Сидя за дорогим столом из канадского кедра, Эдик старательно выводил закорючку, поскрипывая золотым пером по белоснежному листку бумаги. Письмо с «хотелками» совсем не писалось. И не потому, что не писалось, а потому, что не желалось. Желать было нечего. Самый навороченный телефон, самая расфуфыренная игрушка, самая модная развлекушка — всё это уже было, есть или будет в самое ближайшее время. А вот чего-то такого, от чего бы распирало изнутри, растягивая рот в благостной улыбке - такого не было. Потому что такого просто не было на свете! Либо Эдик о таком просто не знал. А если бы даже и знал – оно бы тут же оказалось у него в кармане. И снова вернулась бы грусть потому, что желать больше нечего.
- Эдуард! – послышался голос отца.
- Да, иду! – ответил Эдик, скомкал листик с бесполезной закорючкой и бросил его в золочёную мусорную корзину вместе с надеждой обрести что-то такое.
***
«САМАКАТ», – на обрывке тетради в синюю клеточку большими буквами выводил Игорёк. Полюбовавшись пару секунд на собственноручное творение, мальчуган безжалостно перечеркнул слово. «Самокатом надо будет делиться с Юркой!» - с горестью подумал Игорёк, не имея никакого желания делиться чем-то очень личным со своим младшим братом. «Личное на то и личное, чтобы им не делиться!» - не единожды справедливо заявлял смышлёный мальчик. Но мама с папой слушать его не желали, настойчиво вталкивая ошибочное утверждение о том, что делиться надо. Игорёк обижался, плакал, тайком щипал своего младшего братца, от чего тот тоже начинал плакать, но подчинялся воле предков.
«Может, Лего? Отберёт и растеряет! Подзорную трубу? Разобьёт! Машинку? Ага, вот машинка-то самой первой перекочует в маленькие, всеполомальческие ручки! Не пойдёт!». Оказалось, что личных вещей, которыми не нужно было бы делиться, просто не существует на свете! Даже торт раскусочничается на всех!
Игорёк встал из-за стола, топнул в сердцах ножкой, схватил почёрканный тетрадный листик и, скомкав его в шарик, вышел из комнаты. «О! Мячик! Дай, дай!» - послышался совсем ещё юный голосок из коридора.
***
Оголодавший бомж Фёдор сидел на картонке, прислонившись к стене, устало смотрел на людей и мечтал о сосиске. Протянув руку, чтобы поправить картонку, Фёдор внезапно обнаружил какой-то странный предмет прямо у себя под попой. Огрызок карандаша! Натужно охнув, страдалец привстал, выдрал из картонки верхний бумажный слой и, плюхнувшись обратно, стал писать на выдранном клочке бумаги слово: «Сосиска!».
Как только надпись оформилась до спасительных «сос», Фёдор увидел счастливчика в толпе, который неторопливо шёл, смакуя сочный хот-дог. «С булкой-то оно получше будет!» - подумал бездомный мечтатель и перечеркнул спасительную надпись.
Но хот-догу так и не суждено было стать надписью. В потоке машин Фёдор узрел автомобиль с рекламой пиццерии. Истекающая аппетитными соками, с двери мини-фургончика на Фёдора смотрела искусительница «Охотничья». Хот-дог тут же был отметен, как продукт, не отвечающий высоким требованиям изголодавшегося мужчины средних лет.
Карандаш продолжал исписываться, отдавая последние крохи грифеля, клочок бумаги заполнялся почёрканными надписями, а Фёдор придумывал всё новые и новые яства, черпая вдохновение из окружающего мира. Скрипя огрызком карандаша и дырявя местами обрывок холста вожделения, Фёдор пытался написать: «Стейк «Рибай» с гарниром из спаржи и горохового пюре, французские булочки с орехами и кунжутом, бокал «Кьянти» и блондинка напротив». Надпись намеревалась стать просто монструозной, но, чёрт возьми, оно этого стоило! Во всяком случае, Фёдор чувствовал, что это именно то, что надо.
На второй «с» в надписи огрызок карандаша издал негромкий хруст и раскололся пополам, оборвав до непригодности воззвание к Небесам. Фёдор выругался, скомкал и отшвырнул прочь творение, предварительно плюнув в него, и уселся поудобнее, чтобы продолжить мечтать о сосиске.
***
Маленькая темнокожая девочка с радостными визгами носилась под проливным дождём, широко открывая рот. Уже три месяца она не вкушала свежей воды, довольствуясь затхлой, зловонной жижей из деревенского колодца. Из разверзшихся небес на иссушённую солнцем землю чистыми, как горный хрусталь каплями опускался дождь. Девочка бегала, верещала от радости, ловя каждую капельку свежей живительной влаги с небес, и была счастлива.
Она никого ни о чём не просила и никому ничего не писала. Она просто не умела писать потому, что никто её этому не научил. А считать она могла только до восьми потому, что все в деревне называли её Восьмая. Она была самым младшим ребёнком в семье. Возможно, в будущем, когда семья пополнится ещё одним младенцем, она научится считать до девяти, а пока их было только восемь.
На ней не было ни обуви, ни одежды. Она не знала что такое телефон, самокат и даже сосиска. Ей нечем было делиться с родственниками. Она всего лишь хотела воды. Чистой и свежей воды. Пустяковое желание, исполнившееся само собой.
Жители деревни смотрели на неё, улыбались и чувствовали необычайную благость, которую источала эта маленькая девочка. Эта благость исходила из неё мягкими тёплыми волнами и наполняла каждого жителя их маленького поселения. Наполняла и распирала изнутри, растягивая рот в благостной улыбке.
А сверху, с самых высоких высот, что выше всех звёзд и облаков, кто-то сидел на золочёном троне, потирал густую бороду и, улыбаясь, приговаривал: «Счастьице!».
Автор: Руслан Ковальчук
Источник: https://litclubbs.ru/articles/46147-schastice.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также:
