Найти тему
Семья и психология

Вернисаж Ирины Сергеевны

Друзья, это очень грустная история. Поэтому тем, кто не хочет грустить, лучше ее не читать.

Ирина Сергеевна иногда вырывалась из сладких объятий сна и сквозь приятное головокружение смотрела на немного растрескавшуюся известку на потолке. Потом переводила взгляд на стену с темными пятнами картин и фотографий. Или на огромный шкаф, полностью забитый книгами. Иногда она доставала из под одеяла свою белую, обтянутую сухой старческой кожей руку и задумчиво рассматривала ее, медленно поворачивая из стороны в сторону. Потом ощупывала этой рукой себя, прислушиваясь к ощущениям. Устав, Ирина Сергеевна вновь закрывала глаза и уносилась в непонятные и незапоминающиеся сны.

Неожиданно ее покой потревожил шум и возбужденный громкий женский голос:

- Лежишь все? Хоть бы позвонила, что еды нет. Фууу… Ну и запах… Эй, ты только не помри здесь, а то я виноватой еще окажусь Фууу… Ну и запах…

Ирина Сергеевна медленно открыла глаза. Перед ней стояла цветущая большая женщина в зимнем пальто и, сморщившись, брезгливо оглядывала кровать, на которой лежала Ирина Сергеевна.

- Что молчишь? Совсем уже того? – Тормошила ее женщина.

Это женщина вызывала у Ирины Сергеевны двоякое ощущение. С одной стороны, она ее очень боялась. И чувствовала себя виноватой. А с другой стороны, женщина казалась очень близкой, к ней тянуло всю душу Ирины Сергеевны.

И Ирина Сергеевна, поддавшись непонятному порыву, с трудом достала из под одеяла свою прозрачную руку и тоже протянула ее к женщине.

- Фууу… - Отшатнулась от кровати женщина. – Что это у тебя на руке? Ты что ли своим вымазалась?

Ирина Сергеевна перевела взгляд на свою руку и увидела, что действительно, все ее пальцы и ладонь были в чем-то коричневым, что немного стянуло кожу.

- Алло! Скорая! Срочно приезжайте! У меня мать совсем тронулась умом. – В это время кричала в трубку шумная женщина.

Ирина Сергеевна, устав, вновь закрыла глаза и ее сознание вновь устремилось к таинственным видениям.

- Это же последняя степень истощения, - вновь вырвал ее из сна очередной голос. На этот раз мужской. – Вы что, совсем мать не кормите?

Громкая женщина что-то визгливо отвечала. Мужчина тем временем, трогал Ирину Сергеевну, заглядывал ей в глаза, давал распоряжения другому мужчине. Затем, отмахнувшись от женщины, бережно вытер руку Ирины Сергеевны теплым влажным полотенцем. Ирина Сергеевна немного улыбнулась от непривычных приятных ощущений.

Мужчина, тепло глядя ей в глаза, спросил:

- Как звать-величать вас, сударыня?

Ирина Сергеевна, завороженно глядя в такие добрые глаза, неожиданно для себя заплакала.

- Как звать тебя, доктор спрашивает, - ревниво вмешалась громкая женщина.

Звать… Ирина Сергеевна не помнила, как ее звать. Она совсем не помнила никаких имен. Вот только одно всплыло в ее голове. Левитан.

Она так и сказала:

- Левитан.

Только от слабости получилось еле слышное – Тан.

- Документы давайте, - отрывисто бросил мужчина с добрыми глазами громкой женщине.

А сам, взяв одеяло с кровати, бережно закутал Ирину Сергеевну, и, подняв ее на руки, кивнул кому-то в комнате:

- Дверь!

Дальше Ирина Сергеевна опять заснула. Проснулась она в теплом душе, сидя в каком-то странном кресле. Ее бережно намыливала какая-то женщина. Не та, громкая, а другая. Тоненькая совсем, молодая, постоянно приговаривавшая:

- Вот теперь мы будем чистенькие! Вот теперь мы будем хорошенькие!

Ирина Сергеевна опять заснула. А когда вновь открыла глаза, ее руку держала та же молодая женщина и тихонечко, боясь побеспокоить, обрезала длинные ногти на руке.

Ирина Сергеевна засмущалась. Ей показалось, что это совсем неправильно, что ее обслуживают. Она хотела сказать об этом женщине, но вновь заснула.

Время от времени Ирину Сергеевну будили. Она просыпалась на огромной кровати, среди разных проводков. Ее усаживали, давали очень вкусную ароматную воду, бульон, как потом вспомнила Ирина Сергеевна. И что-то сладкое и темное в стакане. Чай, сказала женщина в белой одежде.

С каждым разом, Ирина Сергеевна все больше бодрствовала, подолгу рассматривая помещение, где стояла ее кровать, свои руки, заснеженное окно…

К ней часто заходил мужчина в белом халате, очень добрый, ласковый. Он что-то мягко говорил Ирине Сергеевне, о чем-то спрашивал ее, улыбался. Ирина Сергеевна не понимала, что он ей говорит. Лишь иногда, когда звучало что-то знакомое и близкое, она пыталась ответить, но не успевала собраться с мыслями и сдавалась. А мужчина кивал, что-то отмечал на своих белых листах, гладил руку Ирины Сергеевны и продолжал говорить как ни в чем не бывало.

«Доктор, - как то неожиданно утром поняла Ирина Сергеевна. – Это доктор».

Дверь распахнулась и в комнату вошла та самая молодая женщина, которая ее мыла.

«Медсестра», - подумала Ирина Сергеевна и нерешительно улыбнулась.

Медсестра увидела улыбку Ирины Сергеевны и замерла на пороге.

- Отошла! Наша хорошая, милая, - Подойдя к кровати, медсестра нагнулась и тихонько обняла Ирину Сергеевну. – Ну вот же как хорошо! Теперь мы заживем, хорошая моя! Пойду доктору скажу.

Через некоторое время в палате появились радостная медсестра и тот самый доктор, мужчина в белом халате с мягким голосом. Он быстрыми шагами подошел к Ирине Сергеевне и внимательно посмотрел ей в глаза:

- Ну-с, милая наша пациентка, как вы себя чувствуете? Вспомнили, как вас зовут?

Ирина Сергеевна немного подумала и нерешительно прошептала:

- Ирина…

- Правильно, хорошая моя. Ирина Сергеевна вас зовут. Давайте будем хорошо кушать, нам нужно сил набираться. Хорошо?

Доктор ласково смотрел на Ирину Сергеевну. Ирина Сергеевна постаралась кивнуть, но неожиданно заплакала.

- Ну что вы Ирина Сергеевна, все же хорошо, - доктор ласково погладил Ирину Сергеевну по коротко стриженной голове и повернулся к медсестре:

- Леночка, поговорите с Ириной Сергеевной, спросите, что она любит, чем увлекается.

Леночка, присев на колени прямо перед кроватью, с трудом сдерживая слезы, гладила руку Ирины Сергеевны и говорила, что теперь все будет хорошо.

Ирина Сергеевна, слушая и не очень понимая Леночку, тихонько освободила свою руку и нежно провела по спутанным светлым волосам медсестры.

На следующий день Ирина Сергеевна почувствовала необходимость встать. Она отвернула одеяло и медленно спустила ноги на пол. Ноги дрожали. Взявшись рукой за спинку кровати, Ирина Сергеевна попыталась подняться. Задрожало все – ноги, руки, тело…

Но Ирина Сергеевна продолжила попытки. Дверь в палату, как теперь поняла Ирина Сергеевна, открылась. На пороге стояла Леночка с подносом, на котором была тарелка с завтраком.

- Ирина Сергеевна, хорошая моя, что же вы меня не подождали, - ахнула Леночка. И, быстро пристроив поднос на стол, Леночка подхватила невесомое тело Ирины Сергеевны.

- Вы прогуляться решили? – шутливо спросила она Ирину Сергеевну.

- Туалет, - тихо сказала Ирина Сергеевна, вспомнив еще одно слово.

Каждый день приносил Ирине Сергеевне новые силы. Руки уже не так дрожали, ноги понемногу начинали держать все более уверенно.

Как-то Ирина Сергеевна потянулась к лежащей на столе к ручке, которую отложил доктор во время утреннего осмотра.

- Написать что-нибудь хотите? - живо спросил Иван Владимирович.

И тут же окликнул:

- Леночка, принесите, пожалуйста, Ирине Сергеевне бумагу и ручку.

Ирина Сергеевна с нетерпением ждала, когда все уйдут из палаты и она останется одна. Взяв дрожащими пальцами ручку и лист бумаги, которые ей оставила Леночка, она огляделась. Места, чтобы пристроить листок, особенно не было. На стуле у стола ей было сидеть тяжело, она постоянно заваливалась в сторону. Поэтому пришлось положить лист на одеяло.

Ручка продавливала листок, оставляя маленькие неаккуратные дырочки. Но линии все равно удавалось провести. Ирина Сергеевна подолгу смотрела на лист, затем осторожно водила ручкой. И опять смотрела.

- Ирина Сергеевна, моя дорогая, - неожиданный голос Леночки привел в себя Ирину Сергеевну. Она растерянно огляделась, отметив, что Леночка принесла поднос, заставленный обеденными тарелками. – Вы картинки рисуете? Как красиво!

Леночка сказала очень искренне. И Ирина Сергеевна, внимательно посмотрев на исчерканный ею лист, неожиданно почувствовала тепло где-то в груди. Тепло поднималось выше и, наконец, у Ирины Сергеевны задрожали губы.

- Ирина Сергеевна, хорошая моя, - расстроенно заговорила Леночка, гладя дрожащую руку Ирины Сергеевны, - ну что же вы… Вы такая молодец, так красиво у вас все получилось… Вот только, чтобы рисовать, вам карандаш нужен. И бумага другая. Я принесу.

Убрав палату после обеда и немного прогулявшись с Ириной Сергеевной, Леночка ушла. А Ирина Сергеевна, бережно взяв ручку, стала пристраивать листок обратной стороной, где еще не было ничего нарисовано.

Но руки двигались все медленнее, и, неожиданно для себя, Ирина Сергеевна заснула.

Когда Ирина Сергеевна открыла глаза, за окном уже стемнело, а на столе стоял поднос с ужином. Рядом с кроватью сидела сияющая Леночка.

- Смотрите, что я вам принесла, - сказала она, протягивая Ирине Сергеевне толстый альбом и хорошо отточенные простые карандаши.

«Альбом. Карандаши. Отточенные», - сразу же вспомнила Ирина Сергеевна. И, с трудом оторвав взгляд от карандашей, посмотрела на Леночку. А затем, нерешительно протянув руку, погладила светлую Леночкину голову.

Каждую свободную минуту бодрствования Ирина Сергеевна рисовала. Как-то Леночка, заглянув в альбом, восторженно спросила:

- Это же я? Это же вы меня нарисовали?

- Да, - застенчиво ответила ей Ирина Сергеевна.

Иван Владимирович тоже хвалил рисунки Ирины Сергеевны. Он постоянно ее о чем-то спрашивал. И, листая альбом, спросил между делом опять:

- А кто вы по специальности, Ирина Сергеевна?

- Художник, - почти не задумываясь ответила Ирина Сергеевна, уверенно произнеся такое знакомое и в то же время незнакомое слово.

- А чем вы рисовали? Маслом? – продолжал допытываться Иван Владимирович.

Ирина Сергеевна тихо рассмеялась. Разве маслом рисуют? Оно же мягкое, его кладут в кашу, чтобы вкусно было.

- Не рисовала, - с трудом вспомнила она. – Я писала. Красками.

Немного подумав и удивившись, добавила:

- Масляными.

Продолжение следует...

Спасибо за ваше внимание, дорогие читатели!

Друзья, буду рада видеть вас также и в своем телеграм-канале Семья и психология

Нейросеть.
Нейросеть.