Вот что всегда удивляет, так это то, что зачастую люди читают не то, что прямо написано, а нечто иное. Впрочем, возможно, что это происходит потому, что написанное причудливым и совершенно непредсказуемым образом соединяется с тем, что в головах у этих людей, отчего получаются монстры, которые писавший вовсе не создавал. Они возникли в головах читавших.
Ближайший пример такой.
Вот я написал, что ни для какого неформального объекта, — формальный объект это объект, вся сущность которого взята исключительно в его форме (самый яркий пример: все объекты математики, которые строго формальны и только формальны), — нельзя с помощью никакого перечисления признаков (характеров) определить самые эти объекты, читающими делается уже вывод, что признаки (характеры) вообще неважны и от них-де писавший предлагает абстрагироваться. Но ведь нигде писавший такого явного предложения вообще не делал. Это «предложение» возникло у читающего, а не у этого писавшего.
Следующее за подобными представлениями хихиканье и хамство, таким образом, вообще-то в этом случае следует относить именно к представлению читающего.
Несколько слов об утке
Убойный аргумент мне был приведён тогда, когда я раскритиковал определение фашизма с помощью признаков. Аргумент выглядел так:
«Если это выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка, то это и есть утка».
Ну, указанное высказывание сильно распространено именно в США и Великобритании и звучит таким образом: ‘If it looks like a duck, swims like a duck and quacks like a duck, then it probably is a duck’.
Аргументирующий таким образом, совершает, по крайней мере, одну очевидную ошибку: он пропускает ровно одно слово, которое есть в исходном высказывании на английском языке, но слово это в данном случае весьма показательное. Это слово «probably», то есть «вероятно». Highly likely, так сказать.
Есть и вторая ошибка, которая, правда, не столь очевидна и содержится уже в исходном высказывании. Она, между прочим, также связана всё с тем же пропущенным словом. В высказывании говорится о том, что что-то как-то выглядит, как-то плавает и как-то крякает. Но откуда же наблюдатель знает, что это самое что-то (нечто) именно вообще выглядит, да ёще и «как» (то есть в сопоставлении с чем-то иным!), плавает и крякает? Вы не поверите, но я точно скажу откуда: наблюдатель это знает из своего восприятия и сопоставления. Иными словами, речь идёт не об объекте, который существует вне наблюдателя, а исключительно об образе, который сложился в наблюдателе. Но разве мы путаем изображение на экране монитора и утку? Неужели мы в действительности считаем, что видеоизображение утки и утка это и есть одно и то же? Кстати, вот как раз животные, рефлексия которых ограничена, и маленькие дети... да, действительно способны перепутать, например, изображение в зеркале и ...
Есть и третья сторона того же. Для того, чтобы понять, что что-то крякает как утка... надо вообще-то уже иметь утку. Я не шучу.
Если кто-то когда-то оказывался впервые в жизни в джунглях и вдруг слышал голос какого-то животного, то часто он не мог понять вообще что это за животное по голосу. Именно потому, что ему не с чем было сравнивать. У него ещё не было определения этого животного. Это животное у него не имело ещё определённости в-себе.
А вот для местных жителей это уже был голос вполне очевидной птицы, например.
И знаете, кто особо часто практиковал именно это самое высказывание об утке именно в США? Комиссия Маккарти. Причём именно для преследования коммунистов или того, кто им коммунистом привиделся. При том, что все эти маккартисты имели весьма слабое вообще понятие о марксизме-ленинизме. Но трепались на эту тему... как современные жертвы ЕГЭ. С той же убеждённостью, остервенением и категоричностью. И именно так это высказывание, именно в такой коннотации, и воспринималось и в США и в Великобритании, скажем, в пятидесятых годах прошлого столетия.
Совпадение? — Не думаю.
Зачем же слушать кряканье уток?
Напомню, что характер и определение это в некотором отношении действительно равные категории. Они равны в том именно смысле, что и характер, и определение суть определённости. То есть и определение и характер (признак), взятые сами по себе, суть ничто в наличном бытии, взятое как бытие. И в этом смысле они действительно равны.
Да, действительно, ровно в этом смысле, фиксируя тот или иной признак (характер), можно попытаться получить какую-то определённость. Ровно в этом смысле кряканье утки может свидетельствовать о том, что имеется утка. Но с другой стороны,
во-первых, с кряканьем утки может не быть связана собственно утка. Скажем, оно просто синтезировано приборами, а вовсе не сигнальным аппаратом какой-то утки и объективно представляет собою вообще-то набор звуковых колебаний определённого спектра и амплитуды, а о происхождении этого набора мы можем только домысливать;
во-вторых, можно себе представить, что кряканья, во всяком случае идентифицируемого наблюдателем как именно кряканье, нет, а, между тем, утка имеет место. Но что верно, так это то, что если мы слышим кряканье, то имеет законченный смысл искать утку.
Но представим себе, что мы воспринимаем не такой характер, как кряканье, а, скажем, крик осла. Крик осла это же тоже некоторая определённость, не так ли? Но вот в этом случае мы точно не будем искать утку.
Отсюда видно, что признаки, строго говоря, значение-то имеют, но они имеют значение именно для поисковой деятельности. Во всяком случае, например, для поиска иной определённости, нежели характер (признак), а именно: для поиска определённости в-себе, то есть определения. Никакой гарантии, впрочем, что такой поиск непременно каждый раз будет заканчиваться успехом, нет. Более того, сама форма представления определения может изменяться именно в результате его уточнения. А уточнение получается в результате поиска, а поиск происходит именно по выявленным признакам (характерам), то есть определённостям для-иного (например, для-нас).
Я допускаю, что представление о том, в какой форме должно быть определение фашизма, возникло не сразу, далеко не сразу. И в этом случае по признакам действительно и искалось определение. Но вот оно в результате поиска и осмысления целой системы определённостей для-нас при применении, например, методов диалектического материализма и исторического материализма возникло и было облечено во вполне конкретную форму через понятия. То есть оно оказалось не просто познано, но и понято («понять» это значит «выразить в понятиях»). Притом понято в системе вообще знаний об истории классов. Начиная с этого момента мы уже можем говорить именно об определении фашизма, то есть именно об определённости фашизма в-себе. При этом никто не утверждает, что это определение окончательное, что оно не может быть уточнено.
Ничего окончательного, раз и на всегда данного, в науке вообще нет.
Но вот что точно можно утверждать, так это то, что оно не может быть опровергнуто.
Во всяком случае оно так же не может быть опровергнуто, как нельзя опровергнуть утку криком осла.
Или опровергнуть механику Ньютона квантовой механикой.
Нельзя опровергнуть и Аристотелеву логику диалектической логикой и наоборот.
Не опровергаются трансцендентными числами и числа алгебраические. Дополняются — да, уточняются определения — да, а вот не опровергаются ничуть.
А теперь чуть-чуть вернёмся. С одной стороны, уточнение определения всегда происходит в результате некоторой поисковой работы, а последняя ведётся по признакам (характерам). И поисковая работа есть работа непременно в системе уже некоторого теоретического основания. С другой,
во-первых, поисковая работа не гарантирует успеха,
а во-вторых, если она ведётся не в истинных направлениях или не истинными методами, то можно с высокой степенью уверенности сказать, что результат поисков будет неистинным, а даже если он и окажется случайным (то есть недействительным, не существующим с необходимостью) образом истинным, то тот, кто получил этот результат, истинность-то его, скорее всего, и не увидит.
И вот на горизонте — призраки
Образно говоря: практическое значение признаков (характеров) состоит в том, что они указывают некоторое направление к отысканию истинного определения, соблюдение этого направления — рассудочно, а вот произвольное блуждание (как и стихийный рынок)... нет.
Но именно поэтому в том случае, когда некоторое определение уже существует на разумных, а следовательно, действительных основаниях, признаки (характеры) его следует выводить из уже имеющейся определённости в-себе, а не набирать произвольные характеры, из которых вполне возможно, и скорее всего так и будет, сложится нечто лишь напоминающее... Например, призрак.
И вот тут начинается опасность.
Нашедший по признакам очередной призрак начинает искренне полагать, что именно его призрак и есть то, что следовало искать. А так как искателей определённости в-себе великое множество, по меньшей мере некоторая их часть оказывается неудовлетворённой определением Коминтерна, а значительная уже часть этой части пытается вообще игнорировать диалектическую логику, сводя дело к формализмам (понятно почему — они просто не владеют диалектической логикой и не понимают соотношения между логикой Аристотелевой и диалектической, отсюда удивительные утверждения, например, что с помощью диалектической логики можно доказать что угодно (кстати, когда-то и я так выражёвывался!); кстати говоря, и Аристотелевой логикой владеют вовсе не все), то количество призраков фашизма, которые они плодят, — просто немыслимо и для каждого всё упирается только в то, какой из этих призраков, сотворённых тем или иным составителем списка, он предпочитает в это время года.
Насмешка Умберто Эко
Умберто Эко вообще догадался написать длинный список признаков, а затем сказать, что для фашизма вовсе не обязательно, чтобы все они присутствовали, а достаточно столько-то любых из этого списка. Вот уж способ определить что угодно и как угодно (!), так как никто никак ограничить ни общий список, ни количество выборок из него не может.
Кстати, вот вам простая задача буквально для школьников класса эдак восьмого. Жертвам ЕГЭ не беспокоиться!
Имеется множество из n элементов. Сколько различных выборок, состоящих из не менее, чем k элементов этого множества можно сделать из него так, что каждый элемент выбран в каждой выборке не более одного раза? Порешайте, порешайте! А в полученную формулу, подставьте, например, n = 14 и k = 7. И посмотрите — что выйдет.
Математика, граждане, великая штука — враз ум в порядок приводит!
Вот уверен: или Умберто Эко так поиздевался над публикой, или он вообще лишён способности рассуждать. Кстати, лично я полагаю, что первое. Это он явно так «прикололся» над «малолетними дебилами», а «малолетние дебилы» принялись на это всерьёз ссылаться. И потому я неизменно удивляюсь ссылкам на этот его славный метод: выписать список поболее, а затем заявить, что можете выбирать тут что-нибудь.
Заметим, что да, в той или иной части и призрак может совпадать с реальным объектом. Именно на этом, кстати, построена масса сказок и мифов, а, скажем, корейская, китайская и японская литературы просто переполнены подобным.
Сами по себе такие призраки безопасны. Опасность заключается не собственно в них самих, никто никому не запрещает галлюцинировать так, как ему хочется. Опасность заключается в том, что именно этим маревом делается попытка отвлечь от истинной опасности. Например, так: не надо бороться с фашизмом на Украине, потому что он не там, а в России надо бороться с российским фашизмом, называемым рашизмом. Хотя в реальности дело обстоит ровно наоборот, и если в России, как впрочем, и вообще в любом государстве мы действительно можем наблюдать признаки фашизма (особенно если они вообще изобретаются по вкусу), то вот на Украине не в форме какого-нибудь там «украшизма», а именно нацизма фашизм существует уже как определённость в-себе.
Для того, чтобы вполне осознать опасность произвольности методов поиска определения по признакам, по спискам признаков, советую обратить внимание на то, что практически все именно пуританские процессы поиска и поимки ведьм, скажем, в США были основаны именно на научной, как представлялось тогда, а на самом деле на эмпирической, основе. Руководства со списками именно признаков ведьмовства составлялись на самом деле в результате довольно обширной феноменологии, которую проводили... держитесь крепче!.. Гарвардские профессоры. Мило?! А поскольку, например, Салем был населён именно конгрегационалистами, а не пресвитерианами, то единственный метод обнаружения ведьм, к которым относили даже не тех, кто, как это считалось в Европе, совершили какие-то малефиции, а просто заключили контракт с дьяволом, то есть метод выведения ведьмовства как определённости в-себе (как вы понимаете, сам контракт не предъявлялся, его наличие именно было в-себе, а пуритане вообще — английские кальвинисты, свято верившие именно в трансцендентальное предопределение), сводился к авторитетному мнению «экспертов», в том числе, между прочим, с «лицензиями», то... вот имеем, например, Салемские процессы. При этом надо ещё учитывать, что среди конгрегационалистов никаких единых авторитетов не было просто по причине именно их конгрегационалистичности.
Ровно на тех же основаниях работала и комиссия Маккарти.
Бессистемно ищете признаки? — Тогда призраки идут к Вам.