Зина привыкала к Павлу. Павел привыкал к ней. Встречаться у Павла в квартире приходилось редко – работа затягивала, как водоворот. Удалось в зимнее затишье слетать в Грецию – Зина мечтала ее увидеть. Там, ошеломлённая невероятной синью неба, контраста ультрамарина и белизны мраморных колонн портиков, она бродила по побережью, не веря своим глазам: здесь, вот прямо здесь жили древние герои Эллады!
Ей казалось, что пройди она еще немного, и среди скал вдруг покажется самая большая, самая мрачная отвесная скала, а к ней прикован измученный Прометей, отдавший людям огонь. Загорелый, гибкий, улыбчивый Павел с ловкостью местных коз карабкался по практически отвесным каменным осколкам минувших дней.
Безлюдье. Тишина. И дивная пустыня – это обманчивое впечатление! На побережье – десятки маленьких кафешек. В тени так приятно попробовать сладко-кислое, терпкое вино, отведать острого козьего сыра и откусить изрядный кусок от горячей крестьянской лепешки. Греция такой и запомнилась Зине – бело-голубая, пряная, горячая, добрая не напускной, фальшивой лаской, а суровой, сердитой даже, но бесконечно искренней добротой. И любовь… Откровенная, доходящая до исступления и отупления, почти животная, бесстыдная любовь между ней и Павлом.
- Тебе идет этот сарафан, - он ловко развязывал бретельки на ее загорелых, золотистых плечах, - в нем ты похожа на Афродиту.
- А ты кто будешь? Гефест?
- Скорее, Гермес. Афродита отвергла его любовь. Но божественный орел по просьбе этого пронырливого бога украл у богини сандалию!
- Интересно, - Зина обняла Павла, - и что же?
- Прибежала за своей сандалией, как миленькая, - Павел развязал вторую бретельку, и легкий сарафан упал к ногам Зины.
- Он вернул Афродите сандалию, твой пройдоха Гермес?
- Вернул, конечно. После того, как она ему отдалась, - Павел целовал ее шею, губы, плечи…
Ни он, ни она не беспокоились даже, что кто-то их может увидеть. Разве что орел, круживший высоко в этом странном, не русском небе. Так он ничего не скажет, ну, или просто наябедничает своим богам на Олимпе. Но богам нынче совсем не до людей.
***
Зима уходила неохотно, но весна, настоящая, бурная московская весна, ворвалась в столицу с шумом изрядно подпившего гуляки. Грязный снег, соляные бурые потоки вымывало из города проливным весенним дождем, и вскоре в Москве разбухли новорожденные почки в парках, скверах и садах.
Они все так же любили, но все сильнее спорили, Вопреки ожиданиям Павла, Зина оказалась не такой уж и мягкой. Не такой уж и податливой. Не такой уж и дурочкой! Мягкость и податливость она давно оставила в спальне Павла, стоически отказывая стотысячному, наверное, предложению съехаться.
В работе Зинаида набралась опыта и перестала шарахаться от важных клиентов, и смотреть Павлу в рот. Она так и не приняла его предложения инвестировать средства в «Быка», отбрыкиваясь от разумных доводов Павла руками и ногами.
Павел доходил до исступленья, порой в сердцах замахивался на Зину, но та своих позиций не собиралась менять. Она давно поняла, что не стоит хранить яйца в одной корзине и доверяться мнению только одного человека.
Неоднократно Зина созывала совет, выслушивая доклады многих опытных экспертов. Кивала им, соглашалась и тщательно записывала все в книжечку. Ночами до утра просиживала в кабинете Лебедева. И тоже доводила его до исступлённого гнева, когда с чем-то категорически не соглашалась.
- Вы, мужчины, привыкли доверяться логике. А мы, женщины – интуиции. И вот сейчас интуиция подсказывает мне – нужно сворачивать паруса и уйти в тихую гавань. Не нравится мне эта подковровая возня в центробанке. Шушунят слишком тихо. И заметь, Вячеслав Анатольевич, уж слишком сильно они вцепились в этот рубль. По идее, ему пора рухнуть.
- Но президент заявил официально…
- Мало ли, что он заявил, - бесцеремонно перебила Лебедева Зина, - он уже много лет официально заявляет.
Они помолчали.
- Зина, - вдруг начал Лебедев, - неужели ты действительно собралась замуж за этого хлюста?
Зина пожала плечами.
- Я его люблю!
- Это глупо! – Вячеслав еле сдержался, чтобы не бахнуть кулаком по столу, - Львов – не тот человек, чтобы верить в искренность его намерений.
Зина склонила голову набок и внимательно посмотрела Лебедеву в глаза.
- Дорогой Вячеслав Анатольевич, я понимаю ваши почти отеческие чувства ко мне и весьма ценю любовь к моей дочери. Но меня удивляет другое, - она скрестила руки на груди, - с чего это вдруг вы возомнили, что имеете полное право контролировать мою жизнь?
- С того, - начал было Лебедев, - что я за тебя отвечаю…
- А не надо! Не надо отвечать за мою жизнь. Я – взрослая женщина. И отвечу за себя сама. И если вы не прекратите ежеминутное вторжение в мои личные дела, я вынуждена буду вас отстранить от руководства компанией.
Зина поднялась с кресла и уверенно двинулась к выходу. Открыв уже дверь, она вдруг остановилась и сказала:
- Тем более, вы не такой уж и специалист в экономике.
Дверь захлопнулась. Лебедев застыл в кресле, как пыльным мешком ударенный.
Летом Аллочка отправилась гостить к бабушке Рае, изрядно соскучившейся по внучке. Зине было ужасно стыдно: как-то нехорошо получилось. Бабушка родная, а живет в сторонке. И внучка мало интересуется ее жизнью. Рая – совсем уже старенькая, глуховатая на одно ухо, от радости была сама не своя. Зина испугалась – ребенка нельзя оставлять с таким же… ребенком.
Она не уехала, проведя две недели нечаянного отдыха под Вологдой, решив забрать старуху с собой. Тем же вечером Зина об этом Рае сообщила. Та сначала испугалась, потом расплакалась:
- Куда я отсюда? Как я?
- Все хорошо, бабуня, - Аллочка, чистый ребенок, обняла ее за шею, - все будет нормально! И мы увезем тебя к бабе Клаве. У них огород и собачка – вот такая-я-я-я! Описаться со страху можно! Но не бойся, она добрая!
***
Пока длился хлопотный переезд (вот тебе и отдых, Зинаида Николаевна), пока запечатывали дом под охрану (продавать дачу Рая наотрез отказалась), пока собирали необходимые (нафиг не нужные) для Раи вещи, Зина совершенно запарилась. И упустила из виду странно притихшего Павла. Обычно донимал звонками, психовал, а тут… Странно.
Она чувствовала непонятную тревогу. Разлюбил? Изменил? Бред. Чушь собачья! Это в дешивых сериалах женщина ломает руки от горя, если узнает про измену благоверного. Здесь – тоже измена. Но другого рода. В последнее время Зина и Павел скандалили почти каждый день, и Львова злила тупая и глухая стена непонимания друг друга.
Он хотел, чтобы она его СЛУШАЛА и СЛЫШАЛА. А она не желала подчинятся логике и правильности суждений. Если раньше их спор заканчивался в постели, то теперь постель уже ничего не решала.
Зина спрашивала себя: неужели – все? Вот так просто и ясно. Это не было любовью? Плотское развлечение тела?
И вдруг с ясностью понимала – не интересно. Не интересно. А что интересно?
А то… Раньше все эти высотки и вторички, кварталы, пустыри и застройки, мифические и реальные счета, деньги наличкой, безнал, бухгалтерия, тонны документов текли мимо Зины суетной и страшной рекой.
Потом ее, как глупую козу, неправильно ступившую копытцем на зыбкий островок, затянуло в водоворот расчетов, переговоров, фискальных чеков, обналички и отмыва, черных и белых счетов, серых зарплат и белоснежных актов. Коза Зина барахталась и блеяла в ужасе…
И вдруг… Она оказалась в узкой спортивной лодочке, уверенно державшая в крепких руках изящное весло, и ей самой захотелось управлять этой неуправляемой стихией. Это было интересно, и трепет это дело вызывало не меньший, чем плотская любовь.
А Павел выталкивал Зину из лодки. Выталкивал грубо и бесцеремонно.
- Вячеслав Анатольевич, - сказала Зина в телефонную трубку, - пока меня нет, проверьте, пожалуйста, все сделки за моей подписью и подписью Павла Андреевича. С какого числа? С пятнадцатого. Да. Нет, ничего, к проверке готовлюсь. У меня все хорошо – бабу Раю перевожу. Приеду, расскажу. Ага. Хорошо. До встречи.
Она отключила телефон и тут же переключилась на другую заботу: бабушке Рае зачем-то понадобился любимый алоэ в дорогу.
- Нет. С такими успехами нужно контейнерные перевозки заказывать, - устало вздохнула Зина.
***
Августовская жара измотала москвичей. Уж скорее бы сентябрь, честное слово! Ой, лукавили столичные жители! Похолодание вызвало бы всеобщую грусть – лето кончилось! Поди, угоди этим капризам!
В переговорной прохладно. Жужжит кондиционер. Сотрудники тихо переговариваются – ждут самих. Павел Андреевич сосредоточенно изучает текущий отчет. Зина и Лебедев не любят опаздывать, вот и они. Вежливо здороваются и рассаживаются по местам. Павел начинает: речь его гладкая, тон сугубо официальный. С Зиной держится подчеркнуто отстраненно. Он не выпускает эмоций на людях, но внутри кипит от гнева.
Зина виновата. Не позвонила, не сообщила о приезде. А он купил дорогое кольцо – отказаться она не имеет права. Такая обширная программа, кто откажется? Только бы не упустить эту рыбу. Бабы падки на романтику. Женитьба на ней – дело принципа. У Павла давно зудели руки: показать вздорной идиотке, кто тут хозяин. Терпение. Терпение. Главное – ее согласие. Он – лучший. Он потратил на нее кучу сил и средств.
- Вы уверены, Павел Андреевич, что в компании действительно такая радужная обстановка? – поднял левую бровь Лебедев.
И этот старый болван палки в колеса кидает.
- А почему нет, Вячеслав Анатольевич? – Павел так же вскидывает бровь.
- А потому что, господа, сегодня 16 августа 1998 года. А завтрашний день, в крайнем случае, послезавтрашний мы запомним надолго! – громко и раздельно объявил Лебедев, - и это собрание назначено не для того, чтобы бравировать и хвастаться успехами. Сегодня этот зал станет кризисным центром. А все благодаря невероятной прозорливости Зинаиды Николаевны, владелицы до этого момента процветающей компании.
Все замерли в шоке. Никто не ожидал, все думали…
- А не надо думать и гадать. Надо знать! – жестко сказал Вячеслав, резанув взглядом Львова, - а теперь с вами, Павел Андреевич.
Лебедев швырнул в сторону Львова папку с бумагами.
- Что это? – побледнел Львов.
- Фиктивные договоры, и не фиктивные тоже, - медленно произнесла Зинаида, - все банки, которые я отклонила, как ненадёжные, вы взяли в работу. Сколько было уведено налево средств, даже не хочется объявлять. В результате ваш подпольный трест, - Зина хлопнула в ладоши, - лопнул. И это не финансовая ошибка, это преступление.
- Я не знал. Я хотел, как лучше! Я… к свадьбе готовился, - Львов представлял из себя довольно жалкое зрелище. Он вспотел и выглядел, как мокрая курица.
Зина, положив руки на подлокотники кресла, с невозмутимостью каменного идола продолжила:
- Так что, уважаемый Гермес, бог воров и плутов, ступайте вон. Без выходного пособия. И молитесь Зевсу, чтобы оградил вас от посадки… в Аид! Прощайте!
Лебедев внутренне возликовал! Ай, да Зина. Молодец – девочка!
Павел поплёлся к выходу, весь мокрый и дрожащий. Он оглянулся, чтобы поймать ЕЕ взгляд. Но Зина больше не была той нежной Зиной. В кресле восседала умная и прозорливая Ирина!
Автор: Анна Лебедева