, по первой публикации стихотворения Набоковым в этом укороченном виде, так, как она была сделана в 1942 и как обычно текст приводится; первые же катрены переведены в 2023, когда я узнала наконец о первоначальном тексте)
Почему текст более известен в последних строфах и автор не включил в публикацию первые? Ответ очевиден: первые - сугубо зоологические, энтомологические, вполне понятные только специалисту. Общее звучание имеют только те три последние, что автор опубликовал впервые отдельно.
НА ОПИСАНИЕ БАБОЧКИ
Ее нашел я в сказочной стране
Лаванды горной, жестких трав и скал,
Недвижную от жажды, в тишине,
На ложе у ручья чрез перевал.
[I found it in a legendary land
all rocks and lavender and tufted grass,
where it was settled on some sodden sand
hard by the torrent of a mountain pass].
Ее черты и сочетанье их
Невиданны, и может лишь луна
Тенить с исподу крылья, хоть на них
Сияет с клетчатой каймой голубизна.
[The features it combines mark it as new
to science shape and shade — the special tinge
akin to moonlight, tempering its blue,
the dingy underside, the checkered fringe].
Иглами вымучил я тайну тонких уд
Из тленных тканей, и резной узор
Бесценных крох готов предстать на суд
В прозрачной капле, обострившей взор.
[My needles have teased out its sculptured sex;
corroded tissues could no longer hide
that priceless mote now dimpling the convex
and limpid teardrop on a lighted slide]
Последний мягкий поворот винта, и вот
Уже два парные янтарные крюка -
Две створки аметистовых ворот
Сверкнули в центре светлого круга.
[Smoothly a screw is turned; out of the mist
two ambered hooks symmetrically slope,
or scales like battledores of amethyst
cross the charmed circle of the microscope].
Нашел ее, поймал и окрестил
Созвучно таксономии латыни.
Я описал ее - а значит, возвестил
Я с нею и себя в веках отныне.
[I found it and I named it, being versed
in taxonomic Latin; thus became
godfather to an insect and its first
describer — and I want no other fame].
Простерта на булавке, как во сне,
Вдали от вредных родичей и тленья
Свой прах переживет и в тишине
Пребудет эталоном для сравненья.
Wide open on its pin (though fast asleep)
and safe from creeping relatives and rust,
in the secluded stronghold where we keep
type specimens it will transcend its dust.
Стихи, картины, троны королей
И камни, что целуют пилигримы,
В своем бессмертье с бабочкой моей
И красной этикеткой несравнимы.
Dark pictures, thrones, the stones that pilgrims kiss,
poems that take a thousand years to die
but ape the immortality of this
red label on a little butterfly.
НУ, И ТЕПЕРЬ ВСЕ ЦЕЛИКОМ:
НА ОПИСАНИЕ БАБОЧКИ
Ее нашел я в сказочной стране
Лаванды горной, жестких трав и скал,
Недвижную от жажды, в тишине,
На ложе у ручья чрез перевал.
Ее черты и сочетанье их
Невиданны, и может лишь луна
Тенить с исподу крылья, хоть на них
Сияет с клетчатой каймой голубизна.
Иглами вымучил я тайну тонких уд
Из тленных тканей, и резной узор
Бесценных крох готов предстать на суд
В прозрачной капле, обострившей взор.
Последний мягкий поворот винта, и вот
Уже два парные янтарные крюка -
Две створки аметистовых ворот
Сверкнули в центре светлого круга.
Нашел ее, поймал и окрестил
Созвучно таксономии латыни.
Я описал ее - а значит, возвестил
Я с нею и себя в веках отныне.
Простерта на булавке, как во сне,
Вдали от вредных родичей и тленья
Свой прах переживет и в тишине
Пребудет эталоном для сравненья.
Стихи, картины, троны королей
И камни, что целуют пилигримы,
В своем бессмертье с бабочкой моей
И красной этикеткой несравнимы
Аллюзия на ОДУ ГОРАЦИЯ «К МЕЛЬПОМЕНЕ» и конечно, на пушкинский "Памятник"
Quintus Horatius Flaccus
HORATII CARMINUM III, 30
«Ad Melpomenen»
Exegi monumentum aere perennius
Regalique situ pyramidum altius,
Quod non imber edax, non aquilo impotens
Possit diruere aut innumerabilis
Annorum series et fuga temporum.
Non omnis moriar multaque pars mei
Vitabit Libitinam: usque ego postera
Crescam laude recens, dum Capitolium
Scandet cum tacita virgine pontifex:
Dicar, qua violens obstrepit Aufidus
Et qua pauper aquae Daunus agrestium
Regnavit populorum, ex humili potens
Princeps Aeolium carmen ad Italos
Deduxisse modos. Sume superbiam
Quaesitam meritis et mihi Delphica
Lauro cinge volens, Melpomene, comam.
М.ЛОМОНОСОВ
Я знак бессмертия себе воздвигнул
Превыше пирамид и крепче меди,
Что бурный аквилон сотреть не может,
Ни множество веков, ни едка древность.
Не вовсе я умру, но смерть оставит
Велику часть мою, как жизнь скончаю.
Я буду возрастать повсюду славой,
Пока великий Рим владеет светом.
Где быстрыми шумит струями Авфид,
Где Давнус царствовал в простом народе,
Отечество мое молчать не будет,
Что мне беззнатной род препятством не был,
Чтоб внесть в Италию стихи эольски
И перьвому звенеть Алцейской лирой.
Взгордися праведной заслугой, муза,
И увенчай главу Дельфийским лавром.
<1747>
Г.ДЕРЖАВИН
ПАМЯТНИК
Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.
Так! — весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастёт моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить.
Слух пройдет обо мне от Белых вод до Чёрных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;
Всяк будет помнить то в народах неисчётных,
Как из безвестности я тем известен стал,
Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о Боге
И истину царям с улыбкой говорить.
О Муза! возгордись заслугой справедливой,
И презрит кто тебя, сама тех презирай;
Непринуждённою рукой неторопливой
20Чело твоё зарёй бессмертия венчай.
1795
А.С.ПУШКИН
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.
1836 г.
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О НАБОКОВЕ - ЭНТОМОЛОГЕ И СИСТЕМАТИКЕ
Из статьи историка зоологии Даниила Александровича Александрова, 1997 http://nabokov-lit.ru/nabokov/kritika/aleksandrov-nabokov-na…
(В статье приводятся высказывания писателя, по которым можно судить о его понимании ВИДА. Набоковская концепция вида определяет его эстетическое и систематическое credo. Концепция вида - краеугольный камень всей деятельности любого систематика).
"Работы о двух «текущих, тающих по краям видах» бабочек рода Lycaeides[298] выполнены были Набоковым в Музее сравнительной зоологии Гарвардского университета с 1941 по 1948 г. Набоков не прошел стороной и споры о концепции вида и эволюционной теории, кипевшие в то время в Америке. Новые теории, сводившие явления вида к системе биологически изолированных популяций, отличающихся лишь статистически, были неприемлемы для поэта и ценителя формы. Сущность вида не в статистике или генетической изоляции, а в эстетическом своеобразии. Биологическая теория кажется ему «зауженной… насильственно натянутой на концепцию вида», которая «изуродована» пренебрежением к чистой морфологии[299]. «В конце концов, — воскликнул Набоков однажды, — естествознание ответственно перед философией — не перед статистикой»[300].
Подвижную изменчивость «текущих» видов надо таксономически оформить, выявить внутренний ритм природы и выразить его в рядах и группах так, чтобы они имели эстетическое совершенство. Изменчивость бабочек имеет «повторы, ритм, размах и выражение». Говоря о ритме, Набоков имеет в виду появление и исчезновение определенных форм в системе вида: «пропуски [форм], разрывы, слияния и синкопированные толчки создают в каждом виде ритм изменчивости, отличающий его от другого»[301].
298. Lepidoptera) // Psyche: Journal of Entomology. 1943. V. 50. № 3–4. P. 87–99; Nabokov V. Notes on the morphology of the genus Lycaeides (Lycaenidae, Lepidoptera) // Psyche: Journal of Entomology. 1944. V. 51. № 3–4. P. 104–138; Nabokov V. The nearctic members of the genus Lycaeides (Lycaenidae, Lepidoptera) // Bull, of the Museum of Comparative Zoology. 1949. V. 101. № 4. P. 479–541.
[299] Nabokov V. Notes on Neotropical Plebejinae (Lycaenidae, Lepidoptera) // Psyche: Journal of Entomology. 1944. V. 52. № 1–2. P. 3.
[300] Nabokov V. Remarks on F. Martin Brown's «Measurement and Lepidoptera» // The Lepidopterist' News. I960. V. 4. № 6–7. P. 76. Важные материалы о реакции Набокова на современные ему работы по теории эволюции и концепции вида приведены в книге Boyd В. Vladimir Nabokov: The American Years. Princeton, 1991 [Лучшая книга о Набокове - А.М.]. Ссылаясь на литературу о Набокове, нельзя не упомянуть книжку Джоан Каргес — прекрасную сводку того, как бабочки живут и используются в набоковской прозе и поэзии: Karges J. Nabokov's Lepidoptera: Genres and Genera. Ann Arbor, 1985.
[301] Nabokov V. Notes on the morphology of the genus Lycaeides (Lycaenidae, Lepidoptera) // Psyche: Journal of Entomology. 1944. V. 51. № 3–4. P. 137".
Важнейший текст Набокова о бабочках, не вошедший в роман "ДАР", - так называемое "Второе дополнение к "Дару", или "Отцовские бабочки".
Неопубликованная в романе вставка-дополнение к роману «Дар» - «Отцовские бабочки» - рассказывает о прозе отца-энтомолога, «автора» 4-х томного труда «Чешуекрылых России», и о прозе его сына-писателя, героя-повествователя романа «Дар», Годунова-Чердынцева. Так именно Набоков видит особенности собственной прозы. И описывает он эти особенности с помощью сравнения движения фразы с продвижением гусеницы геометриды - пяденицы.
Стиль отрывка - типично набоковский. Сложнейшие рассуждения в сложнейших мыслительных узлах набоковского синтаксиса - это настоящие узлы-головоломки. Были в первой половине прошлого века такие головоломки из шнурков или веревок.
«Отцовские бабочки
или "Второе добавление к "Дару"»
Публикация и комментарии А. Долинина
http://nabokov-lit.ru/nabokov/babochki/otcovskie-babochki/ot…
(по тексту: Nabokov's Butterflies: Unpublished and Uncollected Writings. Edited and annotated by Brian Boyd and Robert Michael Pyle. Boston, 2000. P. 198–234).
«Перечитывая ныне эти четыре толстых тома (другого цвета, увы, чем синие дары, принесенные моему детству), я не только нахожу в них мои любимейшие воспоминания, не только наслаждаюсь сведениями, которые тогда мне были менее понятны, но самое тело, движение, склад всего труда затрагивает меня в профессионально-преемственном смысле. Я вдруг узнаю в слоге моего отца истоки собственной прозы: брезгливость к замазке и размазыванию, взаимная приспособляемость мысли и слова, геометридно-гусеничное продвижение фразы — и даже зачатки моих скобок. [О ГЕОМЕТРИДНОМ продвижении: гусеницы пядениц-геометрид легко узнаваемы по передвижению "землемера"]. К этим чертам следует еще добавить благосклонность моего отца к точке с запятой (часто — перед союзом, что находится, верно, в связи с языком его университетских наставников, "that scholarly pause" XIX, отголосок неторопливой английской логики, — но вместе с тем родственно столь ценимому им Монтеню); и я не думаю, чтобы развитие этих черт под моим часто вычурным пером было актом сознательной воли.
Выписываю следующие полнокровные и плавные периоды (из предисловия к роду "лицэн") [голубянок - А.М.]:
"Грязь русских дорог служит в палящий полдень между двумя роскошными грозами питейным заведением для самцов голубянок, но не всякое сырое место пригодно; интенсивность посещаемости определяется некоей средней насыщенностью почвы, а также наибольшей ровностью ее поверхности. На таком притягательном месте округло-расплывчатой формы со сравнительно малым диаметром (редко — свыше двух футов) образуется группа тесно сидящих бабочек; если собрание вспугнуть, то оно целиком поднимается, повисает "перебирающим" полетом над данным местом дороги и опускается на него вновь с математической точностью. Только похолодание воздуха к вечеру или наплыв облаков кладет конец пиршеству. Мне приходилось наблюдать присутствие одного и того же экземпляра meleager'а с одиннадцати утра, когда он уже заседал, до без четверти шесть вечера, когда длинная тень от соседних дубов дотянулась до места, где, кроме моего знакомого, да еще нескольких заядлых голубянок, да горсточки золотых "адонай", оставалась (с трех часов дня) небольшая компания боярышниц, общим видом своим напоминающих не то петушков из бумаги, не то регату парусных лодок, так и сяк накрененных. [МЕЛЕАГЕР - Daphnis polyommatus - голубянка, мелеагер голубой: АДОНАЯ - тоже голубянка, адонай голубой, Polyommatus bellargus , БОЯРЫШНИЦА - белянка, Aporia crataegi].
За все эти часы состав и численность собрания менялись; и я не раз нечаянно сгонял моего meleager'а при изъятьи из общей кучи нужной мне бирюльки. Теперь, когда нашла тень, он эластично взлетел и, сделав выбор жердочки, выбор отнюдь не свойственный повадке "лицэн" в состоянии нормальном, но весьма характерный для выжидательного маневра бабочки, покинувшей "питейное" место, присел на лист осины, точно надеялся, что потемнение и холодок суть лишь временное влияние облака и сейчас можно будет вернуться. Через несколько минут я заметил, что он задремал; на сем и прекратилось наблюдение".
МОИ СТАТЬИ О ПРОЗЕ НАБОКОВА
Я провела за работой с энтомологическим определителем (определяя экземпляры разных насекомых, то есть устанавливая их вид) бесконечные часы, дни и, возможно, даже год(ы) чистого времени. Это делается с помощью бинокуляра, иногда (как в случае с голубянками) - микроскопа. Стиль описаний насекомых в определителе (весьма специфический), как мне сразу стало ясно, когда я впервые читала Набокова (это был "Дар"), настолько сильно повлиял на стиль прозы В.В., так значительно определил ее мыслительное и синтаксическое движение и ее лексическое своеобразие, что пришлось посвятить этому сходству специальные статьи. То же касается и формы, и стиля зоологической этикетки - описания животного, составляемого по жесткой форме и хранящегося вместе с ним в коллекции.
Через некоторое время, написав и опубликовав три романа, я поняла, что и я сама пишу и думаю очень похоже - и причина этого та же: впитавшаяся в мысль и речь еще в ранней юности проза энтомологического определителя и этикетки. Тогда я включила свои наблюдения во вторую статью об "энтомологической прозе".
А. К. МИХАЛЬСКАЯ
У ИСТОКОВ «ЭНТОМОЛОГИЧЕСКОЙ ПРОЗЫ»: СТИЛЬ ЗООЛОГИЧЕСКОГО ОПРЕДЕЛИТЕЛЯ И ЭНТОМОЛОГИЧЕСКОЙ ЭТИКЕТКИ
В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЕ ВЛАДИМИРА НАБОКОВА (СМЫСЛОВАЯ СТРУКТУРА ОПИСАНИЯ
И ЕЕ ТЕКСТОВАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ), 2014
https://litinstitut.ru/sites/default/files/vestnik/2014_2/ve…
А.К.МИХАЛЬСКАЯ. В ПОГОНЕ ЗА БАБОЧКОЙ: СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ "ЭНТОМОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОЗА" И ЕЕ ТЕКСТОВЫЕ ИСТОЧНИКИ, 2015
https://cyberleninka.ru/article/n/v-pogone-za-babochkoy-sovr…
