Январь или февраль — точно не помню. Перед глазами унылая палата, бесконечные капельницы, рвота и реклама макдака по телеку.
Я ела плохо, противорвотные не помогали, а дома, после 3 дней в больнице, становилось хуже. Когда через 3 недели я хоть что-то могла в себя затолкать, наступало время очередных уколов и капельниц, а после них… — замкнутый круг.
Реклама сводила меня с ума. Я хотела бургер. Но даже укусить его не могла — воротило от запаха.
Сравнивая с нынешними назначениями у мамы, я удивляюсь строгой деете. Мне разрешали все, только ешь. Но ела я глюкозу из капельницы.
Так вот, палата, серая слякотная зима и одно окно, в которое видно стену соседнего корпуса. Тоскливое зрелище…
Мне страшно хотелось сбежать, чтобы не видеть дурацкую стену и прекрасный бургер из рекламы, но торчать в стационаре надо еще 2 дня.
Пошла прогуляться по ночным коридорам. Ростовский онкоинститут — это несколько корпусов соединенных между собой множеством переходов на разных этажах и в подвалах. Тогда я знала все тайные ходы этого лабиринта, потому что спать тоже не могла и все время где-то шастала.
Мне даже выделили капельницу на колесиках, чтобы во время процедуры я была мобильна. Ну и еще потому, что я ходила гулять с обычной подставкой, которую с грохотом переставляла на каждом шагу.
Во время той ночной прогулки я вдруг решила уехать домой. Не знаю, что было в моей голове — гуси играли в карты — я в халате и тапках выскользнула в единственную открытую дверь, вызвала такси и мечтала заехать в круглосуточный макдак.
Конечно, меня поймали, вернули и на следующий день предложили просто приезжать в стационар на процедуры. Это было предложение, от которого невозможно отказаться.
Сейчас у мамы дневной стационар — очень удобно. Да и клиника не сравнится с онкоинститутом образца 2017 года. Все таки нынче лечиться приятнее, видно по пациентам — тогда это были преимущественно заплаканные и поставившие на себе крест. А рядом толпа грустных родственников, которые шепотом пересказывают друг другу байки про безысходность.
Тут родственников на процедуру не пускают — «ждите в коридоре». Все химики лежат в одном зале, а не в общих палатах на 4-6 человек. У них удобные оранжевые креслица, как на сдаче крови, большое светлое помещение со множеством окон и хорошим видом, постоянный контроль медицинской сестры, готовой в любой момент прийти на помощь. Они травят друг другу анекдоты, смешные истории или интересные факты о достижениях науки. После капельницы можно сразу поехать домой.
Среди химиков есть те, кто лечатся уже несколько десятилетий, и они отмечают, что сейчас несравненно комфортнее, чем раньше. Говорят, даже Израиль нервно курит бамбук на фоне наших достижений в плане клиентоориентированности. Но мне тут сравнить не с чем. Рада, что маме достались более позитивные условия, ведь она тоже помнит мои и понимает разницу.
Но кое-чего мне во всем этом улучшайзинге все-таки не хватает…
