Деньги стремительно таяли. Если Гиннес сам, в одиночку, как-то бы держался, то Алку оставлять голодной физически не мог. Ей питаться нормально надо. Суп, опять же, нужен. Не хватало язвы еще. Оправдывайся потом перед Алкиной красивой маман. Он горестно ухмылялся: как-же, будет его Алкина маман слушать. Быстренько Гиннеса в тюрьму упечет. Или еще чего похуже – сотрет его с лица земли. Был мальчик, и нету мальчика. Мария Анатольевна поищет, поплачет, в церкви свечку поставит и будет радоваться, что Вероника – никакая, растение, витает где-то в своем мире, и дела нет ей до единственного сына.
Он вообще не мог понять, почему так переживает за Аллу? Печется о ее здоровье? Неделю назад ему снилось даже, как Алла, брошенная Гинессом в лесу, блуждает по лесной чаще и рыдает. Как она кричит. Как ей страшно… Или – как она идет по дороге совсем одна. Как прячется в кюветах, заслышав шум приближающихся автомобилей. Месть? Ого! Еще какая!
Гиннес чувствовал себя последним дураком. Для чего нужно было устраивать весь этот цирк? Не проще ли еще по зиме подсадить ее на дурь – пусть мамочка попрыгает. Повоет, побегает, вытаскивая свою дочурку из ямы? И Гиннес тут – ни при чем. Пусть подыхает медленно. Пусть мама ее почувствует настоящий вкус украденного богатства!
Неужели в нем еще осталось что-то от человека? Да? Ну и очень хорошо. За эту «человечность» Алкина мамочка подвесит Гиннеса на первом суку кое за что! Браво, Гиннес! Поздравляю, ты дебил!
Алка держалась хорошо. Не скулила и не капризничала. Не воображала и не жаловалась, что она девочка, и ей надоела. Перла рядом, как танк, временами тревожно вглядываясь в глаза Гиннеса, будто спрашивая: ну что, а ты не верил? Нет, не принцесса! И не королевна – Гиннес терпеть не мог неженок. Может, кому-то и нравятся женственные и хрупкие создания, то только не ему. «Женская сила в слабости» - говорил отец. Вот он мать за слабость и нежность обожал. И что вышло? Нежная мама лежит (слава богу, стараниями Марьюшки, не в собственной моче), а ее муженек испарился. Помирать – одна дорога.
А ведь и у мамы был характер! Значит, папаша изнежил ее, испортил. Разве она позволила бы себе умирать?
«Блин, что за бред я несу?» - обрывал поток мыслей Гиннес. Но как иначе? Если он не будет думать о своих родителях и предательстве, то тогда он будет думать о родителях Аллы. И о своем поступке. Об этом поступке Гиннес трижды пожалел, и заглушить вину помогала только ненависть и обида.
В Боровичах напряжение спало, будто Гиннес перешел какую-то черту, красные флажки, за которыми чувствовал себя загнанным волком. Отсюда до Москвы далеко. Хотя, как далеко, на машине за пять часов, не торопясь, добраться можно. Но все-таки… Особая атмосфера маленького купеческого городка создавала ощущение уюта и защищенности. Люди беззлобно поглядывали на них, не подозревая ни в чем таком предосудительном. Один мужик, возившийся со старой своей копейкой, окликнул:
- Пацаны, подтолкните, за ради бога! Всю душу эта колымага мне вымотала!
Они подтолкнули, Алик пыхтел, упираясь кроссовками в битый, перебитый асфальт зеленого дворика, тужился, старался. Гиннес даже испугался – не надорвалась бы девка, так старательно играющая в мальчишку. Обошлось – копейка, прочихавшись, пошла. А мужик высунул из окна руку и махнул им, мол – спасибо.
У монастыря, плотно севшего на берегу сонной речки, упали в траву. Гиннес вытащил из кармана пакет с деньгами: пересчитал. Осталось всего ничего. Так ведь и до родного городка – всего ничего. Правда, ведь еще жрать что-то надо, отшельнику подарки купить: муки там, крупы, сахару… Обратно ехать. С Алкой что-то решать. Гиннес успокаивал себя: если не поймают, то ничего и не случится. Вернутся в Москву, да и все. Алла не выдаст – не из таких.
Куда запропастились презрение и даже брезгливость к ней? Свой пацан. Даже жалко, что девчонкой родилась. Вся эта девичья сущность мешала. Из-за этого им даже поспать нормально, в обнимку нельзя. В автобусе ее голова то и дело ударялась о стекло, потому что Алка стеснялась устроиться у Гиннеса на плече. И Гиннес вот сейчас, в тени белой стены монастыря с удовольствием покемарил бы, уронив голову на живот Алика – но как?
- А пойдем искупаемся? – вдруг предложила Алла, - а то… грязные все такие.
- Ага, конечно, еще и на пляжу полежим, позагораем. Тут твоя мамка нас тепленькими и возьмет.
Алла сняла кепку с бритой макушки.
- Не возьмет. Маме даже в голову не придет, что нам взбрело в Боровичах искупаться.
Гиннес пожевал травинку.
- Нет.
Алла примолкла ненадолго.
- Блин, мне надо искупаться. На-до, понимаешь!
Гиннес вдруг вспыхнул, залился бордовой краской по самые уши. Дошло до утки на третьи сутки. Ей на-до. Понятно, почему, на-до! Она же девица. И ей НАДО. Как он раньше об этом не подумал. Какие бы ни были выносливые и терпеливые девки, но им НАДО. Да блин.
- Ну давай не здесь, хотя бы. Туристы, видишь, бродят. Еще перепугаешь их своей жопой. Пошли, тихое место поищем, что-ли.
Пустых, закрытых ивняком берегов на реке оказалось достаточно. И полотенце с мылом нашлось в рюкзаке Гиннеса, за что Алла ему была благодарна. Вот тетеха, бусы-то янтарные прихватила, а щетку зубную или гигиенические принадлежности – нет. Вот и бери такую в поход! Хорошо, что по пути им попался какой-то ларек, набитый всякой всячиной. Гиннес, решительно сведя брови, не постеснялся купить то, что Алле было просто необходимо в данный момент. Густо покраснев, протянул деньги ошалелой продавщице.
Раскрыл упаковку с разрекламированными «крылышками», вытащил пару и положил в кроссовки, показывая тетке, с любопытством глядевшей на него, для чего вообще нужны эти предметы нормальному пацану.
- Че смотрите? Вместо стелек! – сказал он.
Алка неуклюже поклонилась ларечнице, скинув кепку с головы, мол «не благодарите за добрый совет». Продавщица рассмеялась и вновь прилипла ухом к мобильнику.
А потом Алла с наслаждением вошла в холодную реки. Если бы раньше ей бы предложили искупаться в такой, она бы подумала, прежде, чем нырять. Но как хорошо было сейчас почувствовать чистоту и прохладу, запах простого туалетного мыла, прикосновение теплых солнечных лучей к коже, покрывшейся пупырышками. Здорово. Вот Генка – молодец.
Гиннес сидел, отвернувшись, на берегу. Сторожил. Алка, зараза, все плескалась и плескалась, мойдодырка тоже выискалась. Гиннес начал злиться, и непроизвольно оглянулся, чтобы рявкнуть на чертову русалку – он не нанимался тут сидеть!
И увидел белую, узкую, беззащитную спину Алки. Она, оказывается, не была похожа на костлявую, с выпирающими лопатками, мальчишескую спину. Она уже была очень красивой. И тонкая, длинная шея. И округлые плечи. Маленькая, точеная алебастровая фигурка. Даже обритый наголо череп Гиннесу кого-то напоминал. Кого-то, кого-то… Где же он видел такую хрупкую девушку?
Гиннес немедленно отвернулся и гаркнул, что есть силы:
- Быстро вышел из воды, идиот!
Алка немедленно выскочила, оделась и через пять минут уже плюхнулась рядом.
- Нормальная конспирация! Если бы кто и увидел меня, то точно не понял бы, что это парень ко мне, как к мальчику обращается.
- Привычка, - буркнул Гиннес.
Его дико раздражало, что Алка на самом деле такая красивая. Ее красота мешала привыкнуть к Алику и считать его своим другом. Алик был клевым, а эта… Как бесят бабы!
Пока шли через легкий арочный мост, похожий на кружевную паутинку, Гиннес вдруг вспомнил, на кого была похожа Алла. И имя даже похожее. Он видел такую лысую и большеглазую в советском фильме. Фильм ему не понравился, слишком нудный, а вот девушка запомнилась. Оказывается, и без прически можно зацепить. Глаза у Аллы такие же глубокие. У пустышек не бывает таких глубоких глаз. Хорошо, что Алка – малолетка, а то и влюбиться ведь недолго!
***
Кто бы сказал годом раньше, что ее девочка сотворит такое, Зинаида не поверила бы. Ее Аллочка, беспроблемный ребенок? Да ну! Быть такого не может! Она боялась другого: дочка очень общительная, и очень наивная, такую обмануть – раз плюнуть. А маньяков развелось в стране, как тараканов в грязной хате. Каждый раз думая об этом, Алла покрывалась холодной испариной. Психолога ей хотелось задушить. После того, как пропал ребенок, она ворвалась к нему в уютный офис, не обращая внимания на клиентку, сидевшую напротив мастера человеческих душ.
- Это ты виноват! Это все из-за тебя!
Вызвали охрану, Зину скрутили, как преступницу какую-то, как бабу базарную.
- Потрудитесь объяснить, что случилось? – психотерапевт даже бровью не моргнул.
- Ты… Ты сказал, чтобы я не вмешивалась. Чтобы я не нависала! И вот! Она убежала! Моя девочка убежала! Она неизвестно где, с кем, я ничего не знаю… - Зина в бессилии обмякла.
- Оставьте нас, - тихо сказал специалист охранникам, - я прошу меня простить, отложим сеанс на другое время, Мария Егоровна?
Женщина, понимающе кивнув, покинула помещение.
Он уселся перед Зиной.
- Успокоилась?
- Нет, - ответила Зина.
- Мне плевать, если честно, на твои драгоценные нервы, - в голосе психотерапевта зазвенел металл, - если ты дура и истеричка, то тебе вряд ли поможет врач. Вместо того, чтобы сию минуту писать заявление о пропаже ребенка, ты носишься по городу в поисках обвиняемых.
- Аллу уже ищут, не воображайте, что я к вам первому побежала, - устало провела ладонью по своему лбу Зина, я просто не знаю, как мне сейчас быть. Как жить…
Психотерапевт пристально посмотрел Зине в глаза.
- Приведи себя в порядок и умойся. Вспомни всех знакомых дочери. Вспомни, о чем она говорила в последнее время, о чем просила. Ну?
Зина подняла глаза на мужчину.
- В последнее время мы очень мало разговаривали с дочерью. То одно, то другое… Я больше не вывожу… Мне казалось, что Алла меня не хочет слышать.
Психотерапевт открыл средний ящик рабочего стола, вынул оттуда пачку сигарет и швырнул ее на стол.
- Я просил вас не вмешиваться, я просил вас не нависать - было. Но в первую очередь, я просил вас ПОГОВОРИТЬ с Аллой. Просто – поговорить, черт тебя дери, глупая ты женщина! Поговорить, как любящий и близкий человек, как мама… А не носиться по Москве в поисках виновных, идиотка!
Зина потянулась к звеневшим вискам. То, что психотерапевт уже десять минут как тыкает ей – она даже не заметила.
Автор: Анна Лебедева