ОТКРЫВАЯ ЧЕХОВА
Большинству школьников ещё с советских времён русская классика априори кажется неинтересной. А нынешним – с утратой интереса к чтению – тем паче. Они и произносят какое-то постмодернистское «на заходит». Но если русскую классику не читать, то можно утратить не только национальный код, о котором сейчас вспомнили и кричат из каждого утюга, но и основу человечности вообще, работу души и образное мышление, которое вместе с речью отличает человека от всего остального тварного мира.
Учителям литературы, с моей точки зрения, открывая школьникам Чехова, следует сначала открыть Чехова-человека. Рассказать об Антоне Павловиче не только как о писателе – а как о человеке, враче, об его бескорыстной помощи людям.
Чехов – мастер рассказа. Я и сам открывал для себя этого великого русского писателя именно с малой прозы. И в наше суетливое время эсэмэсок и мессенджеров – рассказ именно то, что может «зайти» неподготовленному к длительному чтению человеку, то, что в нашем суетливом времени ещё позволяет удерживать внимание на художественном тексте. А хороший рассказ – это всегда короткая история, которая, несмотря на краткость, надолго оставляет след в сердце читателя. Мне удалось в своё время взглянуть на Чехова глазами гениального Лескова. Они дружили, несмотря на разницу в возрасте. Николай Семенович был почти на 30 лет старше Антона Павловича. Дружба порой принимала ироничный характер, но была настоящей. Лескова травили и гнали, но он был гений, и другой гений Чехов, это видел и понимал, и высоко ценил суждения Николая Семеновича не только о творчестве, но и его мировоззрение. Они, как сейчас говорят, были идейно близки. Абсолютно народный писатель Лесков и более близкий интеллигенции Чехов. Если говорить просто, то оба они не считали наш великий русский народ носителем какой-то особой правды, исключительным средоточием положительных качеств. Но именно они и любили народ, в отличие от тех, кто рассуждал в высоких собраниях и на страницах газет от имени народа. И, разумеется, единила их схожая творческая манера, особенно раннего Чехова в его анекдотических и одновременно драматических рассказах с тем же «Левшой» Лескова. К примеру, в рассказе «Враги», в котором помещик Абогин приезжает к доктору Кириллову поздней ночью, чтобы уговорить его поехать к заболевшей жене. Ехать ночью пятнадцать верст, и Кириллов отказывается: только что скончался его шестилетний сын, жена в полуобморочном состоянии, да и сам он еле держится на ногах. Но Абогин взывает ко клятве Гиппократа и милосердию доктора, и они отправляются в путь, чтобы по прибытии обнаружить отсутствие больной, которая специально отправила любящего мужа за врачом, чтобы сбежать с любовником. Анекдот и драма… Великий чеховский парадокс…
Конечно, нужно обязательно хрестоматийные «Палата No 6», «Человек в футляре», «Вишневый сад», «Каштанка», «Толстый и тонкий», «Дядя Ваня», «Дама с собачкой», «Смерть чиновника», «Три сестры», «Скучная история»… Но как пройти мимо «Хамелеона», «Ваньки», «Студента», «Душечки», «Крыжовника»… А философский «Дос с мезонином»!.. И вот… хочется перечислить почти всё, что написал Чехов, точнее всё, до чего дотронулся ты сам. И ловишь себя на мысли, что надо снова брать и перечитывать, потому что в этом особая сила русской классики – открывать и открывать её снова и снова, вместе с пониманием того, как важно передать любовь к чтению этих книг нашим детям. Главное – не вбить знания в кость черепной коробки, а любовно посеять их, и тогда они непременно дадут всходы. А это уже зависит от учителей литературы. Советские учителя умели, потому что сами много читали.
И я ловлю себя на мысли, а с чего для меня начался «нешкольный» Чехов. Как взошли эти семена? Силюсь вспомнить… И вспомнил… Я уже сам писал что-то… Именно короткие рассказы. Кто-то посоветовал учиться у Чехова, и я просто взял с полки первый том 12-томника, изданного в 1985 году. А читать начал с предисловия, где была всего одна цитата из немногочисленных воспоминаний писателя: «Пахнет осенью. А я люблю российскую осень. Что-то необыкновенно грустное, приветливое и красивое. Взял бы и улетел куда-нибудь вместе с журавлями…» Господи, да это же мои чувства, подумал я. А потом начал читать с первого почти мистического рассказа «Кривое зеркало», а потом про «Радость» Мити Кулдарова, и про забавного Эрнста Макаровича из « В цирюльне», у которого денег хватило только на стрижку половины головы… Или мистический «Черный монах»…
И вдруг сейчас ловлю себя на мысли, что надо прочитать письма Чехова в последнем томе. Почему? Потому что это русская классика. Классика умирающего эпистолярного жанра А в русской классике – всё ценно и самоценно.
Ну вот – сами посудите … начало письма Антона Павловича брату:
«Апрель, не ранее 5, 1879 г. Таганрог.
Дорогой Брат Миша!
Письмо твое я получил как раз в самый разгар ужаснейшей скуки, зевая у ворот, а потому ты можешь судить, как оно, огромнейшее, пришлось весьма кстати. Почерк у тебя хорош, и во всем письме я не нашел у тебя ни единой грамматической ошибки. Не нравится мне одно: зачем ты величаешь особу свою "ничтожным и незаметным братишкой". Ничтожество свое сознаешь? Не всем, брат, Мишам надо быть одинаковыми. Ничтожество свое сознавай, знаешь где? Перед богом, пожалуй, пред умом, красотой, природой, но не пред людьми. Среди людей нужно сознавать свое достоинство. Ведь ты не мошенник, честный человек? Ну и уважай в себе честного малого и знай, что честный малый не ничтожность. Не смешивай "смиряться" с "сознавать свое ничтожество".»
