Сейчас, друзья, вы прочтете одно письмо З. Лыцарь, датированное 1983 годом. В нем она рассказывает о своем брате — Лыцаре Борисе Кирилловиче
ДОРОГАЯ редакция! Посылаю вам фотографию и два письма моего брата капитана Лыцаря Бориса Кирилловича, который был на фронте с первого дня вероломного нападения гитлеровской Германии.
После освобождения Житомирской области от немецко-фашистских оккупантов воинская часть, где служил брат, следовала через станцию Попельная, это в 12 километрах от нашего села. Эшелон должен был стоять на станции до утра, и Бориса на одну ночь отпустили домой.
Всю эту ночь я, мама и отец просидели вместе с ним. Борис много рассказывал о фронтовой жизни, о том, что в бой всегда ведет первым свою роту автоматчиков, которой командовал, что ему приходилось на себе переправлять через реки солдат, не умеющих плавать. Брат был хорошим пловцом еще в школе, и он никогда не любил хвастаться. Я верила, что он говорит о том, что было на самом деле. Об этом же говорили и его награды на груди — ордена Красного Знамени, Отечественной войны II степени и медаль «За отвагу».
Утром мы распрощались. А вскоре пришло от Бориса письмо. Он писал:
«Дорогие папа и мама! Я сейчас уже нахожусь на фронте, бью фрицев. Пока жив и здоров. Только что принят кандидатом в члены ВКП(б). Это для меня большая радость. Дорогие! Я очень скучаю за вами. С тех пор, как я увидел вас, я стал очень веселый. Ведь я же долго не знал о вас ничего, очень беспокоился. Теперь я узнал, что вы живы и здоровы, и мне стало лучше, только скучаю. Но ничего. Я когда уезжал, то говорил вам: «Я вернусь! Только очень ждите меня». Вернусь, это будет обязательно. Такие, как я, живучие».
Второе письмо пришло из госпиталя, куда Борис попал, будучи раненным в боях на польской земле. Это было не первое ранение, и вот почему в его письме звучат нотки грусти.
«Дорогие! Я опять в госпитале. Видно, судьба моя такая. В последний раз хотя бы мог ходить, а сейчас лежу на койке в палате. Ранен в ногу, возле коленного сустава. Самое плохое ранение для меня, ведь я не люблю сидеть на одном месте. Да, тяжело переживать это все, но ничего не поделаешь. Проклятый фриц стал больно часто угощать меня железом, то пулей, то осколками. Но и ему от меня за время войны досталось, не один попрощался с белым светом от моей руки. Вернусь после лечения в часть, опять буду бить их, пока ни одного фрица не останется на земле союзных с нами государств. Варшава близко, скоро мы пронесем свои красные знамена по ее улицам, а там уже и Берлин недалеко. Правда, трудно предугадать, будем ли мы живы, но нужно рассчитывать, что будем. Тогда уж отпразднуем победу».
Не дожил. Не отпраздновал...
Из госпиталя брат вернулся в свою часть, в 280-й стрелковый полк 185-й стрелковой дивизии и спустя несколько дней снова был ранен, на этот раз — смертельно. Долгие годы я и родители искали его могилу. Родители умерли, а я не прекращала поиски, и вот в прошлом году благодаря душевным заботам сотрудников Советского Красного Креста и Красного Полумесяца удалось установить, что брат похоронен вблизи города Пима на кладбище советских воинов, в могиле № 7. Мне сообщили также, что Борис Лыцарь навечно занесен в списки воинов, павших в борьбе за освобождение от фашистского ига братской Польши.
3. ЛЫЦАРЬ. СКВИРА, Киевская область (1983)
