Бесспорно, это жуткое и одновременно завораживающее зрелище — наблюдать, как несчастная божья коровка (Coleomegilla maculata) превращается в зомби.
Божья коровка хорошо защищена от большинства хищников. Ее яркий пятнистый панцирь, столь милый человеческому глазу, предупреждает всех: «Надкусишь – пожалеешь». Если же птица или другой враг все-таки отважится напасть, насекомое выделяет очень горькую на вкус — и ядовитую — гемолимфу оранжевого цвета, едва распробовав которую, незадачливый хищник тут же выплевывает противную жертву и усваивает урок на всю жизнь: он никогда больше не тронет «крапленых» жучков.
Ну чем не идеально защищенное создание? Однако и у него нашлась ахиллесова пята: паразитические перепончатокрылые – наездники — приспособились откладывать яйца прямо в тело божьей коровки. Когда трехмиллиметровая самка наездника Dinocampus coccinellae готова к размножению, она приземляется рядом с жуком и ловким движением вонзает жало-яйцеклад в его тело, попутно вкалывая туда же порцию химических веществ.
Вылупившаяся личинка начинает питаться внутренними соками хозяина. Причем с божьей коровкой не происходит никаких внешних изменений: она продолжает неустанно охотиться на тлю. Однако переваренная добыча уходит на пропитание затаившегося внутри паразита.
Через три недели личинка вырастает и готовится покинуть тело хозяина, чтобы переродиться во взрослую особь. Она протискивается сквозь щель в панцире жучка, выбирается наружу и начинает плести себе шелковый кокон прямо у него под брюшком. Казалось бы, что теперь тело освободилось от паразита, однако мозг остается порабощенным: зомбированная божья коровка, которая при приближении угрозы начинает дрыгать лапками, теперь служит для отпугивания хищников. Ведь для наездника это вопрос жизни и смерти: малоподвижная куколка в коконе практически беззащитна и может стать легкой добычей для своих врагов вроде личинки хрупкой на вид златоглазки.
В роли подневольного телохранителя жук пробудет еще неделю, пока окончательно не сформируется взрослый наездник, который выберется из кокона и улетит. В этот момент большинство божьих коровок погибает, выполнив свою миссию носителя и няньки для личинки наездника. Особо стойким особям удается выжить, пройдя через все круги ада.
Эта устрашающая история вовсе не плод чьего-то воображения. И отнюдь не единичный случай: организм-хозяин — будь то насекомое, рыба или млекопитающее — нередко предоставляет «и стол, и дом» (и мозг) поселившемуся в нем паразиту, оказываясь порой на грани гибели.
Функция внешней защитной оболочки — одна из немногих услуг, которые хозяева невольно предоставляют непрошеным постояльцам. Например, костариканский паук-вязальщик Leucauge argyra, развешивающий свою паутину для охоты, преображается до неузнаваемости под влиянием другого наездника-паразита Hymenoepimecis argyraphaga.
Самка этого перепончатокрылого приклеивает яйцо к тельцу жертвы, а вылупившаяся личинка прогрызает брюшко паука и начинает питаться его кровью. Вскармливание длится несколько недель, после чего паук-хозяин вдруг полностью перекраивает свои искусные тенета: раскидистая сеть превращается в сплетение нескольких толстых жгутов, увязанных в центральной точке. Там и закрепляется высосавшая все соки из жертвы личинка, чтобы сплести собственный кокон. Разве можно придумать лучший способ обезопасить себя от нападения?
Самый известный паразит-манипулятор следует весьма похожей стратегии на суше. Крысы и мыши (а также другие млекопитающие) могут инфицироваться споровиком Toxoplasma gondii, родственником малярийного плазмодия. Эти паразиты образуют многочисленные (до нескольких тысяч) цисты — клетки, затаившиеся под защитной оболочкой в мозгу жертвы. Но для завершения жизненного цикла токсоплазма должна попасть в кишечную выстилку кошки. Как ей этого добиться, ведь самостоятельно переместиться туда споровик попросту не может? Чтобы обеспечить продолжение рода, паразиту приходится принести в жертву своего промежуточного хозяина — грызуна.
Крысы или мыши, зараженные токсоплазмой, не испытывают страха перед запахом кошки, этот «аромат» даже влечет их.
Так, в поисках кошки они и становятся легкой добычей: пара взмахов когтистых лап, и грызун оказывается в желудке хищника вместе с уготовившим ему такую участь паразитом.
Каким же образом у одноклеточных вроде споровиков в результате естественного отбора могут развиться столь впечатляющие способности к управлению поведением высокоорганизованных животных? Пока это остается одной из интереснейших загадок эволюционной биологии. Одну из гипотез предложил биолог Ричард Докинз, автор научно-популярного бестселлера «Эгоистичный ген» (1976 год).
Докинз считает, что гены эволюционируют лишь для того, чтобы все более успешно воспроизводить самих себя. Наши тела что-то значат для нас самих, но с точки зрения генов они играют роль управляемой оболочки, необходимой для передачи ДНК из одного поколения в другое. Набор генов любого человека или иного организма называется генотипом; все внешние признаки тела и его функции, предопределенные генотипом, но приобретающие свой окончательный вид в результате развития особи, — фенотипом.
Как утверждает Докинз, фенотип не ограничивается внешними особенностями тела — он включает и обусловленное генами поведение. Скажем, в генах бобра «закодированы» его кости, мышцы и шкура. Но помимо этого гены определяют и структуру нейронных сетей в мозге животного, заставляющих его точить стволы деревьев и возводить плотины.
Вся жизнь бобра и его семьи зависит от запруды, которую ему удастся создать: окружающая бобровую нору вода ограждает его жилище от посягательств хищников. Если какая-то мутация гена позволит бобру выстроить плотину лучше, это повысит шансы конкретного фенотипа — носителя такого гена на выживание и на большую (в среднем) плодовитость все того же гена. А значит, у конкретной мутации появится возможность закрепиться и распространиться в популяции за несколько поколений.
Но если воздействие гена материализуется в физическом мире, например в виде запруды и искусственного водоема, то, предполагает Докинз, почему бы ему не распространиться и на управление другими живыми существами? Для примера он приводит все тех же паразитов. Действительно, способность управлять поведением хозяев запрограммирована в их ДНК, мутация хотя бы одного из генов может отразиться на всей поведенческой цепочке, связанной с влиянием на хозяина. Окажется ли это на руку паразиту или, напротив, помешает, целиком зависит от типа мутации.
Так, если заболевший гриппом человек, вместо того, чтобы чихать и заражать других, вдруг запрется в комнате до самой смерти, то такой штамм вируса не сможет распространиться среди новых хозяев и очень быстро исчезнет из популяции. Успешнее оказываются те мутации, которые меняют поведение хозяев в благоприятном для паразитов ключе. Например, если гены наездника изменятся так, что его личинке удастся привить божьей коровке повадки, способствующие защите паразита, то особи с этой мутацией получат преимущество (будут реже гибнуть от хищников), и потомство такого наездника окажется более многочисленным.
Согласно гипотезе Докинза, высказанной в 1982 году в книге «Расширенный фенотип», некоторые из генов захватчиков оказываются успешнее собственных генов жертв, отвечающих за их поведенческие повадки. Книга во многом опередила свое время: в те годы ученые только приступали к изучению паразитов, меняющих поведение хозяев. Несколько десятилетий спустя исследователям наконец удалось приподнять завесу тайны и разгадать уловки паразитов-кукловодов.
Группа ученых под руководством Фреда Либерсата из Университета имени Бен-Гуриона детально изучает осу Ampulex compressa, которая жалит тараканов, превращает их в послушных зомби и ведет в свою норку, придерживая за усики, словно собаку на поводке. При этом таракан не теряет способность ходить, у него просто пропадает желание передвигаться самостоятельно.
Оса-ампулицида тем временем откладывает яйца ему на брюшко, и бедная жертва послушно ждет, пока личинка не вылупится и не проникнет внутрь. Но как же осе удается так виртуозно верховодить тараканом? Группа Либерсата установила, что ее тонкое жало проникает с хирургической точностью в области мозга насекомого, отвечающие за его двигательные функции, и щедро обрабатывает нервные клетки коктейлем из нейромедиаторов, имеющих схожий с психотропными наркотиками эффект.
Эксперименты, поставленные Либерсатом, указывают на подавление активности нейронов, отвечающих за спасение бегством в случае, когда таракану грозит опасность. И хотя ученые смогли в мельчайших деталях разгадать нейрохирургические манипуляции осы-ампулициды, они далеки от полного понимания процесса порабощения.
Осиный эликсир состоит из смеси разных веществ, среди которых группе Либерсата еще предстоит выявить соединения, влияющие на поведение таракана, и описать сам механизм воздействия. Однако уже на нынешнем этапе исследования хорошо согласуются с идеей «расширенного фенотипа» Докинза: гены, кодирующие молекулы вводимых осой нейромедиаторов, делают подневольного таракана частью плана по продолжению ее рода: он превращается в колыбель для осиной личинки.
В некоторых случаях ученым удалось понять, какие именно гены позволяют паразитам манипулировать поведением хозяина. Бакуловирусы, поражающие гусениц непарного шелкопряда и других бабочек, преобразуют их клетки в фабрики по производству новых вирусов. Зараженная гусеница внешне не отличается от здоровой: все так же усердно грызет листья, но при этом карабкается вверх по дереву, чего никогда не делают здоровые особи, и довольно быстро достигает вершины.
В это время по воле вируса в клетках гусеницы просыпаются гены, которые запускают лавинообразное производство энзимов, растворяющих тельце, так что оно буквально стекает на расположенные ниже ветки и орошает их мириадами новых копий вируса, готовых заселиться в следующие жертвы.
Келли Хувер и Дэвид Хьюз из Университета штата Пенсильвания трактуют подобное поведение гусеницы как ярчайшую иллюстрацию концепции «расширенного фенотипа». Для проверки гипотезы Докинза они занялись детальным изучением генов бакуловируса, чтобы установить те из них, которые отвечают за перемещение насекомого.
Они обнаружили, что при выключении гена egt вирус продолжает размножаться среди здоровых клеток, в итоге превращая гусеницу в желе, но больные личинки уже не карабкаются наверх. Контроль за поведением животного с помощью лишь одного гена скорее исключение из правил. У большинства паразитов за это отвечают целые генные сети. А что за тайну скрывает наездник Dinocampus coccinellae вместе с подконтрольной его личинке божьей коровкой?
Фанни Маур с коллегами из Монреальского университета удалось выяснить, что превращающий жертву в послушного телохранителя наездник, возможно, представляет собой «расширенный фенотип» еще одного организма: вместе с яйцами наездник вводит в брюшко божьей коровки смесь, в которой присутствует вирус, живущий в его яичниках. Судя по всему, именно он обездвиживает жука и превращает его в защитника личинки.
Эволюционные задачи вируса и наездника при этом совпадают: под опекой божьих коровок выводится больше наездников, а значит, среда обитания вируса расширяется. Поэтому их гены объединили усилия по зомбированию общей жертвы. Однако истинным кукловодом в этом случае выступает не наездник — его крылышки аккуратно подвешены к тонким ниточкам, за которые ловко дергает более могущественный господин, надежно укрытый от наших глаз, — вирус.
Почитайте еще: "Этот паразит изменяет сознание, зато делает людей привлекательными"
