Иван Владимирович тоже хвалил рисунки Ирины Сергеевны. Он постоянно ее о чем-то спрашивал. И, листая альбом, спросил между делом опять:
- А кто вы по специальности, Ирина Сергеевна?
- Художник, - почти не задумываясь ответила Ирина Сергеевна, уверенно произнеся такое знакомое и в то же время незнакомое слово.
- А чем вы рисовали? Маслом? – продолжал допытываться Иван Владимирович.
Ирина Сергеевна тихо рассмеялась. Разве маслом рисуют? Оно же мягкое, его кладут в кашу, чтобы вкусно было.
- Не рисовала, - с трудом вспомнила она. – Я писала. Красками.
Немного подумав и удивившись, добавила:
- Масляными.
На следующий день на столе у Ирины Сергеевны появился новый толстый альбом. Краски и кисточки.
Краски были в больших банках. «Гуашь», - сказала Леночка.
Ирина Сергеевна тихонько ходила к раковине, расположенной у двери в палату, набирала воду в стакан, который ей выделила буфетчица и садилась за стол.
Кисточки ей показались необычными, но она терпеливо, раз за разом набирала на них краску и аккуратно прикасалась к плотной бумаге. И раз за разом было что-то, что не нравилось Ирине Сергеевне. Она с сомнением смотрела на измазанный красками лист и ей хотелось плакать. Но Леночка, Иван Владимирович и даже буфетчица очень хвалили то, что получалось. И Ирина Сергеевна тогда брала новый лист и опять часами сидела за ним, аккуратно прикасаясь кисточкой с набранной на самом кончике краской.
Как-то утром она вспомнила. «Грунт, подмалевок».
Краски стали ложиться лучше. Леночка восхищалась каждым листом. А Иван Владимирович погрустнел и стал задумчив.
Как-то раз Ирина Сергеевна услышала, как он обратился к Леночке:
- Будем оформлять в дом престарелых. Дочь настаивает.
- Как в дом престарелых? – возмутилась Леночка. - Она только оживать стала у нас. Ей же там не будет все это капать, уколы ставить. Самые бюджетные пилюли. Она же как травинка, ее любая невзгода перешибет.
- Ну что же делать, Леночка… Мы не можем держать Ирину Сергеевну у нас бесконечно.
«Дочь», уловила Ирина Сергеевна. И обрадовалась. Он помнила, что дочь – это что-то теплое и важное, то, что наполняло всю ее жизнь.
А Леночка тоже погрустнела. Но увидев последний рисунок Ирины Сергеевны, искренне восхитилась:
- Ирина Сергеевна, вы талантище просто! Такая красота!
И хитро прищурилась:
- А давайте мы выставку ваших работ устроим? Прямо в палате? Вернисаж?
«Вернисаж», вспомнила Ирина Сергеевна. И тихо ответила Леночке:
- Да, вернисаж…
Леночка с Иваном Владимировичем чем-то прозрачным и тонким прикрепили на стены палаты отобранные самой Ириной Сергеевной рисунки. В палате сразу стало празднично и нарядно. К Ирине Сергеевне заглядывали другие пациенты, рассматривали картины и хвалили художника. А Ирина Сергеевна продолжала целыми днями рисовать.
Как-то раз дверь в палату резко распахнулась. На пороге стояла та самая громкая женщина, которая ругалась на Ирину Сергеевну, как казалось, целую вечность назад. Дочь, неожиданно вспомнила Ирина Сергеевна, Таня.
Ирина Сергеевна нерешительно улыбнулась.
- Таня, - тихонько произнесла она родное имя. – Таня.
Женщина, оглядевшись, ответила:
- А, вспомнила все-таки родную дочь. А раньше что, притворялась?
Леночка, стоявшая за спиной Тани, тихонько охнула.
А дочь, осмотрев рисунки Ирины Сергеевны, развешанные на стенах, сморщилась:
- Ну и мазня тут у вас наляпана. Вот прежде мать рисовала так рисовала. Она же в союзе художников была!
«Мазня!» - отдалось в голове Ирины Сергеевны. И она растерянно посмотрела на Леночку, чувствуя, как начинает дрожать рука, держащая кисточку.
- Да, стены у нас мазня. Но талантливая Ирина Сергеевна украсила их своими чудесными работами, - громко и оживленно произнесла Леночка.
А Иван Владимирович быстро добавил:
- Давайте мы не будем мешать работать художнику и все обсудим за дверью.
«Стены мазня, - подумала Ирина Сергеевна. - Хорошо, что я пишу красивые картины. Леночке нравится. И Ивану Владимировичу тоже».
В полуоткрытую дверь раздавались голоса. Звонкий Леночкин, громкий и иронично-насмешливый Танин, твердый и решительный Ивана Владимировича.
- Вы ее из-за пенсии хотите себе забрать? Напрасно рассчитываете на это. У меня доверенность на ее пенсию.
- Нам не нужна пенсия Ирины Сергеевны. Нашей зарплаты нам хватит. Да, Ваня?
- На квартиру нацелились? Квартиру я уже давно на себя переписала.
- Нам ничего не нужно от вас. Поймите. Мы просто забираем Ирину Сергеевну к себе домой. Понимаете? Не нужно оформлять дом престарелых, Вам же легче.
- Ей восемьдесят шесть лет. Зачем вам полоумная старуха?
- Она не полоумная! Прекратите оскорблять свою мать!
Ирина Сергеевна медленно и тщательно что-то прорисовывала самым кончиком кисточки, когда на ее плечи мягко опустились теплые руки Ивана Владимировича.
- Каждая ваша работа, Ирина Сергеевна, лучше прежней, - искренне произнес он. – Ну что, голубушка, завтра домой едем? Будете хозяйкой в нашем с Леночкой доме?
«Домой, - отозвалось в голове у Ирины Сергеевны. - Я еду домой…».
И, аккуратно отложив кисточку, Ирина Сергеевна неверяще посмотрела на доктора.
На следующее утро оживленная Леночка со стопкой новой одежды впорхнула в палату:
- Ирина Сергеевна, доброе солнечное утро! Давайте наряжаться! Посмотрите только, какую красоту я вам принесла.
Ирина Сергеевна неподвижно лежала на кровати. Глаза ее были закрыты, а тонкий профиль бледного лица заострился еще больше. Леночка бережно дотронулась до руки Ирины Сергеевны и попыталась нащупать пульс.
Затем медленно, будто во сне, положила руку Ирины Сергеевны на ее грудь, тихо отступила от кровати и пошла к двери. Проходя мимо стола, сквозь слезы она увидела очередной рисунок Ирины Сергеевны. Леночка, осторожно, словно очень хрупкую вещь, взяла в руки плотный лист бумаги. На нее смотрела яркими, совсем живыми озорными глазами очаровательная рыжеволосая девушка, так похожая на Таню.
Конец
Спасибо за ваше внимание, дорогие читатели!
Друзья, буду рада видеть вас также и в своем телеграм-канале Семья и психология
