Раиса так и не прижилась ни в Подмосковье, ни в Москве. Там, под Вологдой, среди мохнатых елей, на берегу тихой северной реки, Рая была живой, и, несмотря на возрастные недуги, энергичной. Сама земля давала ей силы. Могилы зятя и дочери рядом, и она общалась с ними, как с живыми. Здесь же она чахла, как срезанный цветок в вазе. Клавдия и Леня старались отвлечь женщину от тоски, относились к ней по-родственному, но Раиса все чаще замирала, уставившись в одну точку. От пржней Райки не осталось и следа.
Зина могла только констатировать факт: зря она увезла родную бабушку. Зря. Достаточно было нанять сиделку, чтобы успокоить совесть. Но… что сделано, то сделано. Не увозить же обратно несчастную старушку?
Зимой Раиса умерла. И везти тело в Вологодскую область все-таки пришлось. Хоронить несчастную вдалеке от Родины Зина посчитала кощунством. Ей вообще было не по себе: с самого знакомства с Раисой, в душе Зины ничего особенно не всколыхнулось, не шевельнулось. Приезжали к Рае под Вологду от силы два раза, и порой даже не вспоминали о ней. Сердце Зины не смогло полюбить родную бабку. Клавдия в сердце Зины занимала куда больше места.
Зина будто на две части разделилась, одна ее часть, бизнес-вумен: штурмовала крепость, лихо управлялась с финансовым кораблем, давшим течь, в бушующем бизнес-море. Она управляла массами, жестко отсекая ненужных работников, скидывая их за борт, словно балласт. А другая – мать, разрываясь меж двух огней, пыталась уделить хоть немного времени своей маленькой семье. Такая малюсенькая семейка, а времени на нее не хватало. Даже слов для них – не хватало.
Зина, как и Рая, чувствовала, как огромный город высасывал из нее силы. Даже больше – душу. То, что волновало и трогало ее раньше, совсем не волновало и не трогало сейчас. Компания выстояла в годы кризиса, и не ушла на дно, но какой ценой! Она не думала о судьбах уволенных людей. Это бизнес, здесь нет места жалости. Всякое проявление человечности в бизнесе запрещено. А если не запрещено, то должно быть превращено в монету. Помощь кому-либо оказывалось под пафосным словом «благотворительность», и удостоенные сиятельным вниманием Зинаиды должны были при каждом разе упоминать компанию-спонсора.
Прекрасный двухэтажный дом Ирины был продан за неплохие деньги государственным чиновникам – при достаточно успешной торговле нефтью многие организации начали постепенно обрастать благополучным жирком. В стране появились деньги. Цены на недвижимость взлетели в несколько раз. Зина уверенно вела компанию к процветанию.
А дом? Что – дом? Ей совсем не нужен особняк. Лишняя трата денег. Лучше иметь отличную квартиру в новостройке. Ей и Аллочке хватит с лихвой. С уборкой помещения справится клининговая фирма. Обедать можно в ресторане. Анна Сергеевна и Анатолий были отпущены. А точнее, уволены. Аллочка горевала о Толике, своем друге. Но Зинаида, включив холодный разум, рассудила так: не к чему девочке водить дружбу с прислугой. Она должна обзаводиться полезными знакомствами.
Но Аллочка взбунтовалась. Она вовсе не хотела делать то, что положено. С Аллочкой стало очень сложно. К четырнадцати годам она обзавелась массой комплексов и капризов. А ведь Зина думала, что дочка – совершенно беспроблемный ребенок. Зря. Ее беспроблемный ребенок превратился в самого вредного подростка на свете.
Из гимназии на Зину обрушился водопад жалоб: Алла дерзит педагогам, Алла прогуливает уроки, Алла была замечена с сигаретой! К пятнадцати годам над Аллой нависла угроза исключения из гимназии. И даже спонсорская помощь не помогала – таких спонсоров было более, чем достаточно – в учебном заведении все детки – отпрыски богатеньких родителей. Их воспитывали с изыском, чтобы в будущем отправить в Европу. Новые русские выращивали новых господ. Правда, новые господа предпочитали спокойную «заграницу» лапотной России. На Родину возвращаться не собирались к недовольству родителей.
***
Алла курила, сидя на спинке деревянной скамейки в сквере гимназии. Настроение у нее было препаршивое. Директор вызвал мать. А это значило очередной разбор полетов и неприятную беседу с маменькой позже. Карточки Алла уже была лишена, и потому стреляла деньги у Вовки Рыбакова, скромного отличника, гордости гимназии.
- Ты нормально, как люди, не можешь сесть, что ли? – спросил Вовка, морщась от дыма Алкиной сигареты.
- Не учи меня жить, малыш, - отмахнулась Алла, - у тебя нет на примете какой-нибудь хаты, чтобы бурю переждать?
- Смыться из дома решила? – до Вовки дошло наконец, зачем Алка его вызвала в сквер, - совсем уже дура?
Алла отшвырнула окурок, сунула руки в карманы куртки и задумалась. Дело – швах. Допрыгалась. Это залет, и в гимназии ее не оставят. Итак достаточно понянькались, ценя прежние ее успехи и заслуги. Да и плевать. Просто мама терпеть долго не будет и обязательно придумает какую-нибудь «кару».
Она совсем не походила на ангелочка. Белокурые волосы были выкрашены в радикально черный цвет. Глаза подведены черным карандашом, а веки покрыты черными тенями. Аллочка примкнула к суровым рядам «готов». Их взгляды импонировали взглядам Аллочки: жизнь – это лишь подготовка к смерти, и радоваться всяким любовям и цветочкам – тупо! Все равно все сдохнут рано или поздно. В гимназии такой вид не допускался, и Аллочку разворачивали всякий раз, когда она являлась на занятия.
Погуляв пару раз, Алла оценила свободу. Оказывается, вместо того, чтобы мучиться на нудных уроках, постигая ненужные знания, можно смотаться в Сокольники или просто собраться с ребятами в парке Горького. Компашка большая. Народ забавный. Все друг друга понимают. Можно пивка попить и порассуждать о высших смыслах.
Аллу уважали. Ее встречали с одобрением. Ее допускали в «святая святых», на крышу высоченного дома, где приняли в ряды «своих» после того, как Алла легко прошла по краю – барьерному ограждению крыши. Более того – Алла прошлась на руках!
Мать неоднократно дергала Аллу, с насмешкой проходилась по поводу нового облика. Мать… А раньше Алла даже в мыслях называла ее мамуленькой. Что с ней случилось? Почему она больше не понимает Аллу? Откуда такие уничижительные насмешки? Она как-то сказала:
- Ты связалась с каким-то рваньем! Я запрещаю тебе, Алла, слышишь меня, запрещаю общаться с этими, как бишь их… Готами!
- Мама, они меня уважают! Ну да, не в фирме, конечно, и не от кутюр, - оправдывалась Алла, - но они настоящие, понимаешь? С ними интересно!
- Это им с тобой интересно, идиотка ты этакая! Богатенькая дурочка, ни деньги которой можно неплохо развлечься!
Мать тогда задергалась. Обследование на алкоголь и наркотики проводилось в ее присутствии. Было унизительно и противно. Новые друзья такой ерундой не страдали! По крайней мере, Алле попробовать никто не предлагал. А что до денег… Да при чем здесь деньги? У кого были – тратилось сообща, на всех!
В гимназии Алла дружила только с Вовкой. Так вышло. Вовка был влюблен в Аллочку с подготовительного класса. Они тогда поклялись друг другу, что останутся вместе навсегда. Детство! Ну… подружки тоже были. Но в последнее время они превратились в каких-то пустышек – поговорить не о чем! Мальчики, шмотки, яхты, шопинг в Италии – дичь! Как так вышло, что из нормальных веселых, падких на разные шалости девчонок получились тупые куклы. И вот это «пф-ф» откуда взялось?
- П-ф-ф, что ты вообще в жизни понимаешь?
- П-ф-ф-ф, я не поеду на такой отстойной машине!
- П-ф-ф-ф, видали химичку сегодня? Такой отстой – эти ее туфли! Колхоз просто!
- П-ф-ф-ф, я не хочу летом в Египет. Египет для нищебродов!
Все помешались на мобильниках. С полифонией и цветным экраном – для нищебродов. С камерой – для нормальных и цивильных. Все ждали айфон, говорили, что начинается новая эра телефонов. С придыханием говорили… А Алла помнила, как в соседнем дворе, около гимназии, вспыхнул страшный пожар на втором этаже здания. С балкона душераздирающе кричала женщина, звала на помощь.
Все стояли за кованым забором и снимали пожар. Ни один не догадался позвонить спасателям. Хотя телефоны у всех были в руках.
- Это не наше дело, - сказала тогда Нинон, первая красавица класса, у них там сами разберутся. Есть ли ведь какие-то службы у… этих…
Вот так. Какая-то Нинон с легкой руки разделила всех людей на ТЕХ и ЭТИХ. Тех, которые «нормальные» и этих – «отстой». Алла тогда не могла уснуть. Хотелось поделиться с матерью, ведь она отлично помнила жизнь в избушке, веселую и спокойную жизнь! Но мама, уставшая накануне, мягко отстранила Аллу:
- Мне нужно выспаться как следует, Аллочка. Ответственные переговоры. Давай поговорим в другой раз, милая? Ага?
Автор: Анна Лебедева