Алла познакомилась с Гиннесом случайно. Шла из гимназии пешком, благо, что она находилась в том же районе, где Алла с матерью теперь проживали. Хотелось прогуляться, подумать по пути о многом. Вовка Аллу никогда не провожал – его увозили на машине. Да и не нужен был Вовка сегодня. Алла в одиночку переживала страшное горе, смерть от легочной болезни коняшки Альберта. Тот ослаб всего за месяц. А потом его увезли. Куда – не сказали…
Алла шуршала листвой, не торопясь домой – что там делать? Жгла обида на мать – ни за что, ни про что уволила Анатолия и Анну Сергеевну. Чем они мешали? Не обеднела бы, если оставила хотя бы повара. Да и Анну Сергеевну, верой и правдой служившую семье, можно ведь оставить? Места в этой квартире, занимавшей почти целый этаж, всем бы хватило!
Толик был лучшим другом. Он знал об Алле все. Он всегда мог помочь советом, и Алла так любила посидеть с ним на той, старой кухне особняка. Конечно, в последнее время им и поболтать-то было некогда: мама записала Аллу в конный клуб и на плавание. Но все же… Аллочка чувствовала себя никому не нужной и ужасно одинокой.
Да, она любила своего старого коняшку Альберта, милого и спокойного. Да, плавание отнимало много сил и времени. А еще она любила чудесные вечера в обществе деда Лени и бабушки Клавдии, а Вячеслав Анатольевич по прежнему водил ее на разные культурные мероприятия. Но… С кем посекретничать, поговорить о насущных проблемах, так мучавших Аллочку в последнее время? С Вовкой? Да ну его – послушный болванчик, слишком хороший, слишком правильный, прилежный сынок своих обеспеченных родителей, расписавших Вовкину жизнь на много лет вперед.
Вячеслав Анатольевич? Увы и ах. Как-то, возвращаясь из театра, со спектакля «На дне», Алла спросила его:
- Почему благополучные люди не желают видеть вот такой, другой жизни? Почему закрываются от бедных? И… почему мама уволила Анатолия? – высказала наболевшее Алла.
Лебедев посмотрел на нее внимательно. У него вообще был такой взгляд, что Алле порой делалась не по себе. Острый, как скальпель хирурга. Как рентген.
- Много вопросов, девочка. Очень много вопросов. Отвечу на первый: потому что бог дает всем поровну. И выбраться на ступень выше мешает только лень. И не спорь со мной, дорогая. Тебе не мешало бы набраться терпения и трудиться, как мама. Она – пример для подражания.
- Я слышала о теории Дарвина. Она признана ошибочной и негуманной! Маму вытащила бабушка Ира. Иначе мы жили бы в деревне. Там она трудилась не меньше, но что-то у нее не очень получалось, - обиженно буркнула Алла.
- Отнюдь, - улыбнулся Лебедев, - она просто не хотела. А сейчас не хочет видеть свое прошлое. Никто из успешных людей не желает видеть свое прошлое. За теорию Дарвина хвалю! Ты умница!
- А дядю Толю и Анну Сергеевну зачем она все-таки уволила? – Аллочка не желала отставать.
- Она их не выкинула на улицу, Алла! Анатолий – шеф повар престижного ресторана. А Анне Сергеевне пора на пенсию. На хорошую, обеспеченную пенсию – мама твоя постаралась. Не стыдно ли тебе пользоваться услугами пожилой, уставшей от хлопот женщины?
- Без них скучно. Они были нашей семьей! – вздохнула Алла.
Лебедев хмыкнул. И ненадолго примолк. Потом сказал:
- Маме не положено заводить дружбу с подчиненными. Такие правила. Иначе бизнесу не быть. Кому захочется связываться с человеком, считающего повара родственником. Смешно, Алла, слушать от тебя такие глупые вопросы.
Разговор можно было считать законченным. Вячеслав Анатольевич не любил долгих бесед. А с Аллой он разговаривал, как со взрослой. И учил ее качественно молчать, нежели болтать языком глупости.
Бабушка Клавдия и даже дед Леня, простые, открытые, родные, тоже поддерживали маму.
- Раз мама так решила, нечего тут ее осуждать. Молода еще, мать судить, - ворчали.
А глаза-то прятали. Прятали, вздыхали, и порой Клавдия оговаривалась, что «мать больно важная стала, могла бы проведать их, стариков».
Алла для себя уже решила: мама перестала любить их всех. Мама любит эти проклятые деньги! Будто без них кому-то было плохо.
***
Она шуршала листьями. На тренировку идти совсем не хотелось. А об коняшке Альберте Алла даже думать не могла – на глаза набегали слезы. Она присела на скамейку и не выдержала – горько заплакала.
- Пф-ф-ф, думаешь, рыдать на скамейке – дофига романтично? Прям все повалят знакомиться с принцессой?
От злости Аллу пробрала дрожь. Еще один «Пф-ф-ф»!
- Что ты «пфыкаешь» вообще тут? Думаешь, дофига крутой? – она повернулась лицом к говорящему и отпрянула от неожиданности. Собеседник, сидящий рядом, был занятный.
Гладкие черные волосы парня разделены на прямой пробор. Серые глаза обведены черной подводкой. Бледный, высокий, с узкими кистями рук. Весь в черном. Говорил однотонно, не улыбнулся даже не разу.
- Белая принцесса шла лесной дорогой.
Черные деревья обступили путь.
И не знала дева,
Смерть ждет у порога,
И в гробу хрустальном предстоит уснуть.
Парень прочел стишок и опять посмотрел на Аллу.
- Стоит ли рыдать о том, что уже предназначено? Утри слезы и прикройся саваном. Я – Гиннес. Ты кто?
Алла представилась. Ей стало интересно. Что за философия у этого странного паренька?
Гиннес объяснил, что это – такое молодежное движение. Путь к мудрости и познанию добра и зла.
- Могу познакомить тебя с друзьями, если не боишься.
Алла не боялась. Если скоро помирать, чего тогда бояться,
Ребята собирались в одной из заброшек. Стены бывшей квартиры были покрыты пентаграммами, но никто из девчат и пацанов сатанистом себя не считал. Скорее, фаталистом. Все они рядились в черные одежды, на лица наносили дурацкий макияж, говорили, не повышая голоса. Не плакали и не смеялись. Но беседовать с ними было интересно. Гиннес сказал по поводу умершего Альберта просто:
- Все мы из праха пришли, и прахом станем. Ему уже не больно. Он стал демоническим конем преисподней, и счастлив. Потому что, с него сняли узду и белую принцессу. Принцессы – тяжелая ноша.
- Разве? – спросила Алла.
- Ну да. Ты живешь под гнетом чужих судеб. По тебе видно. Выбери свободу. Вот и все, - ответил Гиннес.
Алла выбрала свободу. Она подстригла волосы, покрасила их в черный цвет, скинула яркий джемпер и джинсы, и с этого дня стала готом. Мама не увидела перемен – была в командировке. Но в гимназии консьерж развернул ее носом к входной двери и отправил домой переодеваться, предварительно предупредив директора. От Аллы таких финтов никто не ожидал.
***
Зина общалась с психологом. Тот посоветовал к причудам подростка относиться спокойно. Во все времена существовали разные суб-культуры.
- Кто из молодежи не был стилягой? Или Хиппи? Или панком? Рокером, любером, в конце концов?
- Я не была, например, - спокойно ответила Зина, - я была обыкновенной девочкой. В ее возрасте я закапывала под стеклышком секретики. И хоронила в спичечных коробках мертвых жуков.
- Я вам скажу, что ходить в черном и красить глаза – это то же самое, как и устраивать поминки жучкам. В другом, более гротескном стиле, но не так опасно, как напиваться на молодежных вечеринках. Ваша дочь – совсем еще ребенок. Ее мало интересует противоположный пол.
- Я бы так не сказала, - усмехнулась Зина, - она с детства интересовалась исключительно противоположным полом.
- У нее нет отца? – спросил психолог.
- Нет.
- И что вы хотите от девочки? У нее нет отца, а мать загружена работой. Она чувствует себя одинокой и требует к себе внимания. Хоть так. Но требует. Прекратите ее тиранить за внешний вид. И хоть раз поговорите с ребенком по душам.
Но поговорить по душам все никак не удавалось. И вот – результат. Девочку выгоняют из гимназии, от нее пахнет пивом и табаком. Девочка не слушается маму.
Зина не желала признаваься в собственном бессилии. Хватит. С нее достаточно! Она не хватала Аллу за шиворот, не тащила в ванную – смывать краску. Не заставляла побриться наголо. Не порезала ножницами все черные вещи в ее шкафу. Она терпела Алкины выходки, слушая слова этого долбаного психолога! И что? Ее ребенок гибнет на глазах! А что дальше? Темные подъезды, воняющие кошками? Наркотический сон в луже собственной мочи?
Зина позвонила Лебедеву.
- Она – умная девчонка. Ее что-то мучает в последнее время, - сказал Вячеслав Анатольевич, - не надо было увольнять прислугу. Чем они тебе помешали, Зина, ей-богу. Это триггер, Зина.
- Вернуть Толика? Это смешно. И он вряд ли чем-нибудь поможет, Вячеслав Анатольевич. Сам сказал – триггер. Я о другом. К Алле нужно приставить охрану. Бог видит, я этого не хотела. Но за дочку сердце болит. С этой чертовой работой я потеряю ребенка!
Зина отключила кнопку вызова и тихо сказала:
- Если уже не потеряла.
Автор: Анна Лебедева