Василий вышел из парикмахерской и с удовольствием почесал коротко стриженный затылок. Ох, давненько это было. Год войны и полгода по госпиталям. Все машинкой и машинкой «под ноль», а тут короткая, но модная прическа. Захотелось чуточку гражданской жизни. Опять же запахи в парикмахерской тоже из другой жизни.
Василий тяжело оперся о набалдашник элегантной трости, стилизованной под старину. Трость подарил Василию дядя, брат покойной мамочки, который любит всякие аксессуары «со значением». А тут что за значение? Без палочки ходить не получалось. Да и с палочкой - «на троечку», хотя протез московские умельцы сделали отличный.
Симферополь изнемогал от жары. А Василию вдруг вспомнилась прошлогодняя лютая стужа в окопе, и он еще радостней подставил лицо солнечным лучам. «Как это здорово - быть живым!» - пронеслось в голове.
И тут же свет померк, потому что картина похорон соратников, родных ребят Лешки и Петровича заполнила все сознание. Коварная штука память. Не знаешь, что вывалит наружу в следующий момент.
Василий остановился, прикрыл глаза на мгновение, а потом увидел купола. Он стал вспоминать, когда же последний раз видел священника. Его в госпитале исповедовал и причащал молодой батюшка с рыжей копной волос и мягким голосом. Тогда Василий подумал, что с таким голосом ему хорошо детям колыбельные петь. Тогда от батюшки домом повеяло, покоем.
Другое дело тогда, в холодном сарае рядом с передовой. Священник был нестарый, быстрый, энергичный. Бойцов было до полусотни. И каждому он заглянул в глаза так, будто душу прочитал. И благословлял так, будто себя вкладывал целиком, без остатка. Вспомнилась тогда, как он надевал на шею крестик и что-то напевал тихонько про Крест и Владыку.
Василий тогда не особо проникнулся важностью момента, но сержант сказал: «Надо! Живыми вас хочу видеть завтра и в День Победы! Или чтоб в Рай попали и там за меня словечко замолвили!»
Рай… Это слово казалось недостижимым, почти как дом. Василий повернул на улочку, ведущую к храму и внезапно - как вспышка в голове. И началось то, что не смогли вылечить врачи. Невыносимо заболела несуществующая нога. Даже место Василий мог бы четко показать - в нижней части голени.
Двигаться при этой боли было невозможно. Василий оперся всем корпусом на трость и просто ждал, когда боль закончится. Он даже придумал сравнение для нее. Врачи часто спрашивают: боль какая? Дергает? Жжет? Выкручивает? Василий рассказал бы им, что чувствует человеческое тело, если внутри него что-то взрывается. Боль очень была похожа на сам момент ранения. И теперь повторялась несколько раз в течение дня и ночи. Каждый день.
Наконец, боль ушла, и Василий обнаружил, что стоит, упираясь в трость всей мощью плеч, а лицо стянуто судорогой. И вот в это самое лицо смотрит без отрыва девчонка дет восьми в длинном цветастом платье с рукавами и в белой косынке.
- Ты чего? - неприветливо буркнул Василий. Ему было явно не до общения.
- Больно, да? - спросила девчонка почти шепотом. - У меня мама в больнице работает. Я знаю, когда больно. Пойдем.
Она решительно взяла Василия за руку и повела к открытым воротам храма, вернее, как оказалось, монастыря.
- Меня Фотиния зовут, - сказала она серьезно.
- А меня Василий. Имя у тебя старинное, наверное?
- Церковное имя. С ним меня Господь знает. А в школе я Света.
Василий решил ничему не удивляться, и пошел за Светой-Фотинией. Им навстречу выбежала молодая статная женщина, которая тут же схватила девочку со словами:
- Ни на минуту тебя не оставить… Я только матушке рецепт написала, а тебя уже нет. Хорошо, что тут машины не ездят…
- Мамочка! Прости, пожалуйста. Вот дядя болеет. Ему к святому Луке надо.
Женщина подняла глаза на Василия и мило улыбнулась, говоря:
- Не только больным. Всем надо.
Цепким профессиональным взглядом она увидела его протез, шрамы от осколков на шее и лице и тихо то ли спросила, то ли посетовала:
- Война…
- Война… - созвучно ответил Василий.
- Я Татьяна. А муж мой Родион там. Он минометчик. Был ранен и снова вернулся.
Татьяна блеснула непролитыми слезами и опустила голову. И Василию стало не по себе. Война догнала его здесь. Здесь везде тоже война, как бы ни сияло солнце, как бы не манило море, как бы не кричали из витрин, баннеров и неспешной поступи прохожих признаки мирной жизни.
- Мамочка! Мы же молимся! Папа вернётся! - громко выступила неугомонная девчонка. На них обернулось несколько человек.
- Конечно, вернётся, - поддержал Василий и погладил Светочку по голове.
Татьяна уже улыбалась:
- Вы не крымский?
- Нет. Я в Севастополе в госпитале лежал. Съездил домой, под Саратов. А теперь решил немного здесь погреться.
- У вас родители живы?
- Нет. Только семья брата. У него жена, двое мальчишек. Отдохнул у них. Еще есть дядя в Москве.
- А своя семья?
- Не сложилось. Еще до войны не сложилось. Мне война быстро мою послеразводную депрессию вылечила. Главные ценности на первый план вышли.
— Это хорошо, что вы так думаете.
Татьяна подвела Василию к ступеням храма и особо проникновенно сказала:
- Сейчас мы войдем в храм и приложимся к мощам святителя Луки. Это великий человек. Великий врач, хирург, профессор и великий святой. Вам нужно подумать, о чем вы собираетесь просить Его. Это сокровенное, я понимаю. Я не спрашиваю. Сами, пожалуйста, подумайте.
- Чего же тут секретного? Победы для нас надо просить. А личное? У меня фантомные боли, сильные. Но я могу потерпеть. Главное - Победа.
Вот теперь Татьяна прослезилась, а Светочка снова взяла Василия за руку.
В храме Василию было спокойно. Татьяна отвела его к лавочке, и некоторые время он сидел, просто разглядывая росписи на стенах. И он решил, что нужно помолиться о живых и покойных.
Татьяна принесла из церковной лавки записки для заполнения. Оказалось, что покойных в памяти Василия в три раза больше, чем живых. Он подумал и написал в записку о здравии Татьяну, Фотинию и воина Родиона.
Он несколько раз перечитал имена павших и живых соратников, словно набираясь от них твердости и решимости. И к мощам святого Луки Василий шел как на бой. Со всей полнотой и внутренней силой своего сердца он попросил у святого Луки Победы. Он будто говорил не сам, а от имени всех своих братьев по оружию.
Василий отошел от святых мощей и снова сел на лавочку. Его трусило мелкой дрожью. Татьяна принесла ему святой воды. Он влил ее в себя и схватился за культю, которую скрутила судорога.
Татьяна увидела его попытку справиться, быстро нажала на несколько точек в бедре, и судорога стала отступать.
- Попросили? - беззвучно спросила Татьяна.
- Попросил. Чувство такое… Будто в атаку сходил… Теперь молимся дальше и ждём ее, нашу Победу. Спасибо вам, Танечка, и тебе спасибо… Фотиния.
На последнем имени Василий запнулся. Очень оно пока для него диковинное.
Фотиния задумчиво спросила:
- Мы с вами еще увидимся?
- Конечно. Давайте договоримся. В шесть часов вечера после войны. Помните, был такой старый фильм?
- Здесь встретимся? И надо пораньше. В семь утра на молебне? Да?
- Да. Вы со Светочкой, муж ваш и я. Может, кого-нибудь из наших подтяну. Еще раз спасибо.
Василий сосредоточенно перекрестился и ушел из храма. Татьяна вздохнула и раскрыла молитвослов. Слова снова складывались в изумительный узор молитвы.
Я не знаю, что было дальше. Может быть, Господь по молитвам святителя Луки избавил Василия от фантомных болей, хоть сам больной об этом и не просил.
Но я знаю, что будет. Будет наша Победа. Сплетен узор из тысяч и миллионов молитв живых и мертвых. Каждое мгновение он разрастается и наливается новыми красками. И он прекрасен.
Помоги нам, Господи!
Святителю отче наш Луко, моли Бога о нас!
Слава Богу за все!
священник Игорь Сильченков.
ПОДАТЬ ЗАПИСКИ на молитву в храме Покрова Пресвятой Богородицы Крым, с. Рыбачье на ежедневные молебны с акафистами и Божественную Литургию ПОДРОБНЕЕ ЗДЕСЬ