«Надежды юношей питают…».
Не только юношей. Жена моя не юна да и к полу не юношескому принадлежит, но иногда вспоминает про надежду.
«А что сказал поэт? Надежда – она где?» - бурчу я в ответ. - «В “мрачном подземелье”!».
А сам, потревоженный классикой, непроизвольно вспоминаю другое у того же автора:
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна…
Не похоже, чтобы поэтический товарищ поверил своему другу. Товарищ слыл умным и хладнокровным. Допустить, что на ночном небосклоне взойдет еще одна приличная звезда, он мог. Но чтобы натрудившаяся за день Россия среди ночи проснулась? Да ни в жизнь! Какое бы пленительное светило ты на небо ни повесил.
Полуночников в России всегда хватало. И вот уже другие товарищи взорвали сон спящих своим оглушительным:
Вперед заре навстречу,
Товарищи в борьбе.
Штыками и картечью
Проложим путь себе.
И двинули в исходящей ночи на Восток. По их расчетам зарю следовало ожидать оттуда.
А потом товарищи этих товарищей кого из самих этих товарищей шлепнули, кого пустили в расход, кого отправили в могилевскую губернию. Сделали так для пользы дела тех первых товарищей, которых завел не туда их революционный энтузиазм.
Ночь совсем рассеялась, и стало окончательно ясно, куда идти. Просто пока окончательно не прояснилось с этими звездами, а затем с зарей, потихоньку-помаленьку рос и счастливо вырос до гигантских размеров человек, который лучше всех знал о счастье, а уж тем более – о том, как до него добраться. Он понимал, что правильное решение - отсекать. Отсекать по бокам. Иначе будет не дойти. Иначе будет цепляться.
Ему очень верили. Больше, чем себе. И шлепали, и расходовали. С энтузиазмом. Уже не революционным, но вполне большевистским. Хотя и с положенными в социализме контроле и учете: спустили на это дело разнарядки. Много кого ушлепали энтузиасты – и тех, кто тянул вправо, и даже тех, кто влево.
А проснувшемуся народу этого было мало. Потому что мало было того, что проснулся сам он, народ. Внутри народа проснулось самосознание. И он понял, что чем больше шлепнешь, тем меньше будет мешающего. Которое по бокам. И он стал раз за разом требовать покарать шакалов и гиен. Он так назвал тех, кто хотел его вести к счастью по неправильному пути.
Умер тот большой человек. Покинул этот мир довольным. До того, как умер, успели ему показать сделанное им народное счастье. Подтвердили неопровержимыми кадрами художественного кино. «Дошли», - сказал про себя большой человек и заснул вечным сном. Он знал, что заслужил это право.
- Зато, - думал он напоследок, - народ уже больше никогда не загонишь на боковую. Зачем, если можно беспробудно, но не засыпая, купаться в наступившем счастье?
Нельзя критиковать большого человека, однако рано он покинул свой пост, легкомысленно обнадежившись достигнутым. Каких-то три десятка лет просуществовал выкованный трудами товарища маузера и товарища правды счастливый мир, где не было лишних, боковых персонажей, тянущих народ назад, на боковую. Мир, где все были справедливо одинаковыми – одинаково правильно ходили, одинаково правильно дышали, одинаково правильно думали, одинаково правильно одевались.
Признаться, вольности уже тогда начинались. Некоторые от народного веселья отлынивали, отговариваясь усталостью, и прилегали на лежанку. А бодрствующие счастливые и веселящиеся так и профукали свое художественное счастье, которое оставил большой человек.
Казалось, всё потеряно. Но нет. «Дедушка умер, а дело живет», - сказал поэт уже более близких к нам времен. Пусть и о другом дедушке. Тому, о котором я заговорил, не обидно: речь-то об одном для дедушек деле. Одном на двоих-троих-четверых. Последний из этих дедов мог бы гордиться оставленным. Не пропали втуне его уроки, разбудил он в нашем человеке самое сокровенное, научив его вырубать всю боковую поросль и привив рефлекс ощущаемой в ладони рукояти нагана.
«Дедушками не рождаются. Ими становятся», - сказал не знаю какой поэт. Наше время тоже родило дедушку. И дедушка нашего времени твердо повел народ к некогда, казалось бы, достигнутому на нашей земле, но затем потерянному художественному раю. Наш дедушка умнее всех прежних. У него всего понемногу, но в меру. Этот дедушка силен мерой. Всё у него небольшое, или ограниченное, или специальное. По бокам сильно ничего не разрастается. Что вырастает – аккуратненько так отстригается.
- А за что меня? - А вот за это, за это и за это.
– Так за это и вот за это не было ничего ещё вчера. – А сегодня есть-с, извольте видеть. - А этого я не делал. – Не может, никак не может быть, чтобы не делали. Не сочтите за труд, взгляните, вот здесь факты. - Какие же это факты? На этой фотографии я просто жую хлеб. - Как же, простите за выражение, это не факты? Все двенадцать присяжных, позвольте вам напомнить, признали, что вы при жевании вынашивали террористические мысли.
Вот за это полюбил дедушку народ. Как родного человека, как папу своей мамы. За тихость его, за благость. Кто когда-нибудь видел, чтобы он из себя вышел? Всё у него миром и ладком, по-нашему, по-традиционному.
Но Большой Дед свою жизнь тоже не зря прожил. И учил народ уму-разуму не зря. Нынешний дедушка пока только на втором после него месте по времени, посвященному обучению народа. Проросли от Большого оставленные им семена, родились внуки, на подходе правнуки.
Один из названных внуков не только всюду защищает Большого Деда и продвигает славу о его делах. Он даже действующему дедушке не стесняется показать свой афронт в отношении тактики действий. А тактика у внука генеральская. Потому что он генерал в отставке. С правом голоса. Генеральского голоса. Который до Думы был не думским, а просто командным.
Генералу-то как? Тут танки, тут артиллерия, тут пехота. Эти тудоть, а эти – судоть. И что будет, если на народном пути к художественному счастью кто-то из стройных рядов наличествующей пехоты высунется, выбрыкнется? Сразу же этого такого уничтожить к такой, примерной, матери! Результат достигнут: задача решена, объект взят, счастье обеспечено. Потери такие-то. Выявленные в рядах предатели уничтожены.
Но не все генералы такие вольтерьянцы, такие фармазоны, как этот. Есть и понимающие, что всему свое время. А пока они милы. В воинственности их не заподозришь. Все у них от обстановки. Они в курсе, что представляют народ.
- А чего это вы, генерал, вот этих обидели. – Я бы, поверьте, никак, я бы, наоборот, сказал бы, чтобы не обижать. Но меня попросил сам народ: обидь, меня, генерал, говорит. Ну как я могу пойти против желания народа?
Так что, ребята, держитесь за дедушку.
Да, вот что еще. Может, у кого передвижка в сарае завалялась? Покажите ему кино, где окончательное счастье. А то его обслуга что-то половинчатое ему крутит. С одного бока и счастье наше присутствует, а с другого – какое-то оно малохудожественное. Не по целям дедушкиным. Вот он и продолжает пластаться, никак не успокоится.
Что? У поэта еще было про обломки самовластья? Зря вы. Нету обломков.
ДО НАСТУПЛЕНИЯ 2030 ГОДА ОСТАЕТСЯ 2253 ДНЯ. ПОЧЕМУ Я ВЕДУ ЭТОТ ОТСЧЕТ, СМ. В "ЧЕГО НАМ НЕ ХВАТАЛО ДЛЯ РЫВКА".
