- Ты опять? – спрашивала жена, обидевшись на своего мужа.
- Что опять, что ты начинаешь всегда. Все тебе не так, все тебе не эдак. Сколько это может продолжаться?
- А как? Ты не обращаешь внимания на свою семью.
- Ну, я же дома.
- А толку. Лежишь возле телевизора с пивом и все? В парк тебе с нами сходить некогда.
- Я работаю.
- Можно подумать ты один это делаешь. С детьми уроки сделать некогда.
- Мне надо отдохнуть.
- Ложись, отдыхай, но ты же идешь к ребятам в гаражи. Сколько можно. Я не помню, когда мы выбирались с тобой в театр, в город, на рынок.
- Бери деньги и иди.
- А я не хочу одна. Я хочу с тобой. Все люди, как люди, ходят вместе, выбирают, а я всегда одна, потом еще мешки эти тяни на себе.
- Так и знал, что ты себе грузчика ищешь! Что я лошадь? Терпеть не могу эти рынки. Кстати, посмотри мне там спортивные штаны и носки, и футболку, лучше темную.
- Поедем вместе.
- Нет. Что за удовольствие ходить по рядам, выискивая очередную тряпку.
- Думаешь, мне доставляет это удовольствие. Я бы тоже полежала, а надо найти куртку Паше, юбку Тане, как по твоему, дети сами найдут себе одежду?
- Мне эти вопросы не задавай, это ваши бабские дела.
- Ну вот, опять двадцать пять. Одно и то же. Надоело. А ты отец, к твоему сведению. Или ты забыл. Вот и ходи в старом, тебе брать ничего не буду. И вообще, ты зачем женился? Чтобы к пацанам бегать? Так оставался бы холостым! – Повысила голос жена.
Но Василий уже не слышал этих слов, он раздраженно натягивал куртку и выходил из квартиры.
- Надоела со своими нотациями, сделай то, сделай это. Пилит и пилит, пилит и пилит. Сама лампочку вкрутить не можешь? Руки не из того места растут. А кто тебе виноват, учись. Надо тебе, сама и делай. Нашла дурака…
Он открыл двери подъезда и, случайно ступив на лед, поскользнулся. Падение было быстрым.
Острая боль пронзила его тело от макушки головы до пальцев ног и он потерял сознание.
Никитична с маленькой болонкой Эльзой, возвращаясь с прогулки домой, обнаружила тело соседа. Он лежал на спине в странной позе, нога вывернута..
- Что это с ним? Василий, - обратилась она к соседу, потрепала его за рукав. – Да он никак пьян.
Болонка уже успела обнюхать лежащего человека и приподняв ногу бессовестно оросила его штаны.
- Ааа! – послышалось мычание.
- Фу, Тим. Нехорошо так делать. – Дернула она за поводок. - И верно пьян, с чего бы это, вроде не пил так сильно, ай, ай! У него же нога сломана.
Она вытащила телефон из кармана пальто и позвонила в скорую.
- Тут человек лежит, ударился бедненький головой, кровь бежит и нога, похоже, сломана, без сознания. Да. Адрес? Адрес у нас Садовая 44, пятый подъезд, да, прямо во дворе. Жду.
Никитична доложила обо всем Нине, быстренько поднявшись на лифте.
- Твой-то лежит на выходе, обломался кажись, скорая сейчас приедет. Я уже вызвала. Беги скорее.
Приехали санитары, подняли добра молодца под белы рученьки, погрузили в машину скорой помощи и повезли переодевать в латы белые, гипсовые.
Вторую неделю восседал теперь Василий на диване, перебинтованный по рукам и ногам, да и голову не обошли стороной доблестные медики.
Нина с детьми вокруг него бегали, кормили с ложечки, поили с трубочки компотом и чаем, исполняли любое желание.
Лежать в одном положении было уныло, но особое внимание, доставшееся ему в эти дни с лихвой, льстило герою.
Понравилось ему, как перед ним домочадцы круги наматывают, приказывать стал, вредничать.
- Чай горячий, подуйте. В кашу масла добавьте, бутерброд с грудинкой сделайте. – А сам про себя думает, - как здорово. Сиди себе приказывай, везет же падишахам. Вот если бы и мне так. Лежать на подушках, а вокруг слуги, крутятся, суетятся.
Он совсем не заметил, как уснул.
Видит, что он во дворце живет. Слуги вокруг в красивых одеждах, на золотых подносах фрукты приносят. Опахалами его обдувают. Наложницы танцуют. Музыка льется и охрана с кинжалами стоит вокруг. Сам он – падишах. Лежит на подушках мягких, виноградинки, персики в рот кладет пальцами в перстнях с огромными камнями, невероятных оттенков, сок бежит по бороде, а наложницы тут как тут, молодые, красивые, салфетками кружевными лицо ему вытирают, подушки поправляют. А он вредничает, капризничает. Это я не хочу, это мне не нравится, принесите другое. И главное перечить не смеют. Захотел один министр с тюрбаном на голове, сильно лицом на жену похожий, возразить, рот открыл, а он кричит:
- Стража! Взять его.
Тюрбан с него слетел, лысая голова показалась, пал он в ноги падишаха:
- Прости луноликий, владыка пустынь и морей, презренные мои замечания, не буду больше перечить вашей милости.
- То- то же. А то перестали, понимаешь, меня уважать. Все учить норовят. Не дело это, не дело!
- Мам, что с нашим папой случилось, он там сам с собой разговаривает, - донес матери Пашка, подслушивая у двери бормотание отца.
- Да это телевизор, наверное. – Отвечала мать, стоя у плиты, всецело занятая очередным кулинарным шедевром для Васеньки.
- Нет, он себя падишахом называет и приказы всем раздает.
- Кому?
- Нам наверное. Не знаю. Только говорит, несите мне пиво, да закуску другую, фрукты, говорит, я не люблю, мне бы колбасы хорошей. Да, побыстрее. А не то голову с плеч! И палача зовет.
- Что?
Нина перекинула полотенце через плечо и тоже подошла к двери, прислушалась.
Василий лежал на диване и бормотал, дергая ногой:
- Отпустите, отпустите, пожалейте, прошу вас. Только не убивайте.
Это в его сне случился неожиданный переворот и, восставшие люди, стянули его с белых подушек, с шелковых перин и тащили волоком на площадь к месту казни обезглавить тирана на глазах простого люда, который он истязал долгое время. Лобное место было высоко приподнято над землей. Палач, в белых одеяниях и с маской на лице, приготовил настоящую секиру и уже занес над его головой.
- Простите, простите, - кричал он вслух, а секира уже опускалась все ниже, он даже успел почувствовать холодное прикосновение стали к его шее.
- Вась, ты чего? Очнись,– толкала его в плечо жена. – Эй! Плохое что приснилось?
Василий очнулся в холодном поту, держась рукой за шею. Он несколько раз провел по ней, потом озабоченно покрутил головой.
- Оеей!
Все вернулись к своим делам, а он остался один размышлять о смысле своего сна и всей жизни. На ум лезли воспоминания из детства.
- Вася, Васенька, сынок, - кричала мать. – Помоги мне, подмети во дворе, сыночек.
Васька, быстро юркнув в дыру в заборе, уже живенько несся по пыльной тропинке к речке, только пятки розовые мелькали, да клубилась за ним пыль.
Мать, не дождавшись помощи, сама бралась за метлу. Зато вечером отец назидательно, взмахнув ремнем, не больно пригвоздив его к мягкому мальчишескому заду, говорил.
- По что матери не помогашь? Я тебе задам.
Васька вытирал слезу, не от боли, от обиды. Так хотелось с ребятами покупаться в прохладной воде, попрыгать с тарзанки подальше от берега, собрать кувшинки, а тут тебе: мети двор. Жарко же. Понимать надо.
Работа эта никогда не кончится, а вот ребята с поля убегут и он не поиграет с ними в футбол, а зимой в хоккей на льду. Не подавит он вместе с ними велосипедом противных капустянок на дороге. А это так смешно, наезжать на нее колесами и слышать хруст ее панциря.
Мальчишка рос своевольным. Еще бы. Последыш. Матери уже сорок два было, а тут такое чудо случилось, живот растет и мутит днями. Думали, приболела баба, отравилась чем. А она вон тебе что сотворила: беременная оказалась. Вот и няньчились с ним, как с писаной торбой. Старшие сыновья уже давно в городе жили своими семьями, а он в деревне, гусей пас. Да и то косячил. Все смотрел, как мальчишки в казаки- разбойники играют. Бросал прутик и убегал на очередную «войнушку». А вечером слушал назидания матери.
- Вася, сынок, как же ты отлучился от гусей, они стервецы к бабке Анисье в огород залезли, все грядки ей попортили. Теперича вражда промеж нас случилась. А ты бросил свой пост, охламон.
- Мамка, так ведь там я в разведчиках был, меня в плен взяли, а я им слова не сказал, хуч бы меня пытали. Ни че б не сказал! – гордо заявлял он..
Мать гладила его белесые волосы и шептала.
- Ах ты мой партизан, молодец. – И добродушно целовала его в макушку.
От работы он вечно отлынивал. То у него живот болит, то голова, то нога ноет, наступать не может. Как только его оставляли в покое, все болезни прекращались, он сбегал играть в футбол с мальчишками или совершал набеги на колхозную бахчу и яблоневые сады.
Мать ругалась, тихо, не злобно, больше для порядка, а сама гладила его по голове и давала конфеты.
Приходили в гости тетки, нежно трепали щекастого Васеньку за щеки, уши и баловали сладостями. Чего там говорить, любил он это дело, специально вел себя тихо, мило и отвечал на все вопросы. Умиляясь ребенком, все хвалили милого малыша, старались что нибудь принести в следующий раз специально для него. Игрушку или пряник, что было в те времена большим дефицитом.
А ему только этого и надо было. Поесть повкуснее, да поиграть подольше.
мать его всегда защищала от суровой отцовской руки.
Вот и вырос бездельником, любителем пожинать чужие труды. Когда он встретился с Ниной, то даже любовь не могла выветрить из его головы природную лень. Он приходил к ней в общежитие после работы. Садился на кровать и устало откидывался на подушку к стеночке. Она его кормила ужином и они долго сидели в обнимку на кровати, мечтая о будущем. А как поженились, тут и началось.
- Сходить в театр? Зачем? В кино? Не стоит. Только время зря тратить и деньги. Давай лучше телевизор посмотрим. И удобно, и бесплатно, и холодильник рядом. А деньги мы будем откладывать на свое жилье.
Нина соглашалась, но долго удивлялась его доводам, жадности, лени, а потом привыкла, хоть по бабам не бегает – тоже лень. Это же надо цветы покупать, охмурять, в кафе водить (про ресторан вообще не надо заикаться – слишком дорого), время свободное находить. Нет. Лучше дома посидеть, футбол смотреть с кружкой пива.
Розетки в доме чинила жена, жизнь научила. Все неполадки исправляла сама, ножи точила сама, унитаз чистила, даже плинтус прибить, или полочку повесить, все Нина может. А Василий к ребятам бежит, о жизни размышляет, философствует. Ему некогда такими мелочами заниматься... Неинтересно, не тот уровень.
Дети сами вырастут, а жена, на то и жена, чтобы дома сидеть и хозяина ждать.
Перебинтованный по рукам и ногам, Василий первый раз в жизни задумался, какую роль играет он в своей семье, настоящего мужчины или еще одного ребенка.
Памятуя о сне, он ненароком испугался, что сильно перегибает палку и, его могут сместить, невзначай.
Нина то у него еще та красавица, а он и забыл совсем, перестал замечать. Определенно надо начинать другую жизнь. Да… дела…
С того самого дня стал он меняться. Дело шло плохо и часто буксовало на месте. Но, все же он успешно приобрел билеты в театр на комедию Московского театра, потом вывез семью на море, посетил с женой выставку картин. Это стало началом его новой жизни. Дети удивлялись, но мудрая Нина, посоветовала им не шептаться по углам, а поддерживать начинания отца и больше привлекать его к своим проблемам в школе. Отремонтировать сообща велосипед, сходить на собрание к сыну, съездить с ним на рыбалку.
Василий стал выглядеть лучше, подтянулся живот, расправились плечи. Он занимался бегом по утрам, непременно забегая в булочную за свежей сдобой к завтраку. Стал уважительно относиться к своим детям и жене. Иногда, правда, были такие моменты, когда он срывался, впадал в депрессию, брал бутылочку пива и усаживался, как прежде на диван с такой родной вмятиной под его тело и тупо смотрел в телевизор, обязательно щелкая кнопкой пульта. На экране менялись программы, а он уходил в себя.
Но стоило только Нине войти в комнату и произнести:
- Ты опять!
Васенька возвращался в семью, правда всегда при этом держался за шею и качал головой.
