...Как плещутся о берег, очерченный Плутоном, звездные моря...
— Он то и дело повторяет это, — сказал Дробот — биолог и по совместительству — бортовой врач. — Это какие-то стихи?
Старпом Сергеев пожал плечами, но бортинженер Красиков, известный знаток и ценитель современной поэзии, пояснил:
— Это из Леона Травинского... — и с неуместным сейчас воодушевлением процитировал:
Дальние линии, дальние линии,
Мегаметры пространства —
Громом в ушах, гулом в крови.
Но что же дальше?
Слушайте, пилоты,
Слушайте, пилоты дальних линий,
Как плещутся о берег, очерченный Плутоном,
Звездные моря.
В медотсеке повисла тишина. Впрочем, все в нем, как и вообще на корабле находилось сейчас в подвешенном состоянии — люди, предметы, а главным образом — общее состояние дел. Невесомость. Обломок кометного ядра расколол зеркало отражателя, смял астрономическую кабину, сорвал главную антенну, изменил свою и чужую траекторию и канул в вечности. Астронавигатор второй позиции Голобоков и штурман Стасов, которые несли вахту в центральном посту, сумели справиться с неконтролируемым вращением планетолета и протестировать основные его узлы и системы. Состояние «Валентина Глушко» оставляло желать лучшего. Он больше не мог развить крейсерскую скорость, был ограничен в маневре и лишился связи с Базой.
Из экипажа серьезно пострадал только начальник экспедиции. В момент удара он находился в астрокабине. Автодиагност обнаружил перелом позвоночника и тяжелую контузию. Бортовой врач сделал для пострадавшего все, что было в его силах, но поставить на ноги Вадима Сергеевича могли только медики на «КЭЦ» — крупнейшей орбитальной станции Земли и первого эфирного города в истории, но чтобы доставить пострадавшего, нужно было одолеть около пяти миллиардов километров, больше двадцати девяти астрономических единиц. С разбитым отражателем. Без связи. Конечно, афелий ими уже пройден и теперь они возвращались к Солнцу, вот только перигелий нужно рассчитать заново — траектория изменилась. При нынешней своей скорости «Глушко» за полмесяца достигнет ближайшей к центральному светилу точки орбиты, а в зоне приема даже слабого радиосигнала окажется еще раньше, но не сможет сбросить скорость до круговой.
Не только потому, что разбит отражатель, а без маршевого двигателя колоссальную массу двухсотметрового планетолета ничем не затормозишь, но и потому, что перегрузка при торможении убьет старшего астронавигатора Серебрякова. Об этом и шел разговор в медотсеке, рядом с раненным командиром, губы которого еще повторяли строчки знаменитого поэта, но все тише и медленнее. Дробот ввел ему специально подобранный состав лекарств, погружающих организм пациента в состояние медикаментозной комы. Невесомость была лучшей постелью, но тело пострадавшего все равно пришлось зафиксировать в противоперегрузочном ложементе — эта область Пространства навылет простреливалась ядрами, отлитыми матушкой природой. Одно они уже пропустили.
— Как долго вы сможете поддерживать организм Вадима Сергеевича в относительно стабильном состоянии? — уточнил Сергеев.
— Если ухудшения не произойдет — довольно долго, — уклончиво ответил Дробот.
— Хорошо, — кивнул старший помощник и обратился к бортинженеру: — Владилен Евгеньевич, каков запас хода у вспомогательной ракеты?
— Триста часов, — ответил Красиков. — Ресурс СЖО тоже рассчитан на этот период.
— Это при полной загрузке?
— Да.
— А если на двоих?
— Нужно пересчитать, но, конечно, увеличится, как минимум, вдвое.
— Пересчитайте!
— Сделаю, Иван Трофимович.
— Вы, Василий Михайлович, конечно, же проходили полный цикл подготовки? — вновь обратился к биологу Сергеев.
— Безусловно, товарищ старпом.
— Следовательно, сможете управлять вспомогательной ракетой при ускорении два— три метра в секунду.
— Полагаю, что справлюсь.
— Отлично. В таком случае, товарищи, готовьте вспомогательную ракету. Пассажиром будет Вадим Сергеевич. А пилотом — товарищ Дробот. Я попрошу астронавигатора второй позиции и штурмана рассчитать оптимальное время запуска. Нужно, чтобы вспомогательная ракета смогла достичь точки, где ее подберет спасательное судно. Вопросы есть? — Бортинженер и врач покачал головами. — Тогда за работу, товарищи!
Завершив свою краткую речь это сакраментальной фразой, старпом покинул медицинский отсек. Дробот и Красиков кратко обсудили план переоборудования вспомогательной ракеты под транспортировку пациента с переломом позвоночника. Они не говорили только об одном, о том, что двое покинут почти неуправляемый корабль, четверо останутся. В перигелии «Валентин Глушко» слишком близко подойдет к Солнцу, а значит, подвергнется смертельно опасному излучению. Гравитация светила затормозит корабль и теоретически станет возможной высадка на него спасательной команды, но вот что она обнаружит на его борту? Как бы то ни было — ни у кого из межпланетников не могло возникнуть и тени сомнения в справедливости решения, принятого старшим помощником.
Десять дней спустя, по земному времени, переоборудованная вспомогательная ракета была готова к отлету. Свободные от вахты межпланетники с величайшей осторожностью перенесли старшего астронавигатора, по-прежнему пребывающего в спасительном небытии, в пассажирский отсек, уложили в противоперегрузочный ложемент. Дробот подключил контрольные датчики, регистрирующие состояние здоровья пациента, а также — ввел препараты, поддерживающие замедленный в состоянии искусственной комы метаболизм. Красиков еще раз перепроверил приборы управления вспомогательным судном. В принципе, оно все равно полетит в автоматическом режиме, по заранее рассчитанной траектории, и можно был бы не беспокоится, но как и все инженеры, Красиков больше доверял своим глазам и профессиональному чутью.
— Пойдете с минимальным ускорением, — в который раз сказал он Дроботу. — Так что ни о чем не беспокойся.
— Я и не беспокоюсь, — с вымученной улыбкой откликнулся врач.
Оглянувшись на товарищей, бортинженер притянул Дробота к себе и прошептал на ухо:
— Позаботься там о моих, ладно?
— Обязательно, — сказал тот и произнес фразу, которую в разных вариациях говорил уже всем, кроме Сергеева. — Но только - до твоего возвращения.
— Пора, товарищи! — напомнил астронавигатор второй позиции Голобоков.
Остающиеся по очереди обняли улетающего. Не было в ангаре только старшего помощника — он нес вахту. Впрочем, с ним биолог уже попрощался. В последние дни они часто виделись. Не сантиментов ради, а по делу. Дробот постарался научить Сергеева обращаться с оборудованием в медотсеке и показал, где и какие лекарства хранятся. Благо каждый межпланетник проходит начальную медицинскую подготовку, так что старпому было не так сложно запомнить наставления врача. Штурман, а по совместительству парторг экипажа, Стасов передал отлетающему товарищу толстый пакет документов — в нем были протоколы собраний и другие документы, касающиеся партийной жизни. Письма родным и друзьям, а также — научный архив экспедиции были уже погружены.
Дробот вплыл в шлюз и броневая плита люка отделила его от товарищей. В кабине вспомогательной ракеты он пристегнулся в ложементе и принялся ждать. «Внимание, старт! — послышалось в наушниках. — Полной тяги на оси, Вася! Обними за нас Землю!». Внешний люк шлюзового ангара отворился наружу. Автоматика короткими впрысками маневровых двигателей вытолкнула ракету за пределы корабля. Справа биолог увидел изуродованный край отражателя, а слева — вынесенную на стометровой консоли — сферу обитаемого модуля. Из-за отражателя выглядывал бело-голубой диск Солнца, которое заметно увеличилось в видимых размерах. Дробот знал, что товарищи решили развернуть планетолет зеркалом к светилу, чтобы гасить скорость еще и с помощью солнечного ветра.
Его же путь лежал к Марсу. Оттуда уже выслали спасательный корабль. Едва слабый радиосигнал с поврежденного «Глушко» был принят ближайшим радиобуем и ретранслирован дальше, на Марсе, Венере, Луне, Земле и в открытом Пространстве, всюду где жили и работали люди, стали искать способы спасения экипажа фотонного планетолета «Валентин Глушко». И Василий Михайлович знал, что не то, что родным и близким своих товарищей, а даже собственному сыну Мишке — курсанту Межпланетного училища — не сможет смотреть в глаза, если не примет участие в спасательных операциях. Вот только передаст коллегам своего пациента и сразу же попросится на борт любого корабля, капитан которого рискнет бросить вызов законам небесной механики.
В том, что такие найдутся — Дробот не сомневался. Конечно, каждый, кто водит корабли в Пространстве, подчиняется УПРМЕЖФЛОТу, но в Уставе, принятом Международной Федерацией Межпланетников, сказано: «В случае необходимости оказать помощь терпящим бедствие, капитан имеет право принимать решение самостоятельно...». Да, порою этот пункт межпланетники толковали слишком широко, но у кого повернется язык запретить экипажу планетолета рисковать собой, если речь идет о жизни их товарищей? Правда, дельцы из «Рокет компани» и других западных фирм, подвизавшихся на разграблении космических ресурсов, принадлежащих всему человечеству, могли не дать капитанам своих кораблей топлива, но на помощь всегда могли прийти советские товарищи.
«Глушко» давно превратился в звездочку и растворился в сиянии солнечного диска, а вспомогательная ракета еще почти неделю скользила в пустоте. Василий Михайлович то и дело проверял состояние пациента. Показания контрольных датчиков тревоги у него не вызывали. Время от времени приходили сообщения с марсианской базы на Фобосе. Запаздывание сигнала не позволяло вести прямой диалог, поэтому Дробот сначала составлял текст ответного сообщения, а затем его отправлял. Наконец, ожил динамик и спокойный мужественный голос произнес: «Внимание, пилоту вспомогательной ракеты «эРВэГэ один», говорит капитан Келлог. Межпланетное спасательное судно «Солнечная Королева». Мы в одном мегаметре от вас. Дайте пеленг...»
На Фобосе, передав Вадима Сергеевича Серебрякова экипажу санитарного планетолета «Эскулап», Василий Михайлович сразу же бросился в местный филиал второго отдела Управления Межпланетного Флота. Сдал документы секретарю. И хотя в приемной начальника было полно народу, Дробота узнали и пропустили без очереди. Цокая магнитными подковками — на самом большом спутнике Марса было ничтожно малое тяготение — врач «Глушко» вошел в кабинет. Увидев посетителя, Ираклий Лордкипанидзе поднялся, и не только из вежливости. Дробот и сам не подозревал, что стал героем дня. И хорошо, что не знал. Начальник второго отдела пожал вошедшему руку и предложил ему жесткий металлический стул, который на Фобосе казался мягче самого роскошного кресла на Земле или Венере.
— Слушаю вас, Василий Михайлович!
— Кто из капитанов идет на помощь «Глушко»? — без обиняков осведомился Дробот, оставшись на ногах.
Лордкипанидзе вздохнул.
— Василий Михайлович, дорогой, — затянул он. — Не тебе, межпланетнику, объяснять, что представляет собой траектория «Глушко»...
— Ираклий Автандилович, я тебя не про траекторию спрашиваю, — перебил его Василий Михайлович. — Я тебя спрашиваю, кто из капитанов идет на выручку нашим парням?!
Начальник второго отдела снова вздохнул и нехотя ответил:
— Да нашелся один сумасшедший...
— На какой Базе? — тут же вцепился в него Дробот. — В Море Спокойствия?.. На Цифэе?.. На Вените?..
Карие глаза Лордкипанидзе стали совсем несчастными.
— У нас! — рыдающим голосом сообщил он.
— Стартовал?
Начальник второго отдела посмотрел на часы.
— Через сорок минут уходит.
— Назначь меня в экипаж! — потребовал Василий Михайлович.
— Да ты с ума сошел, да!.. У него там полный комплект...
— Представителем УПРМЕЖФЛОТа... Наблюдателем от Федерации... Чертом лысым!.. А не то я пешком пойду!
Лордкипанидзе смотрел на него с участием, как на душевнобольного.
— Зачем тебе это надо, дорогой? — ласково произнес он. — Ты свой долг выполнил. А они выполнят свой, если сумеют, конечно...
— А как я буду смотреть в глаза женам и детям наших парней с «Глушко», ты подумал?..
— А я как буду — твоим, если с тобой что-нибудь стрясется?.. — парировал Лордкипанидзе.
— Я тебе расписку напишу, — пообещал Дробот, — а ты мне — назначение!
— Нашел бюрократа, бумагу марать... — проворчал начальник второго отдела, и повернулся к служебному видеофону. — Гриша, дай мне «Голиаф», срочно!.. «Голиаф»?.. — Лордкипанидзе перешел на чешский. — Говорит начальник второго отдела Управления... Примите на борт врача... Знаю, что у вас есть... Это Дробот с «Глушко»... Ах, с удовольствием... Тогда ждите!
Он отключил связь, пробурчал что-то по-грузински и перешел на русский:
— Дуй на седьмой стапель, шантажист... И учти, если что, я тебе цветочки на могилку таскать не стану, ты не Сулико...
— Типун тебе на язык!
В чем преимущество низкой гравитации — ходить по полу не обязательно. Все коридоры Базы на Фобосе имели шестигранное сечение, поэтому движение здесь осуществлялось в трех измерениях, иначе было бы не протолкнуться. Василий Михайлович прибыл на седьмой стапель за десять минут до старта планетолета «Голиаф». Отстегнув магнитные подковки, Дробот оттолкнулся и метнулся к люку — некогда был уже ковылять по трапу. Два дюжих молодца подхватили его и втащили в шлюз. Назвали номер каюты и чтобы не тратить времени даром, швырнули вдоль вертикальной сейчас шахты, что соединяла шлюзовой отсек с обитаемым модулем. На полпути, врач почувствовал, что его ощутимо сносит назад. Пришлось продолжить путь, подтягиваясь за скобы.
Планетолет отчалил от уродливой картофелины главного марсианского спутника и ускорение определило направление верх — низ. Василий Михайлович едва успел ввалиться в свою каюту и зашнуроваться в противоперегрузочном ложементе, как ускорение возросло вдвое. А потом еще вдвое. И еще. Дробот лежал, придавленный восьмикратной перегрузкой, не в силах пошевелить и пальцем. Свободны были только его мысли, да и то — относительно. Он очень надеялся, что Лизе и Мишке не скажут, что их муж и отец, который через несколько дней мог бы вернуться домой, отправился покинутому им планетолету вдогонку. Да еще и на корабле «одного сумасшедшего».
Впрочем, какая разница! Помешать они ему все равно не смогут. И не захотят. Мишка сам без пяти минут межпланетник. Как раз проходит практику, гоняя грузовую ракету между Луной и Цифэем. А Лиза... Лиза жена и мать межпланетников. Должна понимать. Сейчас главное догнать «Глушко», пока не поздно. Вон как чешет этот «Голиаф». Видать, его капитан парень бедовый. Успеют, наверняка. Василий Михайлович недостаточно хорошо разбирался в астронавигации, чтобы понять сколько времени осталось у его товарищей до того, как ионизация корпуса и внутренних переборок достигнет опасных значений, но верил, что до этого не дойдет. Да и Сергеев умница, не даст парням манкировать инъекциями радиофага. И, в конце концов, на борту терпящего бедствие корабля есть противорадиационная капсула.
Несмотря на перегрузки, Дробот умудрился уснуть. И не удивительно. Он несколько дней держался на одном спорамине. А когда проснулся, то удивился необыкновенной легкости. «Голиаф» двигался по инерции, видимо, набрав требуемую скорость. Под полукруглым потолком каюты висел, придерживаясь за ременную петлю, незнакомец. Красавцем его назвать было нельзя — тугие щеки, нос картофелиной, морщинки часто смеющегося человека. В общем — облик не межпланетника, а пекаря, живущего где-нибудь в Моравии, в тихом средневековом городке, далеком от грохота космодрома. Впрочем, Василий Михайлович знал, что внешность обманчива. Один из его приятелей, толстый человек с тихим голосом и робким характером, одновременно был и одним из лучших межпланетных штурманов.
— Здравствуйте! — обратился к нему незнакомец по-английски. — Моя фамилия Пиркс. Я старший астронавигатор «Голиафа».
— Очень приятно! — слабым спросонья голосом отозвался врач. — Дробот.
— Я знаю, — последовал ответ и морщинки обрели привычную для них форму. — Мы идем оверсаном, на скорости семь мегаметров в секунду. До торможения можно успеть принять ванную и пообедать.
Это была шутка, но врачу сейчас было не до шуток.
— Оверсаном? — переспросил Василий Михайлович. — Через северный или через южный полюс?
— Через южный... — вздохнул старший астронавигатор и добавил: — Не думал, что врачи разбираются в навигации. Впрочем, у русских в Пространстве служат самые лучшие...
— Благодарю... Скажите, командор... каковы шансы, что мы догоним «Глушко»?
— Догоним? — удивился Пиркс. — У вас, у русских, говорят... Нет ничего хуже, чем ждать и догонять... — Снова фейерверк морщинок. — Нет, мы идем на перехват. Упадем на них, как коршун на голубку.
— В этой голубке тридцать тысяч тонн массы покоя.
— «Голиаф» почти на половину легче, на это вся наша надежда.
Старший астронавигатор Пиркс оказался одним из тех капитанов, на которых Дробот так рассчитывал. Помимо чувства юмора, он обладал еще одним качеством — гипертрофированной осторожностью. У кого другого оно бы граничило с трусостью, а у этого щекастого шутника — с лихостью. Момент сближения с «Валентином Глушко» Василий Михайлович пропустить не мог и попросил разрешения присутствовать в рубке. Пиркс разрешил, но скорее всего потому, что русскому врачу надо было отдохнуть. Вместе с бортовым медиком «Голиафа», доктором Пиштой, они готовились к приему пациентов, получивших лишнюю дозу облучения. А так как остальные межпланетники корабля были заняты, переоборудованием кают под госпиталь пришлось заниматься врачам.
Разглядеть «Глушко» невооруженным глазом было невозможно. Гора пламени, именуемая Солнцем, затмевала крохотную искорку планетолета. Глядя на сгорбившегося над пультом управления старшего астронавигатора, Дробот почти физически ощущал, как тому тяжело. «Голиаф» погасил скорость долгими часами отчаянного торможения и согласно расчетам в момент сближения с русским кораблем их скорости должны были уравняться. Проблема заключалась в том, что гигантское светило вносило такие помехи в радиоэфир, что связаться с экипажем «Валентина Глушко» оказалось невозможно. Если только там было с кем еще связываться. О последнем межпланетники себе думать не позволяли. Они вообще не отвлекались на посторонние мысли и разговоры.
На последнем этапе сближения, Пиркс взял управление на себя. Не потому что не доверял своим людям. Астронавигатор второй позиции Браун всегда был готов перехватить управление, если что-то пойдет не так, а нуклеонщик Кальдер — дать половинную тягу на тормозные сопла, если «Голиафу» будет угрожать столкновение с аварийным кораблем. Все это были прекрасные межпланетники, но у старшего астронавигатора больше опыта и хладнокровия. И когда силуэт русского планетолета появился на обычных экранах, Пиркс, ловко орудуя маневровыми движками, принялся сокращать разделяющие два корабля расстояние. Василий Михайлович молча лежал в ложементе штурмана и молился, чтобы все обошлось. Вдруг Браун сказал:
— Командир, «Глушко» притормаживает!.. Они разгадали ваш маневр!
— Это радует, — сквозь зубы процедил старший астронавигатор.
Дроботу послышалось в его голосе недовольство, но он сразу забыл об этом — ведь если его родной корабль маневрирует, значит, экипаж жив! А недовольство Пиркса ему почудилось. Василий Михайлович еще плохо знал командира «Голиафа», который всего лишь опасался спугнуть удачу. Управляющие «Валентином Глушко» межпланетники были не менее опытными и даже в отсутствие связи, понимали намерения пилота спасательного судна. Продолжая стремительный полет вокруг Солнца, оба планетолета относительно друг друга оставались совершенно неподвижными. В шлюзовом отсеке «Голиафа» готовилась к высадке на аварийное судно «абордажная команда». Командор Пиркс, передав контроль над пультом управления второму астронавигатору, обратился к русскому врачу:
— Что же вы сидите, товарищ Дробот? Ведь вам наверняка хочется первым вступить на родную палубу.
Начало:
Продолжение:
