— Молодец, Миша! Осталось опустить последний мешок картошки. Вон в том углу стоит. Опусти его, — раздавала бабуля указания моему парню.
— Хорошо, Прасковья Никитична! — сказал Миша, поднимаясь по лесенке из погреба.
— Так, правильно, вот этот мешок… Ах да! Ещё ж три мешка с морковью в прихожей. Их тоже нужно отнести в погреб.
— Будет сделано! — отозвался Миша, высыпая в ящик картошку из восьмого мешка.
— А ещё ж лучок нужно опустить! Ну там всего ничего — два мешочка и те по десять килограмм.
— И лучок опустим!
— Ой, какой удалой! Он, смотрю, не только умные книжки читать мастер. Он у нас ещё и богатырь! — нахваливала бабуля помощника.
— Ну так… Чему ты удивляешься?! Он Митьке ведь достойный дал отпор, когда тот на него на свадьбе набросился!
— Ну! Одно дело — подраться, другое дело — потрудиться на славу.
— Готово! — воскликнул Миша. — Может, ещё что нужно опустить? Или шкаф передвинуть?
— Ну полноте, внучек…
— Внучек?! — переспросила я.
— Ну да, внучек… Он же твой ровесник, потому и внучек, — проворчала бабуля.
— А-а, вот оно что… А я уж подумала, что Миша тебе втихаря про нашу помолвку шепнул.
— Какую помолвку?! — спохватилась бабуля.
— Ладно, бабуль, не бери в голову. Я шучу.
— Хм! А этой бы всё шутить! — фыркнула бабуля. — Ладно, совсем загоняла я дитя! Скажет, приехал в гости! Сотни килограмм овощей перетаскал и даже не накормили! Садись за стол, мой золотой! А ты, Катюша, помоги мне накрыть.
— Да может, я помогу? — предложил Миша.
— Ну уж нет! Я тебя и так загоняла. Да и гостишь ты у своей невесты. Пусть она за тобой поухаживает.
— Кажется, бабуля из тех, кто считает, что в каждой шутке только долечка шутки… — сказала я, обращаясь к Мише, который прямо сиял от счастья.
Я налила своему милому густой наваристый борщ с говяжьим мясом, подала зелень и сметану, положила перед ним ломти свежего домашнего хлеба, нарезала колбасы и сыра. Бабуля подала рубленые котлеты, запечённую картошку с золотистой корочкой, селёдочку с маринованным луком и винегрет. Наконец-то мы приступили к ужину. Однако бабуля нашла чем ещё приправить нашу трапезу:
— Надо ж решить, где наш гость спать будет… Знаешь что, мой хороший… У нас такой уютный чердак… Там у нас так тепло! И раскладушечка там исправная хранится. Вот на той раскладушечке я тебе и постелю.
— Понял, — ответил Миша, не показывая каких-либо эмоций.
— Да в смысле? — вмешалась я. — Почему на чердаке да на раскладушечке? У нас же ещё гостиная есть, а там хороший диван…
— Я сказала на чердаке — значит на чердаке! — отрезала бабуля.
— А-а, понятно… — протянула я нараспев. — Просто бабуля наша слишком молодая, чтобы стать прабабушкой. Ладно, пойду-ка я ночевать к Агафье, чтоб уж наверняка… А то вдруг чердачная сигнализация не сработает.
— И не стыдно тебе нести такое при молодом человеке?! — осадила меня бабуля, покачивая головой.
— Да что я такого сказала?! Вот если бы я тебе, бабуля, предложила ночевать на чердаке вместо Миши, тогда бы ещё был повод для беспокойства. А я ведь собралась к Агафье сбежать от греха подальше…
— Не надо к Агафье! Нечего её тревожить на ночь глядя…
— Да ладно, бабуль! Мы с Агафьей подружились! Почему бы мне у неё не переночевать?!
— Один раз уже переночевала! Потом тебе плачущая невеста всюду мерещилась!
— Ну так это когда было?!Три месяца назад! Я тогда ещё маленькая была, а теперь я сама невеста — так ты меня называешь… Хотя… если ты против, чтобы я ночевала у Агафьи, ладно — я к ней не пойду. Пусть Миша к ней идёт, — произнесла я последнее предложение, захлёбываясь смехом. — Придёт он к ней… Мол, я к тебе ночевать, давай стели-хи-хи-хи…
— И-ги-ги-ги-ги! — передразнила меня бабуля.
Миша засмеялся, прикрыв лицо рукой.
— Вот видишь: молодому человеку неловко за тебя… Миш, а сажи мне… Это она всегда себя так ведёт, что за неё приходится краснеть?
— Нет-нет, — возразил Миша. — Катя вполне благоразумная девушка, просто она — охотница пошутить.
— Ну ты даёшь, бабуль! Как будто мы с тобой вчера познакомились! Ты же знаешь, что мой весёлый нрав совсем не мешает мне быть серьёзной, когда надо… Смотри! Я и косичку себе снова отращиваю… Как только волосы немного отросли, так я их сразу в косичку и заплела. Заметила?
— Да заметила я, заметила… Правильно делаешь, что отращиваешь косу. У тебя хорошие волосы. А вы, я смотрю, с Мишей одной и той же масти — тёмно-русые и зеленоглазые. Красивая пара! И детки у вас красивые будут, — высказала бабуля мысли вслух, прикусывая губу.
— Так-так-так… И за кого это, бабулечка, сейчас должно быть неловко, а? — торжествующе поймала я бабулю.
— Ну а что? Если станете супругами, будут у вас дети! Положено так. Что тут такого? Ну так я не поняла, кто из вас к Агафье-то идёт… — резко сменила тему бабуля.
— Я, конечно же, бабуль, я!
— А я провожу, а то уже темно, — сказал Миша.
— А ты обратно хоть доберёшься? Ты ведь в Добрянке впервые, да ещё впотьмах будешь возвращаться, — встревожилась бабуля.
— Конечно, доберусь, не переживайте!
— Давай-ка я тебе подробно всё расскажу…
Пока я прихорашивалась, бабуля рассказывала Мише, где на обратном пути свернуть, где сколько домов пройти, на что ориентироваться… Мы уже почти вышли за порог, но бабуля нас остановила:
— Смотрите не вздумайте вдвоём у Агафьи остаться!
— Ага, значит с красивыми правнучатами лучше повременить… Понятно… Ладно, бабуль! Спокойной ночи! — сказала я, обняв бабулю.
Мы шли по вечерним улицам Добрянки. Темно, хоть глаз выколи. Никаких фонарей. Створки на окнах закрыты. Только изредка горел тускловатый свет в маленьких окошках.
— Через день уже зима… А я умудрилась забыть перчатки. Как хорошо, что ты держишь мою руку. Другая рука стынет, прячу её в карман, — пожаловалась я Мише.
— Давай сюда и другую руку, — сказал Миша и взял мою руку в свою ладонь.
— А ты бабушке понравился! По всем параметрам.
— Я старался.
— Да-да, я видела. Знаешь, если бы я этим вечером отправилась в путь одна, я бы умерла от тоски. Всё же в городе намного лучше в межсезонье… Когда ещё не выпал снег, серые приунывшие улицы и безлистные деревья украшают огоньками, игрушками — создаётся атмосфера волшебства… А над деревней в это время нависает беспросветная мгла… Смотри! Только полная луна горит, как зрачок огромной чёрной волчицы, при виде которой всё живое замирает и леденеет от ужаса, — поделилась я своими эмоциями с Мишей.
— Знаешь, а мне всё это представляется иначе… Я вижу чудесную минималистичную картину: затихшая природа перед тем, как уйти под покрывало белого снега, купается в лунном свете. Ты посмотри, какая огромная луна! И кажется, что она совсем близко. В городе такого не увидишь. Всё же искусственным огонькам, даже самым ярким и нарядным, никогда не превзойти по силе и красоте настоящее светило. Да, гирлянды и фонарики могут затмить лунный свет, но не заменить его.
— Какой же ты у меня хороший! Ты у меня и романтик, и философ…
— Не жалеешь о выборе в мою пользу?
— Ну а ты как думаешь? — задала я с лукавым видом встречный вопрос.
Так мы и шли, беседуя и смеясь, пока не оказались на пороге у Агафьи. У неё в кухне горел свет. Значит она ещё не легла спать. Я постучалась. Послышались лёгкие и уверенные шаги Агафьи. Она открыла нам дверь.
— Агафья, привет! А это вот мы с Мишей на ночь глядя пожаловали.
— Привет! Проходите! — сказала Агафья. И, как всегда, опрятная, причёсанная и с невозмутимым видом. Хоть бы раз изобразила удивление!
— Я, наверное, пойду… — начал было Михаил.
— Э, нет! Я не отпущу тебя, пока ты не увидишь агафьиных кукол. Я-то показывала тебе фотографии, но ты должен увидеть их вживую… Ты, как историк, будешь в восторге от агафьиных работ, — настояла я на своём.
Пока мы рассматривали с Мишей кукол в народных и исторических нарядах, Агафья пошла поставить чайник. Миша бросил взгляд на куклу-невесту, которая удивительно похожа на Агафью, внимательно её рассмотрел, но не стал ни о чём расспрашивать. Что сказать?! Интеллигент до мозга костей! Не стал задавать лишних вопросов. Разве что выразил своё восхищение резным теремом, возле которого стояла невеста.
— Катя, Миша, чай готов! Прошу к столу! — обратилась к нам Агафья.
— Благодарю! С удовольствием выпил бы вашего чаю! Наслышан о ваших способностях! Но знаете, мне правда пора… Прасковья Никитична будет переживать, если я задержусь.
— А пожалуй, ты прав! — согласилась я. — Возьмёт ещё и подумает, что мы на самом деле решили у Агафьи вместе остаться.
— Великолепные у вас работы! Всего вам доброго! — попрощался Миша с Агафьей.
— Подожди, я тебя провожу, — сказала я. — Мы вышли на порог. Я хорошенько натянула шапку Мише на уши. Закутала его шарфом. И попросила, чтобы он позвонил, когда доберётся. Мы нежно обнялись и попрощались.
Я пошла на кухню. Агафья уже разлила по чашкам чай из хвои и рябины. Мы пили чай и закусывали мятными пряниками.
— Агафья, слушай, твой домик ведь прям на опушке леса. Бывает ли так, что здесь бродят дикие звери? В некоторые деревни в это время приходят волки, нападают на скотину…
— На Добрянку волки никогда не нападают. Напротив! И других зверей отпугивают… Добрянские жители никогда не охотились на волков в лесу и другим не позволяли. В Добрянке волк — священное животное. Часто слышу многоголосое пение волков, но ни разу на моей памяти волки не приближались слишком близко к деревне и никакого зла добрянцам не причиняли. Но есть один особенный волк... Он приходит к моему дому в полночь каждое полнолунье. У него белоснежная шерсть и дивные синие глаза.
— Может, это хаски?
— Нет, это волк. Каждое полнолуние ровно в полночь он приходит к моему дому со стороны леса, издаёт хриплый вой и голосит до тех пор, пока я не выйду. Мы проводим с ним один час, затем он убегает обратно в лес.
— Слушай, сегодня ведь полнолуние…
Не успела Агафья ничего ответить мне на моё замечание, как у меня зазвонил телефон. Это позвонил Миша по видеосвязи. Я ответила на звонок, и у меня на экране отобразился он вместе с бабулей. Пока я весело с ними болтала, Агафья постелила мне постель в гостиной. Я не стала злоупотреблять Агафьиной добротой. Ровно в девять часов я попрощалась со своими близкими и пошла спать.
Мы всюду потушили свет, но в гостиной, залитой лунным светом, было довольно светло. Я перевернулась на другой бок, чтобы спать лицом к спинке дивана. Но вдруг раздался вой — протяжный, настойчивый, пронизывающий душу… Я снова перевернулась на другой бок и увидела на пороге белого волка с горящими синими глазами, но он не обращал на меня никакого внимания. Волк подошёл к кукле-невесте, стоящей возле терема, ласково её обнюхал, улёгся возле её ног. И кукла ожила. Она улыбнулась, погладила ручками волка и приобняла его. Волк потёрся мордой о куклу. Затем он встал и медленной походкой вместе с куклой отправился к выходу. Длинная фата невесты тянулась по полу, сливаясь с лунной дорожкой...
Но вдруг я открыла глаза и поняла, что это был сон. Кукла неподвижно стояла возле терема на своём привычном месте. В дивном свете матушки-луны она выглядела сияющей, как ангел. Я привстала, выглянула в окно: круглолицая луна безмолвно и вопросительно глядела на меня.
Но не успела я извиниться перед матушкой-луной за свою бессонницу, как вдруг в её жемчужном блеске появилась Агафья. Я её сразу и не узнала. У неё на голове был белый пушистый платок. Её длинные светлые волосы были распущены и струились по спине шелковистыми волнами. Я впервые застала Агафью с распущенными волосами. И первый раз в жизни увидела, чтобы она смеялась, кружилась, пританцовывала…
Следом за ней скакал белый волк. То он оббегал Агафью кругами, то подпрыгивал и клал ей на плечи мохнатые лапы, то тёрся мордой о её ноги, то падал на спину, игриво открывая клыкастую пасть. Его зрачки горели бледно-голубым светом. Агафья трепала его морду, гладила его по спине, что-то ему приговаривала… Я ущипнула себя побольней, чтобы убедиться, что это не сон. Нет, это был вовсе не сон. В очередной раз к Агафье пришёл полночный волк, о котором она рассказывала. Вдоволь нарезвившись, волк прилёг, Агафья села рядом с ним прямо на землю. И вдруг лёгкими хлопьями повалил белый снег. Волк положил свою косматую голову Агафье на колени, а она сдувала снежинки с его взъерошенной шерсти.
«Ах, в чём же твоя тайна, загадочная ведунья, в чём?»
Мария Рунич
Продолжение следует. Следующая история из серии про Агафью — «Рождественское гадание».
Также предлагаю к прочтению: