Глава 4. Обещание королю и поездка в святое место
Пророчество ламы Увааты оправдалось.
Спустя неделю тягостного ожидания (Кайман дважды отправлялся на муле в Тхимпху, откуда привозил свежие газеты, но там интересующего нас не было), во второй половине дня к кипарису, под которым я медитировал, усевшись на циновку и обратив взгляд на верхушки Гималев, подкатил тот же автомобиль и остановился.
Из него нарисовался офицер охраны, подождавший окончания общения с богами, я вышел из нирваны и прозрачно уставился на посланца.
- Его Величество король Джигме Сингье Вангчук желает Вас видеть! - топнув ногой, приложил он руку к блестящему козырьку фуражки.
- Уваата это знает, - сомкнул я веки, затем пропел тройку сутр, они эхом откликнулись в ущельях, и встал на ноги.
Выглянувший из окна Кайман спустился вниз, вручив мне четки с красной шерстяной накидкой, поскольку день был прохладный, я набросил ее на плечи подобно римскому патрицию и проследовал к задней открытой дверце лимузина. У которой предупредительно застыл шофер в униформе.
Когда я уселся, они с начальником заняли передние места. Автомобиль тронулся с места.
- Ни пуха, ни пера! - проорал, исчезая сзади Кайман.
- К черту, - тихо сказал я сам себе, чувствуя некоторое волнение.
В этот раз машина доставила нас к королевский резиденции, которая, как я уже упоминал, находилась на возвышенности в центре столицы. Там, у центрального входа, нас встретил почетный караул, взявший наизготовку карабины.
- Не хило,- подумал я, поднимаясь вместе с сопровождающим по белокаменным ступеням во дворец. Однако не подал виду.
Пройдя длинную вереницу помещений, причудливо украшенных в национальном стиле, мы свернули вправо и, проследовав по ковровой дорожке, оказались в просторной, отделанной ценными породами дерева и золоченной бронзой приемной.
У ее противоположной, инкрустированной яшмой двустворчатой двери, застыли двое часовых, а чуть в стороне со смиренном видом стоял средних лет человек в необычном головном уборе и парчовой одежде. Не иначе придворный.
При нашем появлении он сделал несколько шагов навстречу, молча мне поклонился (я ответил), после чего пригласил присесть на один из красного сафьяна диванов. Расположенных по периметру.
Затем он кивнул офицеру, тот козырнул и, щелкнув каблуками, удалился, а сам исчез в неприметном, за бархатной портьерой проеме.
Через несколько минут придворный вернулся (я встал), бережно взял меня за локоть, и мы двинулись к двери, створки которой на подходе бесшумно растворились.
Тронный зал впечатлял своими размерами, отделкой и пестротой красок.
Однако рассмотреть все не удалось, мы с сопровождающим шествовали к стоящему в центре на возвышении трону.
Там, в короне, выполненной в форме боевого шлема, увенчанной головой ворона и в золотых с красным одеяниях, восседал царствующий монарх, а чуть сбоку стоял представительный индус в роговых очках, белой пилотке и таком же саронге*, позади которого перешептывались еще трое.
- Я рад приветствовать ламу Уваату в своем тронном зале, - певуче произнес король, когда мы остановились в нескольких шагах от него и придворный отошел в сторону.
- Не затруднило ли вас мое приглашение? - продолжил он в восточном стиле. Мягко и непринужденно.
- Я счастлив вновь лицезреть Ваше Величество, - изогнул я спину, подумав про себя «давай-давай, не переломишься».
- Вы оказали неоценимую услугу нашим братьям, - плавно повел рукой в сторону индуса король. И милостиво кивнул, - прошу вас господин посол. Излагайте.
Индус вышел чуть вперед, и, блеснув очками, толкнул речь на хинди*, который я неплохо понимал. Из нее следовало, что благодаря мне, кровопролитие в Нью - Дели предотвращено. За что премьер-министр Индира Ганди выражает ламе Уваате глубокую признательность.
После этого он принял из рук стоящего позади человека небольшую коробочку, открыл ее и, приблизившись вплотную, пришпилил мне на грудь что-то вроде позолоченной звезды.
- Это «Орден Лотоса», высшая награда иностранцам за выдающиеся заслуги перед Индией, - сказал в завершении, удостоив меня рукопожатием.
По старой привычке я едва не заорал «служу Советскому Союзу!», но внутренний чекист прошипел «ты что, ****улся?», и лама Уваата одумался.
- Вслед за этим я обвел глазами зал и торжественно произнес, - Бутан - Индия бхай-бхай! А затем поднял руку, сжал пальцы в кулак и выдал «но пасаран!» на испанском.
Король, а за ним все присутствующие захлопали в ладони совсем по - европейски.
Далее тенью возник тот же придворный, что меня привел, шепнул на ухо, мол аудиенция закончена, и, поклонившись, мы попятились назад. Так было определено этикетом.
Когда двери за нами закрылись, царедворец сообщил, что меня ждет Верховный лама страны, резиденция которого тоже размещалась здесь, но в другом крыле здания.
Перейдя туда, мы оказались в величественном молельном зале, откуда я был препровожден к высшему иерарху*, являвшемуся после короля вторым лицом в государстве.
Тот принял меня в своем рабочем кабинете и оказался довольно преклонных лет старцем, в золотом монашеском одеянии, с высокой тиарой на голове и колючими глазами.
После витиеватого приветствия Верховный лама предложил гостю сесть, что я исполнил, приняв традиционную у монахов позу, поздравил меня с наградой и стал вести хитрую беседу. Типа разведывательного опроса.
Из каких Уваата мест, как пришел к буддизму, а также какой школы; насколько часто и каким образом его посещают озарения.
Задерживаться надолго мы с Кайманом в Бутане не собирались, окучивать религиозную ниву тоже, и я решил сразу расставить все точки над «и». Окончательно и бесповоротно.
- Родом Уваата из далекой северной страны, - ответил иерарху, глядя в пространство. - Там очень холодно, а по улицам бродят медведи.
- О-о? - удивленно протянул Верховный лама, покачав тиарой - Понимаю.
- Ни хрена ты не понимаешь, - подумал я, вслед за чем стал излагать дальше.
- Получив достойное образование, Уваата долго служил местным правителям, а затем в преклонных годах умер (в глазах служителя Будды отразилось недоверие).
- Да-да, именно так, - гипнотически перевел я на него взгляд, как учили на занятиях по психологии в Высшей школе.
Прием сработал, лама поежился и втянул в плечи голову.
- А что потом? - вопросил с некоторым страхом.
- Потом я вознесся на небеса, где встретился с Творцом, - опустился до шепота мой голос.
Иерарх дернулся и побледнел. - С Буддой?
- Творцом, - последовал бесстрастный ответ. - Вы будете слушать или задавать глупые вопросы?
- С- слушать, - часто закивал иерарх, промокнув рукавом лоб. - Я весь внимание.
- Далее состоялась беседа, и ОН вернул меня назад. Теперь я странствующий монах Уваата, а еще оракул.
Несколько минут мы молчали. Верховный Лама осмысливал то, что узнал, а я невозмутимо перебирал четки.
- Так Вы знаете будущее? - наконец вопросил он, глядя на меня с подозрением.
- Его знает только Творец. Он же Будда, Иисус и Магомед, - ткнул я в потолок пальцем. - Уваате известна всего лишь малая часть, - пожал плечами.
- А теперь, ваше Святейшество, я бы хотел вернуться назад. У меня время молитвы.
- Да-да, - поспешно ответил, все еще не пришедший в себя иерарх, после чего взял стоящий рядом серебряный колокольчик и забрякал язычком. В проеме открывшейся двери возник мой провожатый.
Спустя час мы с Кайманом обмывали в своей келье полученный орден и весело хохотали.
- Лед тронулся, господа присяжные заседатели! - провозгласил я очередной тост.
- Будьмо! - вздел глиняную чашку с ара приятель.
На следующее утро нас навестил настоятель Дже Цонкап, поздравив меня с высокой наградой, и сообщил, что для дальнейшего проживания столь уважаемых лиц выделен отдельный гостевой дом в сосновом бору за монастырем, где вечером нас инкогнито навестит король.
- Весьма признательны. Его Величеству и Вам, - ответил я. - За столь теплые гостеприимство и заботу.
Новое жилище радовало глаз. Просторное, в два этажа, рубленое из гималайского кедра, с полной обстановкой и бытовыми удобствами. Юный Чонг перенес туда наши пожитки, а еще двое послушников привели жилище в божеский вид и затопили камин, поскольку ночи становились холодными.
После заката солнца, когда на землю стали опускаться сумерки, я сидел у пляшущего огня, время от времени шевеля потрескивающие в нем поленья, а Кайман, опершись о подоконник, взирал на ведущую к монастырю дорогу.
- Едет, - наконец сказал он, и мы, оправив одежды, спустились вниз. Встретить сановного гостя, как того требовали приличия. Я примерно знал, о чем будет разговор и надеялся на его конструктивность.
Вскоре послышался шум двигателя, на небольшую площадку перед домом въехал микроавтобус с тонированными окнами и остановился. Затем его боковая дверь сдвинулась, на землю ступил рослый малый и подал кому-то в салоне руку.
Опершись на нее, оттуда вышел человек в длинной накидке (это был король), а за ним два охранника, ставшие по обе стороны.
Склонившись в поклоне, я пригласил высокого гостя в дом, Кайман же поспешил к двери, широко ее распахнув, и изобразил на лице почтение.
Войдя внутрь, монарх обозрел жилище, сняв накидку, передал ее приятелю, а затем покосился на него заявив, что хотел бы переговорить со мною тет- а -тет. По государственному вопросу.
- Прошу ваше Величество меня извинить, - почтительно ответил я, - но этот человек великий вождь (Кайман многозначительно надул щеки), мой близкий друг и ассистент. А поэтому у меня от него нет секретов.
- Вот как? - чуть удивился гость. - И где же ваши владения? - обратился с вопросом к коллеге.
- За океаном, - ответил вождь. - На Великой реке Ориноко.
- Слышал о такой, - чуть подумав, сказал король. - Ну что же, пусть будет так. Не возражаю.
После этого мы втроем удобно расположились у камина, в котором плясал огонь, самодержец несколько минут глядел на него, словно что-то там наблюдая, а затем обратился ко мне. - Послушайте, Уваата.
Когда я впервые услышал о вас от своего учителя, у меня возникли некоторые сомнения. Мне приходилось видеть буддийских оракулов в Индии, где я учился, а когда продолжил образование в Кембридже, слышать о Вольфе Мессинге. Но это был совсем иной уровень.
Вы же, в чем я убедился, необычный человек, осененный свыше, а потому хочу сделать вам предложение.
- Я весь внимание, ваше Величество, - почтительно ответил я. - И в чем оно заключается?
- Мой Верховный лама древний старик, - продолжил король. - Ему пора на покой, и я предлагаю вам эту должность. Она вторая в государстве после моей, и вместе мы могли бы многое сделать для процветания Бутана. Ваш друг, - перевел глаза на внимавшего Каймана, - тоже будет при делах. Мой и его народы могут взаимовыгодно сотрудничать.
Закончив свою речь, монарх замолчал и снова уставился на огонь. На поленьях шипя, пузырилась смола, где - то далеко в горах сошла лавина.
Когда похожий на вздох гул затих, я нарушил молчание.
- Мы с другом (переглянулся с Кайманом), весьма благодарны вашему Величеству за столь лестное предложение. Но когда Уваата встречался с НИМ на небесах, - возвел я глаза к потолочным балкам, - то обещал стать странствующим монахом. Разве можно нарушить данное САМОМУ, слово?
- Нельзя, - оторвался от созерцания огня король, и на его лице мелькнула тень. - Я этого не знал. Но все же?
- У меня имеется другое предложение, - скрипнул я тростниковым креслом.
- Слушаю.
- Ввиду глубокого уважения к Стране громового дракона, каких больше нет в мире и его королю (приложил я к груди руки), Уваата готов сообщить вам несколько пророчеств на пользу страны и ее народу.
- Да, - поддержал меня Кайман. - Мы это можем.
Судя по прояснившемуся лицу, предложение монарху понравилось, и он тут же согласился.
- Когда это возможно и в какой форме? - осторожно поинтересовался гость. - Предсказания дело не простое.
Я углубился в размышления и выдал сигнал составляющим, которые внутри внимали всему происходящему.
- Говори сейчас, - безапелляционно изрек шахтер. - Покажи квалификацию.
- Точно, - поддержал его моряк. - Чего тянуть кота за яйца?
- Не слушай этих дураков, - возмутились правоохранители. - Серьезные вещи так не делаются. Кстати, вы имеете что-нибудь предложить? - обратились они к первым двум. - Нет? Ну, тогда и не гавкайте.
Когда составляющие угомонились, Уваата подумал еще чуток, после чего выдал решение.
- Это будет зависеть от результатов медитации, ваше Величество. Думаю, в течение недели. Далее я изложу все на бумаге, а затем вручу ее вам лично.
- Может вам понадобится помощь наших лам? Или священное место? - предложил король. - В стране таких несколько. Но самое почитаемое, - монастырь Святого Сумасшедшего.
- В котором проповедовал лама Друкла Кюнле? - спросил я, а Кайман добавил, - великий человек. Уважаю.
- Именно так, - последовал ответ. - И что вы о нем знаете?
- Только то, что Святой победил злого духа своим фаллосом. И завещал его народу в качестве оберега.
- Немного, - чуть улыбнулся король. - Я расскажу вам больше.
Друкла Кюнле родился в Тибете в 1455-м году, помнил все свои перевоплощения и достаточно точно предрекал многие события.
После того как враги убили его отца, он решил стать монахом и двадцать лет странствовал там нищий и полуголодный. Борясь с лицемерием, алчностью, эгоизмом, а также другими пороками. При этом не чуждался вина, любви женщин и дружеского застолья.
«Ну, прямо Ходжа Насреддин»*, - подумал я, однако не подал виду.
- Приобретя духовную чистоту, а также понимание Мира, - продолжил рассказчик, - Кюнле встретил и победил злого духа, совершив известный вам первый подвиг.
- А разве был и второй? - удивились мы с Кайманом.
- Еще какой, - многозначительно изрек король. - Он победил дьяволицу. Та была красавицей, убивала людей, питаясь человечьим мясом, и как-то попалась Святому на пути, где все выяснилось.
Он не стал церемониться с исчадием зла, вступил с ней в схватку и вновь применил фаллос как оружие, вонзив его в женское начало. Когда же все закончилось, наложенное на девушку проклятие исчезло, и она стала добропорядочной женщиной, познавшей радости материнства.
Затем Кюнле в честь своих подвигов воздвиг храм, который в Бутане считается святым местом, и его регулярно навещают бездетные семьи или искушаемые дьяволом женщины. Где просят помощи у духа Великого ламы, который там незримо присутствует.
- И как, помогает? - поинтересовался Кайман.
- Министр здравоохранения докладывает, что «да», - с гордость заявил монарх. - Число моих подданных множится и прирастает.
После столь убедительного рассказа, обменявшись несколькими фразами на пираха, мы решили воспользоваться предложение, поскольку медитация в столь святом месте была отличной рекламой для новоявленного оракула.
Король тоже остался довольным, ибо пекся о религии, составляющей часть его власти, и напоследок заявил, что все будет организовано на высшем уровне. А для этого на следующий день нас навестит Верховный лама, с которым следует оговорить все детали.
Затем мы тепло распрощались, Кайман подал гостю накидку, после чего самодержец убыл в столицу. Управлять страной и ждать пророчеств.
- Да, действительно великий человек был этот Друкла Кюнле, - сказал Кайман, когда проводив гостя, мы вернулись в дом. - Не только прорицал и совершал подвиги, но еще бухал и от души трахался. У нас с последним напряженка.
В этом плане у нас действительно был облом. Из-за отрыва от европейских ценностей, борделей со жрицами любви в стране не наблюдалось, а нарушение нравственности по бутанским законам каралось весьма строго.
Спустя короткое время, осенним днем, как и другие, теплым и погожим, по обширной долине Пунакха, окаймленной рекой Мо-Чху с синеющими вдали горами, среди полей и разбросанных в них селениях, по дороге двигалась процессия.
Впереди, за знаменосцами с флагами, время от времени трубя в длинные, увитые разноцветными лентами дангчены*, шел десяток бритоголовых монахов в парадных одеяниях, за ними следовал открытый «лендровер», в котором сидели Верховный лама и мы с Кайманом; замыкали шествие несколько груженых лошадей с погонщиками, жующими бетель* и двое полицейских.
На праздничную процессию взирали из полей занимавшиеся уборкой риса крестьяне, в горле першила пыль, но настроение было приподнятым.
Кругом открывались чудесные виды, сменявшие один другой, на холме в центре долины, золотился шпилем на крышах храм. Конечная цель нашего путешествия.
- «Чими Лхакханг», - величаво указал на него сидевший рядом иерарх, и мы с Кайманом изобразили почтение на лицах.
Еще через пятнадцать минут процессия остановилась у подошвы холма (дальше дорога заканчивалась), мы вышли из автомобиля, после чего процессия с лошадьми в арьергарде двинулась вверх по извилистой тропинке.
На плоской вершине, с купами деревьев в разных местах, высился белокаменный храм, с затейливым орнаментами на фасаде и тремя, выступающими одна под одной, плавной формы крышами. Венчающимися по углам головами драконов.
У центрального входа нас встретил рев труб местных монахов, развивающиеся на стенах и лужайке флаги и низко кланявшийся настоятель. Один в один похожий на известного советского актера. Только бритый наголо и с раскосыми глазами.
- Ну, вылитый Леонов, твою мать, - восхищенно протянул Кайман. - Это ж надо!
- Тихо вождь, - прошипел я.- На нас смотрят.
Между тем, всхлипнув, трубы замолчали, настоятель отдал иерарху рапорт, и почетные гости были приглашены в храм. Куда с достоинством и проследовали.
Он был небольшим, внутри располагался мощеный гранитными плитами чистый двор, окруженный внутренними постройками с резными деревянными галереями и балконами.
После того как мы смыли с себя дорожную пыль в одной и привели себя в порядок, лучащийся счастьем настоятель (не знаю, лукавил он или нет) сопроводил всех в трапезную. Она была перекрыта потолочной балкой, в виде фаллоса и украшена разноцветными фресками на стенах. Изображающими подвиги Друкла Кюнле в этом бренном мире.
Верховный лама, подогнув ноги, уселся на почетном месте, в центре длинного, лакированного стола, уставленного блюдами с бутанскими яствами, мы с Кайманом справа от него, а настоятель с еще одним монахом, судя по виду - кастеляном* (у того висела связка ключей на поясе), устроились напротив.
На столе, в китайском фарфоре, исходили душистым паром похожие на пельмени мясные клецки «момос», золотилась корочкой жареная свинина со специями и редькой; пряно пахло непременное блюдо «ма-датое», представляющее собой тушеные в масле стручки жгучего перца, белели сыр из молока яка, а также целая корзина горячих лепешек.
А еще красовалась здоровенная стеклянная бутыль с чистой как слеза «ара», а к ней пара запотевших кувшинов, издававших терпкий запах пшеничного пива, что вызвало у нас с Кайманом некоторое удивление.
Заметив его, иерарх важно изрек, что в других монастырях потребление горячительных напитков запрещается. Этот же на особом положении.
- Так завещал Святой Друкла Кюнле, - хихикнул настоятель, которого звали лама Норбу, масляно блестя глазами.
Далее Верховный благословляя трапезу, изрек несколько мантр, после чего Норбу лично налил и поднес каждому по фарфоровой чашке ара.
Иерарх принял свою, что-то пробормотал и, не отрываясь, выпил.
- Не хило, - подумал я, повторяя. Ара оказалась крепким как спирт, в разных концах стола крякнули, и все принялись закусывать.
В перерыве между второй, чуть порозовевший верховный буддист приказал ламе Норбу исполнять все мои желания. На что тот, боднув головой и сложив руки перед собой, подобострастно ответил «слушаюсь, о Мудрейший».
Утолив первый голод и приняв еще немного внутрь, мы повели религиозные беседы. Точнее иерарх излагал теологические истины, заплетаясь языком, а остальные внимали, изображая на лицах восторг и почтение.
При этом речь старца становилась все тише и бессвязней, а потом он уронил голову на грудь и захрапел. Не иначе сказалась длинная дорога.
Лама Норбу тут же что-то шепнул кастеляну - тот быстро исчез, а затем вернулся с двумя монахами, которые бережно повлекли второе лицо Бутана в опочивальню.
Мы же продолжили философствовать в более непринужденной обстановке.
По мере того как ара с пенным напитком убывали, в беседе все более вырисовывалась предметность и, как это всегда бывает в мужском застолье, заговорили о дочерях Евы.
Вдохновителем стал Кайман, поинтересовавшийся у настоятеля, не продолжают ли адепты столь почитаемого Святого, его традиции во второй части?
При этом он указал пальцем на фреску, где была отображена схватка Друкла Кюнле с дьяволицей.
Там великий подвижник побеждал зло одним из способов Камасутры, в связи с чем, у меня возникла мысль, а не является ли он основоположником этого научного трактата?
На вопрос вождя кастелян, расплывшись в улыбке, хотел было что-то сказать, но лама Норбу цыкнул на того, заявив, что монастырский устав это строго запрещает.
- Хотя мы и даем советы женщинам, посещающим обитель, когда тех искушают злые духи, или они не могут зачать, - смиренно опустил глаза долу.
Затем я изложил свое осенение по поводу Камасутры, и у обоих лам отвисли челюсти.
- Так ведь это мысль! - придя в себя, воззрился на настенный шедевр настоятель. - По данному поводу давно идут научные споры. До сегодняшнего дня предполагалось, что автором трактата был индийский философ Ватьсьяяне, но теперь мы это опровергнем. У нас есть доказательство!
- А сколько добавится прихожан, - наклонившись к начальнику, томно закатил глаза кастелян. После чего они рассыпались в благодарностях и полезли целоваться.
Во втором часу ночи кастелян, икнув, упал лицом в блюдо с обглоданными костями, а лама, изрек «благословляю» и погрузился в нирвану.
- Да, не слабые ребята, - поболтал Кайман остатками ара в бутыли, после чего мы выпили стремянную*.
Далее, поскольку на закурганную* не хватило, нетвердо ступая, вышли из трапезной и, поддерживая друг друга, направились в покои. Которые нам заранее показали.
Глава 5. Новые прозрения и изгнание злых духов
На следующее утро в дверь комнаты на втором этаже, где отдыхал оракул, вкрадчиво постучали.
- Войдите, - разрешил я, с наслаждением потягиваясь.
- Доброе утро, лама Уваата, - возник в двери, свежий как огурец настоятель, став низко кланяться. - Как почивали?
- Вашими молитвами. Спасибо.
- В таком случае мы приглашаем вас на завтрак.
- Сейчас буду, - сказал я. - Ожидайте.
Настоятель исчез, лама Уваата встал с постели, и, совершив утренний моцион, спустился в трапезную.
Там, во вчерашнем порядке уже сидели известные мне лица, перед которыми стояли блюда с горячим рисом, всевозможные закуски и небольшая бутыль ара.
- Только на опохмелку, - понял я. - Молодцы святые отцы. Не пьяницы.
После взаимных приветствий Уваата занял свое место, выглядевший помятым иерарх благословил хлеб насущный, мы приняли по грамульке и закусили.
Далее появился мальчик-служка, водрузил на стол медную бадью горячего чая с молоком и маслом, разлив его серебряным черпаком в кружки.
- Мне доложили, уважаемый Уваата, о вашем первом прорицании в святом месте, - прихлебывая из своей, сообщил мне Верховный лама.
- Какое еще прорицание? - подумал я, покосившись на Каймана. Тот только пожал плечами.
- В наших монастырях целая армия ученых, толкователей и философов, но никто из них даже предположить не мог, кто истинный автор Камасутры. Даже я, - самолюбиво изрек старец.
- Вот оно что, - мелькнуло в голове.- Теперь понятно.
Далее иерарх сообщил, что отправляется назад обрадовать короля, а заодно собрать религиозный совет. Для обсуждения столь важного открытия.
- Чем бы дитя не тешилось, - подумал я. - Но виду не подал. Пусь будет, как будет.
После завтрака Верховный лама под рев труб и крики ослов, с почетом убыл в столицу, а мы с вождем стали готовиться к тому, зачем прибыли.
Для начала, выяснив у настоятеля, что на крыше храма есть смотровая площадка, поднялись на нее втроем и осмотрелись. Оттуда во все стороны открывались необъятные дали, что располагало к высоким размышлениям.
- Здесь Уваата будет общаться с небом, - обойдя периметр, строго заявил я ламе.
Тот с готовностью кивнул головой и втянул голову в плечи. Совсем как большая черепаха.
- А поэтому на площадку никого не пускать, - покачал пальцем перед его носом Кайман. - Надеюсь, вы все понимаете?
- П-понимаю,- заикаясь, прошептал толстяк, проникаясь значимостью события и исходящими от нас флюидами.
- Ну, вот и хорошо, - потрепал его по плечу приятель. - Умничка.
Спустя час я сидел в кармической позе на мягком узорчатом ковре, рядом стоял кувшин пенного напитка (то и другое доставили монахи по приказу настоятеля), глядел вдаль и, бормоча мантры, погружался в нирвану.
- Ну как, готовы? - спросил у составляющих, когда погрузился достаточно.
- Не, - стали брюзжать те. - Головы болят, дай опохмелиться.
- Так я ж вам утром отправил внутрь целую чашку ара?
- Мало.
Делать было нечего, я вышел из транса и, присосавшись к кувшину, опорожнил его наполовину.
- А теперь? - утерев губы, снова погрузился, навострив уши.
- Теперь в самый раз, - довольно забалабонили внутри. - Жди. Щас будем оживлять извилины.
Перед глазами поплыл туман, в голове приятно закружилось, а затем память выдала целый хаос будущего на год вперед. Включая природные катаклизмы.
- Эй, там, внутри, полегче, - промедитировал я.
- В смысле?
- Мне нужны наиболее значимые события в мире на ближайшие два месяца.
- А пива еще дашь? - захихикали составляющие.
- Не выводите меня из себя, - разозлился Уваата. - Иначе будете пить только чай и воду.
После этого внутри затихло, а в сознании всплыло следующее:
10 ноября 1982 года в Москве умрет Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, а на его место назначат Юрия Андропова; спустя сутки, в результате теракта в израильском штабе в городе Тир Ливана будут убиты сто военных, а 13 ноября произойдет разрушительное землетрясение в Йемене. Которое унесет три тысячи жизней и причинит ущерб стране в двести миллионов долларов.
- Насчет генсеков не пойдет, - оценив полученную информацию, сделал я очередной посыл. - Бутану это до лампочки. - А как в декабре? Или во всем мире тихо? Что удивительно.
- Да там так, сплошная мелочевка, - доложил от имени всех прокурор. - Точно,- поддержал его чекист. Оперативная обстановка в норме.
- Искать, - приказал я и внутри стали совещаться
- Можно мне? - сказал, наконец, моряк. - Я кое-что вспомнил.
- Валяй, - разрешил Уваата. - Слушаю.
- У берегов Гайяны, - назвал он координаты, - на дне лежит торпедированный немецкой подводной лодкой U- 87 в июне сорок второго транспорт. Он перевозил из России в Англию платину, золото и бриллианты, в качестве оплаты по «ленд-лизу» на два с половиной миллиарда фунтов стерлингов.
- Источник? - оживился я.
- Об этом было в морском бюллетене «Совфрахт» за 2009 год. - После того, как клад отыскали американцы.
- А вот хрен им! - ткнул я в пространство кукиш. - Поможем Родине и Бутану! С меня бутылка, орлы. На связи.
Вслед за чем вернулся в объективную реальность.
Кругом стояли покой и тишина, на полях в долине крестьяне убирали урожай, по небу к югу тянул журавлиный клин. Совсем как у нас в России.
Потом в воздухе поплыли звуки гонга (монахов призывались к обеденной молитве), снизу заскрипела лестница, и на площадке возник Кайман. Зевая и почесываясь.
- Ну как, осенило? - уселся он рядом и осушил остатки в кувшине. - А то жрать пора. Вон монахи уже молятся.
- Осенило, - провожая взглядом птиц, сказал я, и на душе почему-то стало печально.
- Слышь, Этьен, - извлек приятель из кармана пачку сигарет и, предложив мне одну, щелкнул зажигалкой. - А почему бы нам не заняться изгнанием злых духов?
- Это как? - не понял я, выдувая вверх струйку дыма.
- Да очень просто, - ухмыльнулся Кайман. - Ты же помнишь вчерашнюю беседу?
- Смотря, в какой части, - наморщил я лоб.- В конце весьма смутно.
- Ну, где про баб, из которых здесь изгоняют злых духов, - заерзал на ковре вождь. Что ты такой непонятливый?
- Ах, вон оно что, - рассмеялся я. - Конечно помню.
- Так давай и мы этим займемся, а? - с надеждой воззрился на меня Кайман. - Тебя уже осенило, времени полно. Не будь аскетом, соглашайся. Совместим полезное, так сказать, с приятным.
Я окутался дымом - предложение было заманчивым, и, чуть помыслив, заявил, - а почему нет? Коль это святое дело.
Затем мы растерли бычки в пыль, пустив ее по ветру (курение в Бутане строго воспрещалось) и спустились вниз, где были встречены настоятелем.
- Стол накрыт, - растянул в улыбке губы лама Норбу, сделав плавный жест широким рукавом в сторону трапезной.
Когда же плотно подкрепившись, мы втроем пили чай, отдуваясь и промокая лица шелковыми платками, Кайман повел с настоятелем дипломатическую беседу в нужном русле.
Из нее следовало, что лама Уваата со своим спутником, не ограничиваясь тяжким бременем прорицания, желают присоединиться к усилиям служителей монастыря в части изгнания злых духов из прихожанок.
Как и ожидалось, настоятель сразу согласился. Он помнил указание Верховного ламы и блюл интересы святой обители.
Появление в ней оракула, о чем уже стало известно, могло принести монастырю еще большую известность, а заодно и дополнительные дивиденды.
Затем было оговорено время приема одержимых - после вечерней молитвы, после чего лама Норбу, оглядевшись по сторонам, доверительно сообщил, что у него имеются первые две кандидатуры.
- Одной, жене индийского брахмана, весной я изгонял демона сам, но теперь она приехала вновь и просит о дополнительном сеансе, а вторая - богатая вдова из местных.
- И как они из себя? - вопросил Кайман. - Надеюсь не очень древние?
- О, что вы. Нет, - зачмокал губами служитель культа.- Обе молоды и красивы.
- В таком случае индеанкой займусь сам, с деланным безразличием сказал я, глядя в никуда - Поскольку налицо тяжелый случай.
- Ну а я, как ассистент, второй, - добавил Кайман. - С вдовами всегда проще.
- Так значит им назначать на вечер? - вопросил лама.
- Назначайте, брат, - возвел я к потолку глаза. - И да поможет нам Святой Сумасшедший.
После обеда, испросив у настоятеля чистого пергамента, кисточку и чернила, которые были немедленно доставлены, я снова уединился на площадке, где начертал иероглифами в стиле «чжуань», свои пророчества для монарха.
Далее спустился вниз, в свои покои, и запер их до времени в дорожный кофр*. Купленный в Тхимпху по случаю.
После этого я зашел к Кайману, который листал словарь тибетских диалектов (вождь значительно продвинулся в языках), предложив прогуляться на свежем воздухе.
- Хао! - отложил приятель книгу в сторону, и чуть позже мы расхаживали по тенистым лужайкам вокруг монастыря, чинно раскланиваясь со встречными монахами. Все они были доброжелательны и предупредительны, чувствовалось хорошее воспитание. Затем, сняв одежды, мы искупались в горячем источнике под горой, которые именуют в этих местах «цачу» и немного позагорали.
Ко времени вечерней молитвы каждый вернулся к себе, настроиться для изгнания злых духов.
Я хлебнул из имевшейся в вещах бутылки с виски грамм сто, зажег в медном, стоявшем на полу канделябре свечи, а рядом на ковре раскрыл Священную книгу «Типитака». Далее извлек из кофра колоду игральных карт (в свободное время мы перекидывались в них с Кайманом) устроился на тахте и, насвистывая турецкий марш, стал раскладывать пасьянс, коротая время.
Вскоре из дальнего крыла монастыря чуть слышно донеслось хоровое пение мантр, что свидетельствовало о начале моления, а спустя четверть часа в дверь покоев постучали.
Я встал с тахты, убрал с глаз долой карты, после чего уселся в позу лотоса у потрескивающих свечей, взял в руки развернутый фолиант и изрек «ши!». В смысле, войдите.
Дверь чуть приоткрылась, в нее скользнула женщина, в шелковом индийском сари, расписанном павлинами, с пышным бюстом и в скрывающей лицо вуали.
Она сделала что-то вроде книксена, а я, величаво указав рукой на ковер перед собой, перелистнул страницу, став бормотать трактат из «Диалога Будды».
Сделав несколько мелких шажков вперед, гостья грациозно уселась напротив (повеяло едва уловимым ароматом роз), я же, откашлявшись, продолжил.
Минут через пять закрыл книгу, помолчал, а затем тихо вопросил, - как твое имя и зачем пришла?
- Я Рашми и одержима дьяволом, достопочтенный лама, - смиренно ответила гостья мелодичным голосом.
- Вот как? - мистически уставился я на нее - Покажи личико.
Изящная, с золотыми браслетами рука откинула вуаль, за которой открылось миловидное лицо, с легкой усмешкой на пухлых губах и таинственно мерцающими глазами.
- Чему ты улыбаешься? - задал вопрос.
- Это не Ракшми, - зазывно прошептала брахманша. - Дьявол.
- Чувствую, - поочередно дунул я на свечи, после чего оголил в полумраке свое копье (оно было готово к сражению) и велел одержимой снять одежды.
Послышался шелест шелка, а потом все стихло.
- Иди ко мне, - тихо воззвал я, запах роз стал сильнее, и протянутых вперед ладоней коснулось прохладное тело.
Я обвил ими пышные бедра, потянув вниз и раздвинув (груди скользнули по лицу), а когда то место, через которое в женщин проникает дьявол коснулось копья, вонзил его внутрь, по самое - самое. Точно выверенным приемом.
- Ах, - тихо вскрикнула Ракшми, обхватив мою голову руками, после чего стороны вступили в схватку длившуюся минут пять. На последней одержимая стала рычать и извиваться, но не тут-то было. Копье строчило как пулемет, лама Уваата знал свое дело.
Завершив первую атаку и смахнув со лба пот (пациентка шептала «еще), я развернул ее тылом, и копье заработало вновь. Теперь более размеренно.
- О-о-о, - стонала жена брахмана. Не иначе дьяволу приходилось туго.
Короче, битва длилась всю ночь, а когда за окном стали меркнуть звезды, мы лежали рядом на тахте в полном изнеможении.
- Ваш метод более действенен, чем прежний, - сказала через некоторое время Ракшми. - Лама Норбу часами читал молитвы и не более.
- Однако! А я - то думал? - мелькнуло в голове. Но дело было сделано.
- Нынешние дьяволы сильнее прежних, - ответил, заложив руки за голову. - У меня более действенное средство.
- О да. Надеюсь это не последний сеанс? - приподнялась красавица на локте.
- Естественно. Процедуру следует повторять всю неделю. В одно и то же время.
После этого выздоравливающая облачилась в свои одежды, и я проводил ее до двери, а когда, вернувшись назад, погружался в сон, за окном послышался звук отъезжающего автомобиля.
Все последующие вечера также прошли в сражениях (у вождя аналогично), но за два дня до отъезда в столицу случилось несчастье.
Дело в том, что у его пациентки в долине было роскошное поместье, и после первой ночи Кайман стал пользовать вдову там. Типа в условиях стационара.
А когда утром пятницы возвращался в обитель под шафе*, споткнулся на крутом склоне и загремел в овраг, сломав себе ногу.
Несчастного доставили в монастырь пасшие неподалеку стадо яков пастухи, где опытный лекарь - монах наложил ему шину. Когда же он удалился, и мы остались одни, я поучительно сказал, - вот до чего доводит чрезмерность в желаниях.
- Это да, - морщась, согласился Кайман. - Но там были условия, будь здоров. А тут сплошной аскетизм и никакой романтики.
При нашей последней встрече Ракши, зная, что я убываю в столицу, попросила понаблюдать ее там, опасаясь, рецидива.
- У меня в Тхимпху живет тетка, в которой я в гостях, и мы бы могли встречаться в ее доме, - томно опустила ресницы. - Вот адрес и номер телефона, - вручила мне надушенную бумажку.
- Будь по - твоему, - согласился я. Отказаться было неудобно. Да и положение не позволяло. Служитель культа, а тем более оракул, должен держать слово.
Мой отъезд лама Норбу обставил по высшему разряду.
Храм и вершина горы, на которой он стоял, были расцвечены трепещущими на ветру флагами со священными письменами; оркестр из десятка монахов в алом, оглушительно дудел в трубы; на склонах в разных местах стояли группы крестьян, празднично одетые и радостные.
К тому имелись определенные причины.
Брахманша с вдовой оставили монастырю щедрые пожертвования, а слухи о чудесных исцелениях распространились по провинции, увеличив число паломников.
- Вы вдохнули в нашу скромную обитель дополнительную святость, Учитель, - сказал при расставании настоятель. - И мы это отразим в специальном трактате под названием «Как лама Уваата изгонял демонов».
- Можете, - величаво кивнул я. - Благословляю. А еще хорошо лечите вождя Каймана, Он изрядно помогал мне и пострадал от происков дьявола.
- Не беспокойтесь, уважаемый, все будет исполнено, - заверил Норбу, лучась счастьем и довольством.
Далее мы с ним тепло обнялись (настоятель прослезился), я пожал руку стоящему рядом на костылях приятелю, пожелав ему скорого выздоровления, и небольшой караван лошадок с сопровождавшими меня монахами, тронулся до ближайшей станции.
Спустя еще день, прибыв в столицу в отдельном купе поезда, Уваата был на приеме у короля. Который тепло меня встретил вместе с Верховным ламой.
Намеченная до того аудиенция с несколькими послами, прибывшими вручить ему верительные грамоты* была перенесена, и мы уединились в рабочем кабинете.
После взаимных приветствий и церемониальных фраз, монарх выразил удовлетворение моим «прозрением» в части «Камасутры». Оно, будучи озвучено Королевским ламой, вызвало изрядную шумиху в буддийском религиозном сообществе, что принесло стране дополнительную известность.
Я поблагодарил его Величество за столь лестную оценку моего скромного вклада в историческую справедливость, вслед за чем извлек из складок монашеского плаща, именуемого «пали», свиток с предсказаниями.
- Здесь то, что вам нужно, - торжественно вручил монарху.
Тот осторожно взял его (Верховный лама дернул кадыком), развернул и стал читать вслух. На лице отразилась целая череда чувств. Сначала на нем мелькнуло удивление, сменившееся недоверием, а затем растерянность.
- Неужели все так и будет? - поднял король от бумаги расширившиеся глаза, а иерарх, потупившись, стал бормотать молитвы.
- Да - бесстрастно изрек я. - Так что можете сообщить об этом властям Израиля с Йеменом и России.
- Непременно, - воодушевился монарх, лама же вздел вверх руки, - нам вас послало само небо!
- Это так, - согласился я. - Которое вечно.
И далее сообщил, что намерен несколько задержаться в стране по причине болезни вождя Каймана, что весьма обрадовало обоих. Король тут же поинтересовался, нужна ли нам какая помощь.
- Благодарю ваше Величество, нет, - скромно ответил я. - Это всего лишь небольшая травма.
- Кроме прорицательства, - льстиво произнес, наклонившись к монарху иерарх, - в монастыре Святого Сумасшедшего лама Уваата и его друг занимались изгнанием дьявола из одержимых. Он пострадал в одной из схваток.
-Неплохо у тебя работает агентурный аппарат,- подумал я, покосившись на второе лицо страны. А вслух благостно сказал, - таким образом, мы почтили дух великого Друкла Кюнле, продолжив его дело.
- Вот как? - вопросил король, и в его глазах мелькнула едва уловимая смешинка - Надеюсь, это получилось?
- Как мне доложил лама Норбу, - продолжил Верховный, - в монастырь увеличился поток паломников из страны, а также туристов.
- Это хорошо, - довольно изрек король. - От имени подданных моей страны выражаю вам, лама Уваата, глубокую признательность.
- А я прикажу молиться за вас во всех наших храмах и монастырях, - добавил иерарх. - Как достойного последователя Великого Учителя.
Далее аудиенция была закончена, стороны распрощались, и офицер охраны на новеньком черном «мерседесе» отвез меня домой. В уже известный читателю гостевой дом монастыря Симтокха - Дзонг. А по дороге сообщил, что авто, с ним и личным шофером, теперь закреплено за мной. По приказу королевской администрации.
Кстати, за наше с Кайманом отсутствие, к дому был подведено электричество, а также установлен холодильник с телефоном, что было весьма кстати.
У входа, широко улыбаясь, нас встретил юный Чонг, сообщив, что меня приглашает на ужин настоятель.
- Передай ему, что я весьма польщен и обязательно буду, - потрепал я мальчишку по бритой голове, после чего отпустил машину.
Когда на землю опустились вечерние тени, мы сидели с учителем короля в скромной трапезной, подкреплялись, чем бог послал, и вели неторопливую беседу.
В отличие от ламы Норбу - явного материалиста, лама Дже Цонкап был идеалистом и философом. Он излагал свои жизненные наблюдения, прилагая их к теологическим канонам, а также рассуждал по поводу Йогачары с Трипитакой* в которых собеседник, был дуб дубом.
Кое - что, я, конечно, знал, поскольку в свое время изучал курс мировых религий, а теперь чуть поднатаскался. Однако многое было непонятным.
Тем не менее, оракул сидел скрестив ноги за столом с умным видом, иногда вставляя какую-то хрень и всячески напускал тумана.
- У вас глубокий склад ума, - изрек в конце ужина мудрый старец. - А почему бы ламе Уваате не написать трактат?
Я едва не подавился орехом, который жевал. - В смысле?
- О своей жизни. Вы много путешествовали, созерцали, к тому же имеете божественный дар. Это заслуживает внимания.
- Вы так считаете, уважаемый кущо-ла?
- Да.
- Нужно подумать.
Вернувшись назад при сиянии звезд, я вошел в дом, поднялся по ступеням на второй этаж, вошел в зал и поднял трубку телефона. Мне откликнулся долгий гудок. Аппарат работал.
- Отлично, - брякнул ее на рычаг, вслед за чем отправился на кухню, где открыл дверцу холодильника. Помимо всяческой еды, фруктов и сладостей, на одной из полок блестели несколько разнокалиберных бутылок.
- Не хило затарили, - поцокал я языком и кликнул Чонга.
В прихожей послышались легкие шаги, затем в дверном проеме возник мальчик. - Я здесь Учитель.
- Держи, это тебе с приятелями, - подозвав его к себе, сказал я, после чего загрузил подставленный подол накидки едой с фруктами.
- А теперь отправляйся спать, - напутствовал юного послушника.
- Сесе, - поклонился тот и засеменил назад. Спустя минуту внизу хлопнула дверь, и все стихло.
Спать не хотелось, в окна заглядывала желтая луна, которая здесь казалась намного ближе и таинственней.
Чуть подумав, я извлек из холодильника одну из бутылок - это был виски «Бурбон», накинул на плечи накидку, и, прихватив сигареты с бокалом, вышел на окаймлявшую дом террасу.
Там, откупорив бутылку, уселся в тростниковый шезлонг, набулькал в бокал, выпил, закурил и вспомнил слова старого ламы о трактате.
Писательство я уважал и в прошлой жизни, выйдя в отставку, даже накропал десяток книг. Правда, без особого успеха.
- Напиши путевой дневник, - сказал вдруг внутри моряк (составляющие всегда просыпались, когда я потреблял горячительные напитки).
- Точно, - поддержали его остальные три. - И прими еще бокал. А то пока до нас дошло, все рассосалось.
Я внял, поскольку с составляющими приходилось считаться. Как-никак они были моей второй натурой и консультантами.
Бурбон был много крепче других напитков, и те оживились.
- Это будет не та хрень, что ты писал раньше, - крякнул прокурор, исполнивший не одну тысячу документов.
- Точно, - выдохнул воздух чекист. - Может получиться триллер мирового класса.
- А бабок за него дадут? - что-то понюхал внутри шахтер.
- Потом догонят и еще дадут, - икнул моряк. - Ну конечно, дурик.
- В таком случае, я тоже «за» - согласился горняк. - Давай, лама, наливай еще. За консенсус!
- Спасибо ребята,- всхлипнул я, снова потянувшись за бутылкой.
Проснувшись на заре, Увата прислушался к себе (внутри умиротворенно храпели), совершил утренний моцион, выпил пару чашек кофе, сваренного Чонгом и стал накручивать диск телефона.
Через пятнадцать минут к дому подкатил вызванный лимузин. я уселся на заднее сидение, кивнув сидевшему впереди шоферу, - в город, сын мой. - Трогай.
За боковым окошком, в легкой, пахнущей кострами дымке, закачались осенние пейзажи равнины и предгорий, далее мы вырулили с проселочной дороги на главную, и шофер прибавил скорость.
Столица уже проснулась и жила своей размеренной жизнью.
По главным улицам катили нечастые малолитражки, ярко раскрашенные грузовики и автобусы, они колоритно дополнялись влекомыми косматыми лошадками повозками крестьян, везущими на базары плоды своих трудов; регулировщики махали жезлами на перекрестках, а по тротуарам неспешно шли прохожие и стайки обвешенных фотоаппаратами туристов-бездельников из Европы.
Отыскав глазами в череде следующих друг за другом магазинов нужную мне вывеску, я попросил водителя остановиться и вышел из машины.
Заведение было чем-то вроде универмага.
Пройдя в отдел писчебумажных принадлежностей, я приобрел толстую, в сотни две листов тетрадь формата А-4 в кожаной обложке, а к ней китайскую авторучку с золотым пером и пару флаконов синих чернил.
Взяв у продавца пакет и сказав тому «спасибо», ради интереса побродил по другим отделам, среди которых обнаружил музыкальный.
Там, в числе национальных инструментов, на витрине красовались несколько гитар, матово блестящих лаком.
- Позвольте вон ту,- указал я пальцем скучающему продавцу на шестиструнную.
- Пожалуйста, уважаемый, - снял тот с витрины товар. - Японская. Рекомендую.
Инструмент имел логотип фирмы «Ямаха», был знаком, и, положив пакет на прилавок, я его чуть подстроил.
Затем, заскользил пальцами по грифу и напел популярную композицию группы «Битлз», «Восходит солнце».
Когда прозвучал завершающий аккорд, рядом с открытыми ртами стояли несколько зевак. Монаха играющего на гитаре, да еще исполняющего песню на английском, они видели впервые.
- Беру. И еще дайте чехол, - сказал я продавцу, отсчитывая хрустящие купюры.
Вернувшись назад, я прихватил покупки, отпустил водителя и поднялся к себе наверх.
А поскольку небольшая порция музыки породила ностальгию, извлек из чехла гитару, после чего уединился на террасе.
Там, усевшись в шезлонг, глядя на далекую череду гор и тихо перебирая струны, стал вспоминать, что бы такое исполнить. Песен, самого различного жанра, я знал достаточно, но хотелось чего-нибудь душевного.
- Давай «Последнюю поэму» - тихо сказали внутри. - А мы послушаем.
Ветер ли старое имя развеял,
Нет мне дороги в мой брошенный край,
Если увидеть пытаешься издали,
Не разглядишь меня, не разглядишь меня
Друг мой прощай…
ответил я вечными словами индийского мудреца и философа, взяв первые аккорды.
Я уплываю, и время несет меня с края на край,
С берега к берегу, с отмели к отмели
Друг мой прощай. Знаю когда-нибудь,
С дальнего берега давнего прошлого,
Ветер весенний ночной,
Принесет тебе вздох от меня,
вольно и свободно понеслись в бледный купол ноябрьского неба, теперь уже песенные строки.
Ты погляди, ты погляди, ты погляди,
Не осталось ли что-нибудь после меня,
В полночь забвенья на поздней окраине,
Жизни твоей, ты погляди без отчаянья.
Ты погляди без отчаянья…
призывал мой голос словами того, кто написал столь глубоко и проникновенно.
Вспыхнет ли, примет ли облик безвестного,
Образа будто случайного,
Примет ли облик безвестного образа,
Будто случайного…
вселял он веру и надежу.
Это не сон, это не сон,
Это вся правда моя, это истина.
Смерть побеждающий вечный закон,
Это любовь моя, это любовь моя,
Это любовь моя это любовь моя…
унеслись в бесконечность пространств последние катрены.
- Это ж надо так написать, - всхлипнул внутри моряк, бывший самым сентиментальным.
Остальные составляющие молчали, чуть пошмыгивая носами.
Я тоже расчувствовался, как производное от них, и прошептал: - ничего. - Еще не вечер, ребята.
Затем встал, возвращаясь в реальность, и отправился писать дневник. С момента осознания новой жизни.
Для начала, убрав гитару в шкаф, я уселся за стол и заправил ручку чернилами, а потом открыл тетрадь, где на внутренней стороне обложки указал свой последний московский адрес, имя с фамилией и номер домашнего телефона.
Сделал это скорее по привычке. Так когда-то помечал свои записные книжки.
Далее, в центре первой страницы, я каллиграфически вывел «Дневник», перевернул, а вверху второй начертал дату своей кончины.
Все, что случилось потом, в смысле вознесения, скрупулезно описал и поставил точку.
Учинив задел, спустился на кухню, где пообедал вместе с Чонгом, поджаренным им мясом с луком, а потом совершил неспешную прогулку по окрестностям.
Размышляя о бренности бытия в этом мире.
Все последующие семь дней недели, обращаясь к внутренним резервам за уточнениями и угощая их дармовой выпивкой, я добросовестно описывал свою новую жизненную стезю, стараясь быть объективным.
На восьмой же решил отдохнуть. По примеру Всевышнего, сотворившего в этот срок Землю.
А поскольку лучший отдых - есть перемена занятий, порывшись в вещах, нашел оставленную Ракшми записку с координатами ее тетки.
- Слушаю,- отозвался в трубке знакомый голос, после того как я набрал номер.
- Это я, дочь моя. Лама Уваата.
- Учитель! - радостно взлетел он на высокой ноте. - Рада Вас слышать!
- Как твое драгоценное здоровье?
- Плохо, - вздохнула жена брахмана. - Демоны вернулись, и я нуждаюсь в Вашей помощи.
- Хорошо, я буду вечером, после захода солнца. Жди,- положил лама Уваата трубку.
Когда пурпур заката сменился на синие сумерки, я на наемном такси подъехал к указанному в записке дому.
Он находился неподалеку от центра, на одной из тихих улиц, и был выстроен в национальном стиле.
Первый этаж серел камнем, с идущим по фасаду затейливым орнаментом, второй был выполнен из дуба, с длинным выносным балконом и вычурной крышей.
К боковым стенам здания примыкала глухая высокая ограда, за которой угадывались деревья.
- Не хилая у тебя тетка, - сказал я сам себе, отпустив такси, и, мягко ступая сандалиями, направился по выложенной плитами дорожке к входу.
Поднявшись по ступеням крыльца, остановился у глухой двери с начищенным бронзовым кольцом, дважды звякнув им по оскаленным зубам такой же драконьей морды.
Вскоре за дверью послышались шаги, потом щелкнул запор, и меня с почтением встретили. Улыбавшаяся Ракшми, с весьма импозантной дамой. Та была лет на пять старше, с пышными формами и темным пушком на верхней губе. Что говорило сексуальности.
- Знакомься, тетя, - представила гостя Ракшми. - Это лама Уваата.
- Амита, - томно изрекла дама, протянув надушенную руку. - Я уже слышала о вас от племянницы. Как о непревзойденном врачевателе.
- Ракшми преувеличивает мои скромные возможности, - пожав ее теплые пальцы, чуть наклонил я голову.
Далее стоявший позади хозяйки мальчик-слуга принял от ламы верхнюю накидку, и мы прошли из холла, откуда вели ступени на второй этаж, в ярко освещенную гостиную.
Она была выполнена со вкусом и обставлена дорогой мебелью. Интерьер дополнялся аудиосистемой, из которой лилась тихая музыка, а также современным телевизором.
- У вас очень уютно, - сказал я, опускаясь в предложенное кресло, стоявшее рядом с вычурным, блестевшим позолотой, столиком.
- Мой муж член королевского суда, - жеманно ответила хозяйка, когда женщины уселись напротив. - Он сейчас в длительной командировке в Европе.
- А вы с племянницей отрываетесь тут по полной, - подумал я, неспешно перебирая в руках четки.
Словно прочтя мои мысли, Амита посмотрела мне в глаза и лукаво улыбнулась.
- Может перейдем к осмотру?- перехватив ее взгляд, сказала Ракшми. - Я что-то неважно себя чувствую.
- Да-да, - поддержала ее тетка. - Здоровье превыше всего. А потом мы все вместе поужинаем.
- Не возражаю, - встал я из кресла с видом эскулапа.
Вслед за этим мы с пациенткой поднялись наверх в ее комнату, где после краткого осмотра я установил, что болезнь вернулась, и приступил к врачеванию.
Описывать его не буду, все было по методу Друкла Кюнле и в пределах уже известного читателю трактата.
Спустя час мы спустились в столовую, где уже был накрыт стол, за которым нас ждала радушная хозяйка.
- Надеюсь, ничего страшного нет? - задала она невинный вопрос, приглашая усаживаться.
- Еще несколько сеансов, и я буду совершенно здорова, тетя, - промурлыкала довольная Ракшми, поправляя розовыми пальчиками локоны.
К ужину служанкой было подано вино - старый выдержанный херес золотистого оттенка, что весьма подняло всем настроение.
- Послушайте, святой отец, - сказала раскрасневшаяся хозяйка дома. - Меня в последнее время по ночам тоже стал навещать демон. Эта болезнь случайно не заразная?
- Сложный вопрос, - изобразил я глубокомыслие на лице, поняв, к чему она клонит.
- А нельзя ли осмотреть и меня, - продолжила меж тем дама, переглянувшись с Ракшми. Та прыснула в кулак и отвернулась.
В это время херес, дошедший до желудка, пробудил составляющих, те потребили свою часть и стали давать советы.
Первым, как всегда напрямую, высказался шахтер. - Телку надо трахнуть, коль просит, и все дела, - безапелляционно заявил он.
- Тем более, что моряк пьет все, что горит и е…, что шевелится,- поддержал коллегу подводник.
- Не вздумай, - запротестовали чекист с прокурором - Это форменное ****ство, а ты человек моральный. Не опускайся до Казановы*.
Выслушав всех и неспешно высосав очередной бокал, я обратился к Амите. Ждавшей ответа.
- Почему же нет, дочь моя? - сказал проникновенно. - Этим может заняться мой ученик и ассистент Кайман. Он тоже опытный врачеватель
- Да-да, тетя, - поддержала меня Ракшми. - Я слышала о нем в храме Друкла Кюнле от прихожанок.
- И когда столь достойный лекарь сможет навестить меня? - часто задышала хозяйка.
- Думаю скоро, - многозначительно ответил я. Не будем торопить событий.
Глава 6. Мы отправляемся на Крышу Мира
Мои надежды оправдались.
Спустя еще неделю (все это время я перемежал написание дневника лечением Ракшми по вечерам), из монастыря Святого Сумасшедшего вернулся болящий.
- Однако, - протянул я, увидев его на двух ногах, с наголо обритой головой и в одежде монаха.
- Ничего удивительного,- притопнул той, которая была сломана вождь. - Их лекарь пользовал меня горным мумие с настойкой женьшеня, а еще заставлял принимать серные ванны. Налицо результат - зажило как на собаке.
- А почему у тебя такой вид? В смысле прическа и одеяние?
- Так я тоже принял постриг, - ухмыльнулся Кайман. - После излечения вдовы, по совету ламы Норбу. Святой отец очень настаивал
- Ну что же, выглядишь ты, вполне, - оглядел я приятеля.
При своем росте и стати, в красной накидке и с головой "под ноль", он здорово напоминал гладиатора.
- А то, - повел мускулистыми плечами вновь испеченный монах и чтобы окончательно меня поразить, басовито затянул мантру.
- Могешь,- одобрительно сказал я. - Как вижу, ты время зря не терял. Уважаю.
- Ну да, - шмыгнул носом Кайман. - Меня регулярно обучал Норбу, когда мы с ним бухали. Кстати, как обещал, он пишет о тебе трактат. Неплохо получается.
Встречу, как водится, мы вспрыснули, благо холодильник милостью короля регулярно пополнялся, к тому же приятель доставил целый вьюк провизии и бочонок ара, в качестве подарков от настоятеля.
- Как ты смотришь на то, чтобы изгнать нечистого еще из одной одержимой? - закусывая копченым окороком второй стакан, поинтересовался я у Каймана.
- Хоть из двух,- обгрызая кость, довольно хмыкнул вождь. - Я теперь буддийский монах и последователь великого Друкла Кюнле. А это, как сам понимаешь, требует определенных действий.
- Воистину так, - ответил я.
На том и порешили.
К своим обязанностям, не привыкший откладывать дела в долгий ящик, лама Кайман приступил следующим вечером. А наутро, вернувшись от пациентки, сообщил, что налицо тяжелый случай.
- Бывает, - сказал я. - Тебе придется выдержать не одно сражение.
Между тем наступила зима, и наше отбытие в Тибет снова задержалось.
По сравнению с Бутаном, где эта пора года была мягкой, как у нас в Крыму, климат в заоблачной стране был более суров, зимой дули сильные ветра, а в горах сходили снежные лавины.
В один из таких дней, незадолго до Нового Года, когда я пополнял дневник, а Кайман читал очередную главу Трипитаки (он все больше проникался буддизмом), на столе громко затрещал телефон. Звонили из королевской администрации.
Приятный голос сообщил, что монарх с Верховным ламой желают видеть нас с Кайманом завтра, в половине двенадцатого.
- Непременно будем, - ответил я. - Наше почтение его Величеству и Святейшеству. После чего положил трубку.
- Не иначе по поводу предсказаний, - отвлекся от чтения Кайман. - Как думаешь, сбылись?
- Вероятно.
- Хорошо бы, - послюнявил он палец, переворачивая страницу.
Ровно в назначенное время мы прибыли по назначению, где на входе были встречены главой королевской администрации и препровождены в покои.
На этот раз прием состоялся в тронном зале.
Монарх с Верховным ламой сидели на золотом возвышении, подобные истуканам, слева стояли придворные, высокопоставленные военные и священнослужители в парадных одеяниях, а справа иностранные послы в черных смокингах с белыми манишками, а также несколько журналистов.
- Ламы Уваата и Кайман! - торжественно огласил церемониймейстер, брякнув в пол золотым жезлом, вслед за чем с хоров грянул гимн королевства Бутан.
Под его торжественные звуки мы прошли в центр зала, остановились, и, поклонившись земным богам, изобразили почтение на лицах.
Когда отзвучал завершающий аккорд, монарх, чуть качнув головой ворона на короне, обратился к присутствующим с торжественной речью.
Из нее следовало, что за заслуги перед государством я награждаюсь Королевским орденом и почетным титулом «гуру»*, а Кайман, за подвижничество в делах религии - включается в ученый Совет при Верховном ламе.
- Лучше бы бабок дал, - прошептал стоящий рядом Кайман. - От них больше пользы.
В этой части он был прав. Но выбирать не приходилось.
Далее состоялся ритуал награждения.
Глава королевской администрации под аплодисменты зала нацепил мне на шею золотой орден на муаровой ленте, а секретарь его Святейшества вручил Кайману свиток с соответствующим указом, скрепленным восковой печатью.
Когда церемония закончилась, и правители страны перешли к другим вопросам, тот же чиновник сопроводил нас в уже известный кабинет, где попросил обождать, предложив прохладительные напитки.
- А вот сейчас будет что-то по существу вопроса, - сказал Кайман, когда тот оставил нас, потягивая из фужера виски со льдом. Мы предпочли его другим. По старой привычке.
Спустя час, когда бутылка и лед ополовинились, в смежной комнате раздались шаги, и в кабинете появились его Величество со Святейшеством.
Мы, естественно, встали.
- Садитесь-садитесь,- милостиво изрек монарх. - Теперь без церемоний. - Кстати, как вам виски?
- Вполне, - качнул головой Кайман. - Божественный напиток.
- Ирландский «Бушмилс», - вздел вверх палец король, после чего налил себе с иерархом, добавив щипчиками льда.
- Чин-чин!
Все подняли бокалы.
- Я прикажу доставить вам ящик, - опорожнив свой, крякнул монарх, закусив фисташкой.
- И я, - вылакав янтарную жидкость, - добавил Верховный лама.
Далее его Величество сообщил, что доведенные по дипломатическим каналам Израилю с Йеменом, мои пророчества помогли их руководству предотвратить трагедии, а Советский союз, получив соответствующую ноту, отправил морскую экспедиция к берегам Гайяны.
- В результате Бутан получил ряд экономических преференций от первых двух стран, - довольно изрек король. - А в случае успеха русской экспедиции королевству гарантируется вознаграждение в размере десяти процентов от стоимости найденных сокровищ.
- Это двести пятьдесят миллионов фунтов стерлингов, - подумал я. - Не хило. Но вслух ничего не сказал. Имея в виду шкуру не убитого медведя.
Далее его Величество, пребывавший в мажорном настроении, предложил всем вместе отобедать, на что мы с Кайманом с удовольствием согласились. Есть за одним столом с царственной особой доводилось немногим.
Трапезная находилась в жилых покоях короля и выглядела довольно солидно.
Небольшой, с гобеленами на стенах зал, зеркальный паркет с золоченой потолочной люстрой, а в центре уже сервированный стол с двумя рядами стульев. За которыми застыл смуглых дворецкий в белых перчатках.
- Прошу вас, - первым занял свое место монарх, Верховный лама, шурша одеждами, уселся справа от него, а мы напротив.
По знаку дворецкого, двое возникших из двери слуг уставили стол блюдами, иерарх благословил пищу, и обедающие стали подкрепляться.
Должен отметить, что готовили королевские повара на славу, чему можно было позавидовать.
Затем последовала вторая перемена, которой все также отдали должное, а после третья. Состоявшая из десерта, в котором присутствовали фрукты, виноград с орехами, а также несколько сортов ликера.
Далее король кивнул дворецкому - вы свободны, и мы остались вчетвером, смакуя ароматные напитки.
- Послушайте, Уваата, - обратился ко мне монарх, рассматривая на свет свою рюмку. - А может, все-таки, останетесь у нас? Теперь вы гуру, а его Преосвященство освободит вас от обета Творцу. Он говорит, такое возможно.
- Воистину так, - кивнул тиарой иерарх. - Из правил всегда есть исключения.
- Прошу простить меня, ваше Величество, но не могу, - взглянул гуру королю в глаза. - Я привык держать слово
- Тогда, надеюсь, мы останемся добрыми друзьями? - с надеждой вопросила царственная особа.
- Можете в этом не сомневаться, - уважительно приложил я к груди руку.
- И когда вы намерены отправляться в дорогу? - поинтересовался Верховный лама.
- Сразу после Нового Года, - подал голос все это время молчавший Кайман. Он отдавал дань ликерам.
- Я бы поостерегся, - прошамкал иерарх. - Зимой это рискованно.
- Его Преосвященство, как всегда прав,- добавил король. - В Гималаях выпал снег, горные перевалы закрылись. К тому же можно попасть под лавину или камнепад. В эту пору они не редкость
- Вот черт-, мелькнуло в голове. Природный фактор мы не учли. Хотя должны были.
Я покосился на Каймана (тот пожал плечами), и после некоторого раздумья принял решение: - в таком случае придется задержаться до весны, а с ее приходом мы продолжим путь. На «Крышу Мира».
- Ну, вот и договорились, - потер руки король, а Верховный лама согласно прикрыл веки.
Новый Год пришел в Бутан в красочных шествиях, маскарадах, взрывах петард и всеобщем ликовании. На улицах столицы и в монастырях, украшенных флагами, портретами короля и цветочными гирляндами с лентами, устраивались ритуальные танцы, подношения богам, а также друг другу.
Мы с Кайманом в первый день были приглашены на торжественную церемонию во дворец, а остальные болтались по улицам. Радуясь вместе со всеми, потребляя горячительные напитки и впечатляясь.
Когда же череда праздников закончилась, я решил обучить вождя рукопашному бою.
Для того имелись две причины: встреча с американским спецназом на Ориноко, едва не закончившаяся для меня плачевно, а еще то место, куда мы стремились. В Тибете боевые искусства почитались не меньше религии и даже в чем-то с ней сопрягались.
Занимаясь четыре года боевым самбо в Высшей школе КГБ в прошлой жизни и пять лет каратэ в этой, я, как многие ее выпускники, был помимо прочего и инструкторам по этим двум видам спорта. На что имелось соответствующее удостоверение.
Все, что требовалось, помнил, поскольку в Москве регулярно навещал спортзал общества «Динамо»*, а в Марселе тренировался в частном, дабы не потерять форму.
На мое предложение обучить его этим наукам, друг сначала рассмеялся.
- Во, видишь, молоток? - сжал здоровенный кулак. - Один удар в лоб и вся наука.
- Сомневаюсь, - сказал я. - Давай проверим на практике. Ты будешь нападать, а я защищаться.
- Можно,- ухмыльнулся Кайман. - Только если зашибу, ты того, не обижайся.
В тот день мы вернулись из города и решили провести эксперимент на лужайке за домом, покрытой ковром опавших листьев.
Там, размявшись, я стал в боевую стойку (приятель напротив, согнув руки в локтях), затем крикнул «давай!» и в голову мне полетел кулак. Но не достиг цели.
Я перехватил запястье ударной руки, дернув ее вверх чуть подсел, и швырнул нападавшего через себя.
- Гуп! - брякнулся он спиною на листья.
- Не понял, - сказал, мотая головой и поднимаясь на ноги. - Давай еще, раз такое дело.
- Можно.
- Хэк! - прыгнув вперед вождь, целя в солнечное сплетение. На этот раз кулак попал в защитный блок, за которым последовали захват руки и доворот - приятель покатился на землю.
Далее последовала еще попытка, завершившаяся его подсечкой.
- Что это было? - встав на карачки, прохрипел Кайман.
- Несколько приемов самбо.
- Теперь понял, - морщась, поднялся он на ноги. - Черт с тобою, решено. Буду учиться.
Спустя пару недель вождь неплохо освоил приемы самбо, и мы с ним перешли к каратэ. Там было несколько сложнее.
Вставая с первыми лучами солнца, мы учиняли пробежки по долине, затем разминались на лужайке и пару часов отплясывали там. Отрабатывая броски, подсечки и всевозможные удары.
Еще я прилежно вел дневник, и мы медитировали на террасе; пели вечерами под гитару и коньяк (его прислали, как обещали), а по субботам навещали Ракшми с Амитой. Те шли на поправку.
За это время я еще раз встречался с королем в неформальной обстановке, где была достигнута договоренность о нашем сотрудничестве после убытия в Тибет, а лама Кайман дважды принял участие в ученом Совете.
В начале марта его Величество вызвал нас с приятелем к себе, где мы узнали, что русская экспедиция увенчалась успехом.
При этом присутствовал министр финансов, который сообщил, что королевство получило причитающееся вознаграждение, и часть его наша.
- Я предлагаю открыть для Вас счет в национальном банке Бутана, - уважительно предложил он. - Под самые выгодные проценты.
- Мы с Кайманом переглянулись, Уваата сделал отрешенный вид, а после изрек: - пусть будет так. - Эти средства пойдут в пользу бедных.
На следующий день мы заехали в банк, где управляющий ознакомил нас со счетом. Там имелось двадцать пять миллионов фунтов стерлингов.
- Да, не поскупился король, - изрек на языке пираха вождь. - Космическая сумма. Кого будем первыми благодетельствовать?
- Тех, на чьем языке ты сказал,- ответил я. - Через сеньора Мигеля.
Далее мы пожелали перевести половину на наш депозит в банке Матурина, а заодно оформили доверенность на распоряжение им сеньором Мигелем.
Тому же с почты отправили заказное письмо, в котором просили позаботиться о племени.
В середине апреля, когда долины Бутана покрылись молодой зеленью, а в Тхимпху сиренево зацвели джакаранды*, мы с Кайманом отправились в путь. К заветной цели.
На прощание король подарил нам двух крепких пони с богатыми седлами и красавца-яка, выделив сопровождение до границы, а иерарх снабдил рекомендательным письмом к Пачен-ламе. Отправлявшему религиозную власть в Тибете.
Добравшись до городка Лингши с одноименным монастырем, на северо-востоке страны, мы отдохнули там сутки, а на закате пересекли границу. Кстати, европейцы в то время в Тибет не допускались, монахи же посещали его без проблем. Сказывались вековые связи.
На китайской стороне, в небольшом селении, наняли проводника-уйгура и погонщика. Которые нам не особо понравились. Уйгур был средних лет, с бегающими глазами, а второй, скорее всего его приятель - хмурый верзила с одним ухом. Однако выбирать не приходилось. Селение было почти пустым, в полях, шли весенние работы.
На следующее утро, помолившись, мы отправились в путь. По Тибетскому нагорью.
Впереди, на тощем облезлом муле, неспешно следовал проводник, затем мы с Кайманом на своих лошадках, а в арьергарде, на меланхолично жующем жвачку вьючном яке, восседал погонщик.
Спустя час, полого ведущая вверх каменистая дорога сузилась, став широкой тропой, а потом скукужилась до едва заметной.
После цветущего и достаточно цивилизованного Бутана, горная страна, в которую мы вступили, выглядела дико и пустынно. Во всяком случае, та его часть, по которой мы двигались.
Уходящее к небу нагорье, кое-где покрытое зеленью, занимало площадь в два миллиона квадратных километров со средней высотой около пяти тысяч метров, ограничивалось с севера хребтом Куньлунь, за которой лежала Средняя Азия и пустыня Гоби, а с юга окаймлялось волнистыми равнинами.
Где-то в этих местах были истоки Инда, Брахмапутры и Меконга, а также других великих рек, порожденных снегами и ледниками Гималаев.
Воздух становился все более разреженным и прохладным, в бледном высоком небе парил орел. Зорко высматривая добычу.
К полудню мы устроили привал в небольшой, поросшей густым кустарником и полынью седловине, с прыгающим по замшелым камням ручьем. Звонким и прозрачным.
Погонщик снял с яка вьюки и прихваченную вязанку дров, мы расседлали пони, пустив их щипать скудную растительность, а проводник занялся костром. На котором вскоре забулькал котелок с чаем.
Выпив по паре пиал и закусив лепешками с сыром и вяленым мясом, мы отдохнули часок, а затем снова тронулись в путь. Тропа, петляя, продолжала повышаться.
К вечеру поднялись на перевал, за которым виднелась череда других и проводник (его звали Бахрам), сообщил, что за вторым будет селение Кангмар, от которого «сорок пиал чая»* до столицы Тибета. Сейчас же следует остановиться на ночлег. Ночью по горам ходить рискованно и опасно.
- Здесь неподалеку заброшенный храм, - сказал он, спешившись и беря мула под уздцы. - Следуйте, уважаемые, за мною.
Храм оказался древними развалинами под скалой, с одним уцелевшим помещением. Судя по давней золе в очаге и закопченному потолку, в нем нередко останавливались путники.
Когда животных освободили от поклажи, занеся ее внутрь, мы с Кайманом извлекли спальные мешки и стали разводить костер, намериваясь приготовить ужин. Азиаты же, прихватив кожаное ведро, отправились поить животных водой к знакомому им источнику.
Спустя полчаса они вернулись, Бахрам навесил на таган котелок и перелил туда воду, Кайман вручил каждому по банке открытой тушенки, разогретой на огне, а я положил на расстеленный платок несколько посыпанных кунжутом лепешек.
Чай на этот раз отдавал легкой горечью, но мы отнесли это к качеству воды, вскоре котелок опустел, и все отошли ко сну. Ламы в спальных мешках, а проводник с погонщиком, завернувшись в свои халаты.
Когда я с трудом продрал глаза, в пролом крыши заглядывал солнечный луч, рядом вовсю храпел вождь, тибетцев не было. Отсутствовала и поклажи.
- Картина Репина, приплыли-, всплыла мысль и я, выбираясь из спальника, заорал, - Кайман, проснись! Нас обокрали!
Храп прекратился. - Чего? - высунул голову наружу вождь, сонно озираясь.
Еще через минуту мы выскочили на свет - у развалин было пусто. На земле валялись лошадиные каштаны и несколько блинов яка.
Горное эхо долго разносило слова. Великого и могучего. А потом стихло.
- Теперь понятно, почему был горьким чай, - облегчив душу, сказал я. - Эти ****и туда что-то подсыпали.
- Так они же пили его с нами, - засомневался Кайман.
- Ну и что? Потом чем-то нейтрализовали.
Сперли у лам практически все. Яка с лошадьми, груз и дорожные сумки. В которых были письмо тибетскому иерарху, мой дневник и наличность в десять тысяч «зеленых». Увели даже наручные часы с четками. Ловкие оказались, гады.
Такого удара мы не получали давно. Хотелось выпить и набить кому-нибудь морду. Но вокруг было пусто и безотрадно.
Успокаивало то, что все свои средства, помещенные в бутанский банк, за день до отъезда мы перевели в Лхасу. Однако туда нужно было еще добраться.
Проверили, что осталось в карманах монашеских одежд. Только паспорта, по неполной пачке сигарет, плитка шоколада, морская зажигалка, да коробка спичек.
Далее встал вопрос, куда идти? Возвращаться к границе или двигаться вперед, к неизвестному нам Кангмару.
Единогласно решили - вперед. Русские, как известно, не отступают.
Затем мы отыскали неподалеку родник, где ополоснули лица, сжевали треть плитки шоколада, запив ее водичкой, увязали спальники, подтянули широкие монашеские штаны под накидками и зашаркали ботинками по тропе. В сторону второго перевала.
Постепенно утренняя прохлада сменилась теплом, солнце все больше пригревало, в долинах рассеялся туман, даль распахнулась во всем своем величии. Такие необъятные пространства с синеющими вдали пиками мне приходилось видеть только на картинах Рериха.
Примерно через километр, возле свежей горки лошадиного помета, сбоку от тропы в розовом мху, что-то блеснуло. Это была моя гитара. Здесь же валялся и дневник, шурша на легком ветерке раскрытыми страницами. Видно они не представляли ценности для воров и были выброшены.
Дневник, я тут же определил за пазуху, инструмент сунули в спальник и путники двинулись дальше.
- Если догоним этих козлов, я им бошки поотрываю, - буркнул Кайман, прибавляя шагу.
- Это вряд ли, - обозрел я мерцающий в ярком свете, ландшафт. - У них фора в несколько часов, да и скорость раза в два быстрее.
К полудню мы плелись где-то на полпути к желанному перевалу, который почему-то не становился ближе.
- Рефракция, - утерев пот со лба, тяжело дыша, сказал Кайман. - На такой высоте свет преломляется искажая расстояние.
- Щас бы воды, - облизал я пересохшие губы. - Хрен с ним, со светом.
Спустя некоторое время, когда мы уже изнемогали от жажды, за очередным поворотом тропы, в низине, блеснуло зеркало воды, и открылось небольшое озеро. Часть которого было затянуто легким туманом
Издав радостные вопли, мы из последних сил заковыляли к водоему, где, опустившись на карачки, напились вдоволь.
- Хорошо, - отдуваясь, утер я губы рукавом, и мы повалились на траву, чувствуя, как стучит в висках и гудят ноги.
- Жрать хочется - сказал минут через пять Кайман.- Давай тут чего-нибудь поищем.
- Давай, - согласился я, и мы с кряхтением встали.
Оставив пожитки, двинулись вдоль берега. Пологого, с редким кустарником и лужайками цветущего астрагала*, издающего медовый запах.
Первое, что обнаружили, пройдя метров сто, были несколько побулькивающих гейзеров, чуть в стороне. Именно они и парили над водою.
- Черт, горячий, - отдернул руку друг от одного, пожелав проверить температуру.
Вдруг в кустарнике что-то пискнуло, мы переглянулись и покрались туда, осторожно ступая и прислушиваясь.
Через минуту у меня из-под ног с фурканьем взлетела птица, метеором уносясь на другой берег.
- Гнездо! - опустился я на колени.
В устланной травой выемке белели шесть крупных яиц.
- Утиные, - сказал опытный в охотничьих делах вождь, выбрав их в свою накидку. И кладка совсем свежая.
Пошарив вокруг, мы обнаружили еще три, и число яиц увеличилось до двух десятков.
- Будет, - сказал я другу, который впал в охотничий азарт. - Айда к гейзерам.
Сварив там яйца, на что ушло минут десять, мы двинулись назад, наткнувшись на россыпь дикого щавеля.
- Вот и обед, - когда мы нарвали по охапке сочных листьев, довольно изрек Кайман. - Спасибо тебе, о, великий Будда!
Чуть позже, устроившись на развернутых спальниках, мы заделались вегетарианцами, ополовинив ниспосланное богами.
Далее выкурили по сигарете, вздремнули и снова тронулись в путь. Сил заметно прибавилось.
Когда вечерняя заря причудливо окрасила первозданность мира, мы добрались до верхней точки перевала.
С него открывался вид на теряющуюся вдали холмистую равнину, в центре которой просматривалось что-то похожее на селение.
- Километров двадцать будет, - приложив к глазам козырьком руку, уверенно сказал Кайман.
- А может поменьше? - с надеждой вопросил я. Очень хотелось добраться туда побыстрее.
- Обижаешь, - хмыкнул приятель. - Я как - никак бывший штурман. И, подчеркиваю, неплохой. Вздел кверху палец.
Приметив в ближайшей скале неглубокую расщелину, мы укрылись меж ее стенами, где прикончив остатки обеда, забрались в спальные мешки.
Вверху повисла огромная луна, на ней просматривались даже кратеры, сбоку поблескивал Млечный путь, таинственно мерцали туманности.
Ночью прошел небольшой дождь, утро выдалось хмурым и прохладным.
Проснувшись и цокая зубами, мы выкурили по сигарете натощак и сжевали оставшийся шоколад, затем выпили по горсти воды, скопившейся в выемке, после чего, взяв подмышки свои скатки, пошагали вниз. В ту сторону, где привиделось селение.
Спустя час небо прояснилось, сквозь пелену облаков пробились благодатные лучи, и природа засияла во всем своем блеске. По мере движения, окружающий нас ландшафт менялся: серость скал и бледность мхов, все больше замещались яркой зеленью с полевыми цветами, стало больше встречаться кустарников, изредка, там и сям, попадались деревья.
Тропа меж тем, тоже расширялась, что радовало. За очередным нагромождением циклопических валунов к ней примкнула еще одна, со стороны запада.
- Пгавильной догогой идете, товагищи! - весело прокартавил Кайман. Настроение повышалось.
- Чу? - впереди еле слышно мелодично звякнуло, а потом еще. Мы насторожились.
- Не иначе караван, - снял я с плеч мешок. - Этим нужно воспользоваться.
Когда минут через десять в поле зрения возник первый сопящий як, с покачивающимся в седле погонщиком, мы сидели в позе лотоса и, обратив лица на восток, пели мантру.
Я сопрано, а вождь басом. Получалось, в принципе, неплохо.
Звон колокольчиков стих, (запахло коровой), а затем к нам подошли три человека. В малахаях на головах, коричневых халатах и мягких сапогах с загнутыми носами.
Они молча встали в паре метрах от нас и, с почтением стали внимать. Изредка перешептываясь.
Когда последние строки затихли в ущельях, мы провели ладонями по лицам, вроде как выходя из транса.
- Наше почтение, уважаемые ламы, сказал, на тибетском, низко поклонившись старший (его спутники сделали то же самое).
- Мир вам, - глядя в никуда, ответил я. А Кайман величаво кивнул в ответ. С выражением отрешенности.
- Мы купцы из Кангмара, - продолжил, поглаживая седую бородку азиат. - Следуем по торговым делам. Не могли бы вы за нас помолиться?
- Хорошо, - опустил я веки. - Да будет так. И потянул из лежащего рядом мешка гитару.
- Ой, не вечер, да не вечер,
Мне малым-мало спалось…
взял первые аккорды.
- Мне малым- мало спалось!
басом подтянул Кайман,
- Ой, да во сне привиделось!
полетела над нагорьями старая казачья песня.
Слушатели, стянув шапки и кося глазами, внимали с заметным интересом.
Такой молитвы они явно не слышали.
Закончив последний куплет, я благословил торгашей и махнул рукой. - Можете ехать. И будет вам удача.
Те снова поклонились и, переваливаясь на кривых ногах, вернулись к своим якам, а чуть позже оттуда прибежал мальчик. Утерев сопли, он поставил перед нами джутовый* мешок и зарысил назад. Караван, звякая колокольцами, тронулся.
Когда последнее животное, неспешно переступая копытами, скрылось за поворотом скалы, мы с Кайманом переглянулись, прыснув смехом.
- Вот и первое подаяние, - благонравно изрек я. - А ну- ка, что там. Подтянул рукою подношение.
Внутри была жареная баранья нога, круг пастушьего сыра, а также несколько ячменных лепешек.
- Недурно, - облизнулся вождь, после чего мы славно подкрепились на свежем воздухе.
Затем перекурили и двинулись вперед. В блестящее серебром марево. Чего-чего, а света в этой стране хватало.
Продолжение: https://dzen.ru/media/id/5ef6c9e66624e262c74c40eb/rukopis-iz-tibeta-chast-3-glava-7-8-9-652a50e7edb6884e6157fd43
