Ничуть не идеализируя монаршие успехи Алексея Михайловича Романова, таки хотели бы отметить, что кое-что во времена те дальние и местами лихие делалось абсолютно правильно - в частности, во внешней политике. Именно об этом статья нашего постоянного автора Б.Н. Григорьева.
Русское посольство в Англию в 1662 г.
Б.Н.Григорьев
По материалам статьи А.А.Лодыженского (1854-1919), русского государственного деятеля, Вологодского губернатора (1902-1906) и члена Государственной думы (1907-1917), опубликованной в журнале «Исторический вестник», том 3 за 1880 г.
Отношения с Англией Москва прервала после казни английского короля Карла I в 1649 году. Одновременно английские купцы лишились всех привилегий в торговле с Россией, которые они получили ещё во времена Ивана Грозного.
В 1654 году в Москву прибыл Уильям Придакс, посол лорда-протектора Оливера Кромвеля (1599-1658) с целью возобновить сношения и вернуть былые привилегии для английских купцов. Послу был оказан довольно холодный приём: при следовании в Кремль с него сняли шпагу, а пристав сел в санях справа от него, а когда он стал на это жаловаться, то бояре сказали ему: «Как в Московском государстве повелось, так и делают, а тебе в чужом государстве выговаривать про чины не годится». Царь, спрашивая о здоровье Кромвеля, не встал, чем опять сильно разобидел Придакса, а когда англичанин сослался на то, что Кромвель как правитель Англии признан многими владетельными князьями Европы, ему сказали, что Москве другие государства не указ.
Цели своей посол не добился, Москва ответила, что заниматься ей делами о привилегиях английских купцов не досуг.
Как только на престол в Англии в 1661 году взошёл сын казнённого Карл II, царь Алексей Михайлович отправил в 1662 г. в Англию своих послов: стольника князя Петра Семёновича Прозоровского (1621-1670), дворянина Ивана Афанасьевича Желябужского (1638-1709) и дьяка Ивана Давыдова «с поздравлением короля о принятии им, по долговременном изгнании, английского королевства в своё правление и с возвещением взаимной дружбы и ссылки»[1]. В этих словах, взятых из наказа послам, выражена основная цель их миссии: поздравление и приглашение к дружбе и «ссылке», т.е. к общению, но были и другие поручения, второстепенные, сформулированные уже в т.н. тайном наказе.
П.С.Прозоровский выполнял в основном представительские функции, а наиболее деликатные дела и переговоры были поручены И.С.Желябужскому. Дьяк Давыдов выполнял секретарские функции, а главным переводчиком был иностранец и полковник Андрей Форот. По особой росписи везли поминки, т.е. подарки королю и королеве – главным образом меха, ковры, восточные ткани, 20 пудов рыбьих костей и живых птиц (соколы, кречеты, цапли), зверей (лисицы, куницы, горностаи) и животных (2 верблюда, 2 аргамака)
Послам, в частности, наказывалось узнавать и записывать о разных диковинных вещах, а дворянину Жедябужскому - «под рукой», т.е. как бы невзначай, в удобном случае, справиться об объявившемся в Англии самозванце, называвшем себя "царевичем" Фридрихом Альбертусом, рассчитывавшим на помощь Карла II. Царь требовал такого самозванца выдать и привезти в Москву.
Нужно было также напомнить королю о необходимости вернуть царю «должок». В 1650 году в Пскове появился посланник короля лорд и барон Джон Кулпипер и попросил дать бедному изгнаннику денежек на поддержание живота своего – не больше и не меньше 50 тысяч фунтов. Не велики были средства Тишайшего, но он проявил сочувствие к своему «любительному брату» и, покряхтев, выдал посланнику из государственной казны ссуду из соболей, стоивших примерно 20 тысяч рублей или 10 тысяч фунтов – сумма по тем временам огромная. (Кстати, на сборы посольства Прозоровского-Желябужского в Москве с трудом наскребли нужные 10 тысяч рублей, а жалованье и прогонные свите посольства были выплачены не всем и не в полном объёме).
Желябужскому поручалось также, в свою очередь, попросить у короля или у английских купцов в долг несколько тысяч ефимков, который Алексей Михайлович обещал погашать ежегодной поставкой товаров – пенькой, поташом, мехами и пр.
А.Лодыженский подчёркивает, что посольство в Англию не было чем-то из ряда вон выходящим явлением: Алексей Михайлович проводил политику, по современной терминологии, открытых дверей и предлагал установить с ним тесные и дружеские отношения всем европейским потентатам того времени. При этом Москва не позволяла себе никакого подобострастия по отношению к «просвещённой Европе», а русские послы везде и всегда должны были помнить о своём личном достоинстве и престиже царства, их пославшего.
Алексей Михайлович щепетильно относился к церемониалу и обрядовой стороне приёма своих послов в чужих странах, что находило отражение в полученных ими наказах. Послы должны были неусыпно следить за тем, кто от них шёл по левую, а кто – по правую руку; не сидел ли кто-нибудь на более почётном месте, чем они сами; присутствовали ли при их приёме иностранные послы. Они должны были требовать, чтоб король слушал грамоту царя или спрашивал о его здоровье, сняв шляпу и встав с места. Что касается своего государя, то послы должны были отзываться о его нравственных и физических качествах исключительно в хвалебных выражениях, причём эти слова прямо указывались в наказе. Нужно было подчёркивать, что царь пользуется уважением и любовью не только своих подданных, но также и иноземных народов. Необходимо было перечислять все титулы государя России и следить, чтобы эти титулы соблюдались принимающим их государством.
Впрочем, Россия так же щепетильно относилась к титулованию иностранных королей и принцев, для чего в Посольском приказе был выработаны т.н. титулярники, а наказ Прозоровскому и Желябужскому содержал не одну мелким почерком написанную страницу по этому вопросу.
Посольство готовилось целых 8 месяцев и включало в себя солидный штат дворян, жильцов[2], конюхов, солдат, собольщиков - всего 100 человек. 27 мая великих послов «позвали к руке государя», то бишь, на последнее собеседование, а затем посольство тронулось в путь. Маршрут проходил через Тверь, Новгород[3], Псков и Ригу. В Ригу был заблаговременно послан переводчик А.Форот для найма у голландцев кораблей.
В Пскове посольство встретил представитель Карла II некто Богин, встреча заранее оговаривалась сторонами, Богин должен был возвестить королю о выезде русских послов. В Риге возникли проблемы с провозом поминок: шведские власти сначала никак не хотели пропускать их без таможенного досмотра и уплаты пошлин, и только решительная позиция послов обеспечила беспрепятственный их провоз в Англию.
Корабль с послами вышел из Риги первым, благополучно миновал пролив Зунд (Эресунн) и прибыл в Голландию. На рейде г. Гревзенда к послам приплыл московский резидент в Голландии и Англии, английский дипломат Иван Гебдон (?-1667?)[4], и они попросили его уведомить Карла II о скором прибытии в Лондон. Гебдон заупрямился и потребовал на выполнение просьбы царскую грамоту. Естественно, у послов такой грамоты не было, и они апеллировали к его обязанностям царского резидента. В спорах молодой и горячий Желябужский проявил свой характер, дело чуть не дошло до драки, и англичанин «смилостивился» и согласился послать курьера к королю.
Впоследствии Гебдон мелко пакостил посольству, в частности, в Лондоне он разместил посольскую свиту в в неподобающих, по мнению Желябужского, помещениях. Мешал он Ивану Афанасьевичу и в получении в Англии займа. Желябужский не остался в долгу и донёс царю о том, что Гебдон присваивает царские деньги, продаёт русские товары по дешёвке, а европейские - приобретает по завышенным ценам. Кстати, жульничество Гебдона проявилось и при кураторстве посольства: он клал себе в карман и королевские деньги, полученные на содержание посольства, завышая при этом в отчётах количество потребляемых русскими вина и съестных припасов. Прознав про это, послы составили свой список на припасы и просили снабжать их строго по этому списку.
…И.Гебдон уплыл в Лондон, а на смену ему явился «ближний королевский человек Чарлус Каттарель», который поздравил русских с приездом, вежливо спросил о здоровье и пригласил их сойти на берег, где для них было подготовлено помещение. В Гревзенде посольству пришлось сделать длительную остановку. Во-первых, послы ждали прибытия из Риги голландских кораблей со свитой и поминками, а во-вторых, на целый месяц заболел князь Прозоровский. Карл II проявлял нетерпение и хотел увидеть послов как можно быстрее.
Остановка в Гревзенде была частично использована для обсуждения церемониала приёма посольства в Лондоне. Русские настаивали на том, чтобы вся их свита от пристани до королевского дворца ехали верхом и чтобы поминки везли на показ лондонской публике, дабы она увидела всю щедрость царя. Англичане соглашались, но каждый раз подчёркивали, что это они принимают как исключение, сделанное специально для русских.
11 октября больного Прозоровского перенесли на корабль, и посольство отправилось, наконец, в Англию. За 7 вёрст до Лондона сопровождавший посольство пристав предложил пересесть послам на «потешное судно» короля, но приглашению последовали только Желябужский и Давыдов, а Прозоровский продолжал путь на прежнем корабле. При следовании по Темзе посольство было встречено залпами орудий с стоявших на реке кораблей и ликующими кликами лондонцев с многочисленных лодок. На пристани посольство встретил эрл Лондона Кливленд с каретами для послов и конями для свиты, сокольники посадили птиц на руки и шествие медленно двинулось к посольскому двору. Пока русские размещались на дворе, из дворца напротив за ними наблюдали две королевы: престарелая мать Карла II и его супруга. Послы были очень довольны этим и специально отметили это в статейных списках (отчётах).
Князь Прозоровский всё болел, и приём послов у короля состоялся лишь в декабре. Продолжились переговоры о церемониале. Англичане предложили явиться послам перед королём в шапках, на что Прозоровский и Желябужский категорически не соглашались. И поставили на своём.
22 декабря настал день королевской аудиенции.
Шествие с каретами для послов, конной свитой, сокольниками и открытыми на показ поминками повторилась. В «Советной палате» послов встретили эрлы Кливленд и Фома (Томас) Честер. При входе в королевскую комнату Прозоровский, Желябужский и Давыдов поклонились, как было написано в наказе, обычным, «рядовым» поклоном. Король и королева встали с места, и послы тут же сняли шапки и передали Карлу II царские грамоты. Король позвал к руке послов и всю свиту. После этого Прозоровский стал читать поздравительную речь (в наказе она занимает 40 страниц, исписанных убористым почерком). Король выслушал её стоя примерно до половины, а потом устал и сел. Прозоровский тут же прервал чтение, а Желябужский заметил королю, что из уважения к своему московскому «любительному брату» речь следует выслушивать стоя. Карл II был вынужден встать снова и выслушать стоя ещё 8 (!) поздравительных речей, из которых 5 очень продолжительных. Речи, кроме как от царя, царицы и царевича, были и от послов, в том числе в адрес королевы.
Послы целовали ручки королеве, а потом принесли поминки. Некоторые подарки король принимал сам, а другие проносили мимо него. Подарки явно всем понравились. На последовавшем за аудиенцией обеде послы сидели «на ближних местах», пили здоровье русского царя и его семейства, в ответ послы испили чашу вина за здоровье короля и королевы. Обед закончился поздним вечером.
Впереди были предметные переговоры.
На аудиенции король обещал дать ответ на изложенные в царской грамоте предложения. С трудом нашли переводчика, а когда нашли и дали ему текст грамоты, он куда-то исчез. Его, конечно, нашли, но процедура перевода заняла две недели.
Переговоры сразу показали, что позиции сторон были диаметрально противоположными. Англичане требовали вернуть им утраченные привилегии на торговлю с Россией и просили дать ответ на закрытие английских торговых дворов и разграбление их имущества.
Прозоровский и Желябужский от прямого ответа всячески уклонялись, потому что знали, что основной причиной отмены привилегий был явный перекос в сторону англичан и что русские купцы терпели от этого убытки и были этим очень не довольны. Послы дипломатично отвечали, что во всём виновата была смута в английском королевстве и "противность" англичан своему королю. Они категорически отрицали факт расхищения английского имущества и просили Карла II не верить всяким "мужичьим сплетням", т.е. басням английских купцов, а полагаться на "любительную" и братскую дружбу московского царя. Впрочем, утверждали они, полномочий от Алексея Михайловича на ведение переговоров о торговых делах они не имели, а Желябужский в приватной беседе с англичанами заявил, что никаких привилегий им больше «век не видать». Англичане всполошились, напуганные тем, что их место займёт Голландия, и заявили, что король хочет послать в Москву для ведения торговых переговоров специальное посольство, каковое и прибыло в 1664 году.
О т.н. белорусском царевиче англичане сказали, что такой действительно обращался к королю и получил от него небольшое вспомоществование. Потом он куда-то исчез, но он непременно будет схвачен и передан в Москву. После этого появились слухи, что «царевич» был убит своими людьми, а убийцы якобы были схвачены и казнены.
По поводу долга царю проблем не возникло: король немедленно отдал приказ долг вернуть. Но с просьбой о получении займа у послов ничего не вышло. Король заявил, что сам испытывает нужду и что лишних денег у него нет. При этом англичане отказались от 10 тыс. пудов пеньки, которую Москва прислала для продажи в счёт суммы займа. Вообще же послы заметили, что к концу переговоров отношение англичан к ним похолодало: англичане были явно разочарованы неуступчивостью русских в торговых делах. Продолжать переговоры было бессмысленно.
Отпуск послов проходил уже не в торжественной обстановке – король принял их с заднего крыльца. На крыльце их никто не встретил, а король принял их в спальной палате. Несколько человек из свиты Карла II в будничной одежде резко диссонировали с парадным одеянием послов. Король сухо поблагодарил послов и выразил надежду, что посылаемое им в Москву посольство добьётся лучших результатов. Подарки англичан на фоне русских поминок выглядели просто жалко. А.Лодыженский пишет, что подарки от имени самих послов королю и королеве были намного ценнее, нежели полученные ими от королевских особ.
Желябужский убыл в Венецию, а Прозоровский 5 июля 1663 года сел на корабль и уплыл в Архангельск.
Английское посольство 1664 года, возглавляемое послом Карла II Карлейлем, было встречено с подобающей помпой и торжественностью, но добиться возвращения старых привилегий для своих купцов не смогло. Русская сторона согласилась лишь на предоставление возможности 10 английским купцам торговать в России, но с уплатой пошлин. Карлейль был взбешен и, прежде чем уехать, наговорил боярам всяких дерзостей, но бояре «держали планку», вели себя спокойно и с большим достоинством.
Алексей Михайлович вслед за Карлейлем отправил в Англию курьера стольника Дашкова, который был встречен англичанами с нескрываемой злобой и презрением. «Таков был тот тяжёлый путь, по которому должны были идти на служение своему отечеству государственные люди той эпохи», - заключает свою статью А.Лодыженский. – «Но, несмотря на все препятствия, они не падали духом и не жертвовали интересами народа для выгоды другого государства».
Что ж, скажем мы сегодня: хорошо мыслил и выражался 26-летний кавалерийский офицер, будущий Вологодский губернатор и член царской Госдумы от октябристов. Думается, из него вышел бы отличный историк, но он предпочёл политику.
[1] Карл (Чарльз) II (1630-1685), сын КарлаI, казнённого в 1649 г., взошёл на престол в 1660 г. после 11 лет скитаний в Англии, Шотландии и Франции и в результате организованной генералом Монком реставрации и свержения режима Кромвеля (1599-1658) и его сына Ричарда.
[2] Жилец – один из разрядов служилых людей того времени.
[3] Новгород в это время находился во владении Швеции.
[4] Иван Гебдон – английский дипломат, приехавший в 1647 г. в Москву и первое время толмачивший там среди английских купцов, был нанят потом Алексеем Михайловичем в качестве торгового агента. До 1662 г. Гебдон смог успешно выполнить несколько важных поручений царя в Европе, в том числе получил у Карла II разрешение на наём в Англии на русскую службу конных и пеших ратников и офицеров. Идею послать посольство к королю Карлу II подсказал царю именно Гебдон. В 1664 г. Гебдон вместе с послом Карла II Чарльзом Карлейлем прибыл в Москву уже как кавалер и камер-юнкер короля. Ему пришлось давать объяснения на обвинения Желябужского, и в этом он, кажется, преуспел. Последний раз Гебдон был в Москве в 1667 г. уже в качестве чрезвычайного посланника короля, ходатайствующего о возвращении привилегий для английских купцов. Тишайший обещал эту просьбу рассмотреть. В январе 1677 г. в Москву прибыл в ранге посланника его сын Иван Ричард Гебдон, чтобы поздравить с восшествием на престол царя Фёдора Алексеевича. В ноябре он получил отпускную грамоту, но покидать Россию отказался. Пришлось писать жалобу на посла Карлу II, и Москва избавилась от Гебдона-младшего лишь в марте 1678 г.
