Этим рассказом я начинаю цикл "Дорога дорог" - о будущем, которое мы потеряли.
Веточкины переезжали. Лешка, заслышав гвалт во дворе, отложил «Фотонную ракету...» и недоеденный бутерброд с брынзой, выглянул в окно. У третьего подъезда старенькой пятиэтажки, построенной едва ли не сразу после ХХ съезда, стоял мамонтоподобный грузовой атомокар, выпятив погрузочную аппарель, словно боксер-тяжеловес — нижнюю челюсть. Из подъездной двери гуськом выходили окрестные мальчишки, выносили стулья и складывали на аппарель. Лешка принялся было считать стулья, удивляясь их количеству, но сбился со счету. Вернулся к столу. Рассеянно погладил ладонью обложку зачитанного томика. И вдруг проглотил остаток бутерброда, одним духом выхлебал остывший чай и кинулся в прихожую, едва не споткнувшись о старый чемодан.
— Лешенька, ты куда?! — окликнула его мама из кухни.
— Веточкины переезжают! — выкрикнул Лешка на ходу.
— Счастливчики, — выдохнула мама.
Лешка замер на полушаге, хотел сказать, что завидовать нехорошо, ведь не сегодня, завтра и они переедут, но решил, что не стоит повторять сто раз говоренное, натянул стоптанные кеды, выскочил на лестничную клетку и ссыпался по бетонным стертым ступеням. Прыжки его гулко отзывались в полупустом подъезде, из квартир которого в новые дома переехали почти все жильцы. Остался только старик Нечаев с третьего этажа, и они, Серебряковы, с четвертого — мама не хотела переезжать, пока папа не вернется с Сатурна.
Рейс почему-то задерживался. Лешка, тайком от мамы, едва ли не каждый день справлялся в четвертом отделе УПРМЕЖФЛОТа, откуда однообразно отвечали, что по условиями метеоритной обстановки планетолет «Глушко» опоздал к стартовому окну и вынуждено ожидает заправочный танкер на Весте. Лешка явственно представлял гигантский снежок Весты, нестерпимый блеск далекого Солнца на сколах торосов и серебряную от инея громаду планетолета, из-за фотонного отражателя похожего на опрокинутый фужер.
Июльское солнце ударило по глазам, едва Лешка выскочил из-под козырька над подъездом. Это заставило его замедлить бег, вспомнить, что он уже перешел в выпускной класс, а посему не следовало носиться, как угорелому. Заснув руки в глубокие карманы штанов, Лешка с неспешной солидностью проследовал к третьему подъезду, остановился у правого заднего ската атомокара, похлопал по рубчатому силикоиду протектора. Из прохладного подъездного нутра выступил Веточкин-старший, с двумя связками книг под мышками. Это был рослый, полноватый мужчина, по летнему времени одетый в сандалии, легкие светлые брюки, футболку-сетку и соломенную шляпу. Двойной подбородок колыхался в такт шагам.
— Добрый вечер, Викентий Ильич! — поздоровался Лешка.
— Здравствуйте, юноша! — отозвался Веточкин-старший, выгружая на аппарель свою ношу.
— Переезжаете? — осведомился Лешка, хотя это было очевидно.
— Как видите, — сказал Веточкин-старший. — Вчера в горисполкоме выдали ордер. А вы что же?
— А мы не торопимся, — с вызовом откликнулся Лешка, и тут же спохватился, стараясь загладить хамский тон. — Вам помочь, Викентий Ильич?
— Помоги, конечно... Должны были подъехать грузчики из бюро, да что-то запаздывают...
Веточкин-старший тяжко вздохнул, сокрушаясь по поводу столь вопиющей необязательности. Лешка хотел сказать, что парни из бюро переезда добровольцы, а не наемники, что нынче их могли перебросить на более важный объект, например, на монтаж Большой Антенны в Зарайске, что нет никакой нужды переезжать непременно сегодня, но промолчал. Веточкин-старший заведовал отделом снабжения дальних космических баз, и считал, уж что-что, а его личные потребности должны удовлетворяться обществом незамедлительно.
Лешка недолюбливал не только Викентия Ильича — человека, умевшего жить со вкусом — но и супругу его Глафиру Семеновну, обладательницу зычного голоса и внушительной коллекции золотых украшений, и сынка их, семнадцатилетнего оболтуса Сеню, которого в прошлое воскресенье он, Алексей Вадимович Серебряков, лично проучил за издевательство над пятилетним малышом, имевшем неосторожность попросить эту белобрысую орясину достать с дерева котенка. Единственным членом этой малопривлекательной семейки, к коему Лешка испытывал чувства противоположного свойства, была шестнадцатилетняя Тайка.
На фамильном древе Веточкиных она казалась чужеродным привоем. Хрупкая с виду, но ладная, Тайка не умела жить со вкусом, зато красиво танцевала, выступала за женскую волейбольную команду школы, и мечтала стать космозоологом. Любуясь нею, обычно исподтишка, Лешка удивлялся, как она могла жить в общей затхлой атмосфере своего семейства? Ему хотелось поскорее вырасти, поступить в Межпланетное училище, окончить его, стать знаменитым межпланетником и предложить Тайке выйти за него замуж. Лешку выводила из себя та бездна времени, которая отделяла его от этого счастливого мгновения, порою — даже больше, чем малоприятный факт абсолютно равнодушного отношения избранницы к будущему покорителю Пространства.
Будущий покоритель столкнулся с будущим космозоологом в дверях ее бывшей квартиры.
— Привет, Серебряков! — поздоровалась Тайка, и тут же вручила ему тяжелый пыльный пуф.
Лешка хотел было ответить на ее приветствие, но девочка уже повернулась к нему спиной, одаряя улыбкой счастливого соперника Васю Сомова, рослого, широкоплечего спортсмена, окончившего нынче десятый класс и нацелившегося в Институт международных отношений. Сомов был вовсе неплохим парнем — Лешка старался соблюдать объективность — много читал, отлично играл в водное поло, мечтал о путешествиях, а в международники метил не из-за престижности профессии дипломата, а потому что папа его, Игорь Александрович, был советским сотрудником Международной Федерации Межпланетников. Васька шел по стопам отца, в точности так же, как Лешка намеревался шагать по стопам своего. И потом, не всем же быть межпланетниками, кто-то же должен и на Земле защищать права покорителей Пространства от капиталистических хищников, наподобие «Рокет Компани». В общем, Лешка уважал своего соперника, а потому, насупившись, потащил злосчастный пуф к грузовику.
Не только стульев, но и вообще мебели у Веточкиных было много, и пришлось попотеть. Наконец, погрузочная аппарель втянулась в кузов. Благородно исполнив соседский долг, Лешка нацелился было слинять, но к нему обратился Веточкин-старший, обмахиваясь майским выпуском «Человека космического»:
— Не поможете ли, юноша, так же и разгрузить? — спросил он.
Лешка удрученно кивнул, тогда сосед указал истрепанным журналом на сверкающий лаком новенький «Сирокко». Если честно, Лешка с удовольствием бы прокатился на грузовике, но, к сожалению, тот был автоматическим. Вместо водительской кабины, над широким кожухом ходового реактора возвышалась кургузая башенка, утыканная антеннами дорожного контроля и телевизионными камерами. Пришлось залезать в обитый искусственной кожей, прохладный салон легкового атомокара. За руль сел Вася Сомов, рядом с ним — владелец машины, а рядом с Лешкой оказалась Тайка. Будущий межпланетник был счастлив сим обстоятельством, тем более, что девочка отделила его от своей мамаши, от которой разило духами. Веточкина-младшего Лешка так и не увидел, что вовсе его не удивило. Этот оболтус виртуозно отлынивал от любой работы.
Грузовик бесшумно тронулся с места. Неукоснительно соблюдая правила, выкатил со двора. Вася налег на руль, и обогнал неторопливый автомат на первом же перекрестке. Ход у «Сирокко» оказался удивительно мягким. Лешка с удовольствием откинулся на пухлые подушки сидения, чувствуя левым плечом упругую твердость правого плеча Тайки, с рассеянным видом поглядывая в поляризованное стекло. Лешка бы с удовольствием смотрел только на Тайку, но во-первых, откровенно пялиться не девочку не очень прилично, а во-вторых, Васька Сомов то и дело посматривал в зеркало заднего вида — ревновал, наверное. Впрочем, любоваться мелькающими за окошком видами было не менее интересно. Легковушка быстро покинула старый, предназначенный под снос, район, и со свистом помчалась по широкому проспекту Первых Межпланетников.
Заходящее солнце сверкало в зеркальных стенах зданий. В хрустальных струях автоматических поливалок на газонах загорались вечерние радуги. Город, помнивший самых Первых, громкие их победы и страшные поражения, разрастался вширь и ввысь. Вдоль покрытой рубчатой стекломассой проезжей части, в тени каштанов струились самодвижущиеся ленты тротуаров из люминесцентного пластика, красиво мерцающего по ночам. Празднично одетые горожане, с радиоклипсами в ушах, а то и с портативными телеприемниками в руках, слушали и смотрели последние известия. Зрители выходили из здания объемной синерамы «Ракета», живо обсуждая новейшую межпланетную драму.
Лешка забыл обо всем, даже о Тайке, залюбовавшись родным городом. Он никогда не видел его из окошка скоростного атомокара. Чаще всего Алексей Вадимович Серебряков передвигался пешком, вернее — бегом, ибо самозабвенно тренировался. Ведь в межпланетники хлюпиков не берут. Реже приходилось любоваться Звездным из широкого окна атомобуса — неторопливого, как жук-носорог. А вот из легкового атомокара — впервые. Впрочем, очень скоро «Сирокко» нырнул в длинный, ярко освещенный тоннель, и вынырнул из него уже за городом. Здесь длиннющая магистраль проспекта Первых Межпланетников становилась загородным шоссе — стекломассовым щупальцем стремительно растущего города, протянутым в поля.
За редким строем пирамидальных тополей хорошо были различимы нивы, по которым деловито ползли автокомбайны, убирающие урожай. А если смотреть вдоль линии четырехполосного шоссе, то можно было разглядеть решетчатые тарелки антенн дальней космической связи на учебном ракетодроме Межпланетного училища. Будь за рулем Лешка, он бы обязательно доехал до шлагбаума КПП, чтобы хоть издали поглазеть на стартующие ракетопланы класса «УР», но за рулем был Сомов, и он без тени сомнения замедлил ход перед указателем «Третий микрорайон — 5 км» и свернул на второстепенную дорогу.
Здесь лихачу пришлось сбросить скорость — на зеленых лужайках Третьего микрорайона было полным полно детских площадок, а следовательно — малышни. Вкрадчиво, словно леопард, легковушка подобралась к изящной тридцатиэтажной башне жилого дома, в котором Веточкины получили роскошную шестикомнатную квартиру. Как и другие, это новехонькое здание было построено по технологии бесшовного литья, а точнее — выращено от фундамента до крыши с помощью передвижного домостроительного комбината, хорошо заметного благодаря причудливым трубокранам, издали похожим на грациозных серебристых жирафов.
На уроках труда рассказывали, что ДСК берет сырье для возведения домов прямиком из земных недр, расплавляя грунт и прокачивая, образованную таким образом искусственную магму, через атомные охладители, чтобы отливать из этой вязкой и все еще горячей массы опорные конструкции и стены будущих зданий. Так создается «коробка», в которой юркие автоматы вырезают оконные и дверные проемы и высверливают каналы под коммуникации. Всем этим громадным и сложным производством управляют вычислительные машины, под присмотром людей-контролеров. Программы в машины закладывают архитекторы и специалисты-строители. Причем, программы пишутся таким образом, чтобы все дома получались разными.
Через пятнадцать минут подкатил грузовик. Тут же собрались добровольцы от семи до тринадцати лет и началась разгрузка. Новая квартира Веточкиных оказалась на пятнадцатом этаже, но просторный грузовой лифт готов был принять в свое нутро едва ли не половину скарба новоселов разом. Лешка лифты презирал, а потому подхватил тот самый пуф и, перепрыгивая через ступени, потащил его наверх, надеясь обогнать неторопливый электромеханический подъемник хотя бы на пару этажей. Увы, он переоценил свои силы, и когда, отдуваясь, поднялся на площадку нужного этажа — Веточкины уже вытаскивали из лифта многочисленные стулья.
Просторные комнаты, с высоченными потолками были залиты закатным светом, и Лешке стало их жалко. Вот сейчас Веточкины загромоздят все помещения пыльным антиквариатом, понаставят фикусы и кактусы, занавесят нежно-розовые стены тяжелыми коврами, пленят солнечный свет в хрустальных подвесках люстры и раздробят гранями посудной горки. Глафира Семеновна зычно командовала мальчишками-добровольцами, дочерью и Васей. Изнемогший от жары и физических усилий, Викентий Ильич одышливо взгромоздился на широкий подоконник, обмахиваясь все тем же журналом. А Лешке вдруг стало невыносимо тоскливо, и он украдкой покинул новые апартаменты Веточкиных, решив, что бывшие соседи теперь управятся и без него.
Не спеша спустился по чуть пружинящим ступеням, по которым несколько минут назад скакал, как пятиклассник. Торопиться и впрямь было некуда. И Лешка решил, что на обратном пути заглянет в Музей Межпланетного Сообщения — единственный в мире расположенный под открытым небом. Все экспонаты в нем были покрыты специальным антикоррозийным составом. Оказавшись на улице, Лешка осмотрелся. Разноцветные жилые башни заслоняли горизонт, но в просвете между ними он разглядел решетчатую конструкцию старинной стартовой эстакады, с которой полвека назад уходили в Пространство первые планетолеты. Как и тот, что сейчас сверкал серебристыми стабилизаторами на самой ее верхушке, вот-вот готовый сорваться в безоблачное небо. Опоры эстакады служили Музею воротами и оказалось, что из нового микрорайона к ним ведет такая же новенькая с иголочки аллея быстрорастущих оранжевых венерианских пальм.
У Лешки сразу поднялось настроение. В Музее он чувствовал себя, как дома. Там были межпланетные корабли — не макеты, а самые настоящие, те которым удалось вернуться на Землю. Конечно среди них не увидишь новейшие планетолеты, такие как «Глушков» или «Королев». Они слишком громадны, чтобы совершать посадки на тяжелых планетах, да и в музеях им пока не место. Зато там были старинные жидкостные и атомно-импульсные ракеты, овеянные славой первых открытий и изумительных подвигов. Лешка даже жалел, что ему не придется на них летать. Он хорошо представлял рубку современного планетолета — сверкающий пластик, приятного цвета приборные панели, широкие иллюминаторы, удобные ложементы.
И межпланетники в ладных комбинезонах, по внешнему виду мало отличимые от операторов мезонных энергостанций или экипажей полярных атомоходов. Современный пилот-межпланетник по сути ничем не управляет, он лишь следит за безупречной работой автоматов, молниеносно реагирующих на любые изменения в режиме ходовых реакторов или — на посторонние объекты на тщательно вычисленных бортовыми кибернетическими машинами траекториях. А так хотелось порой почувствовать в руках тяжелые рычаги рулевого управления и тугие педали, регулирующие подачу рабочего вещества в циклотроны!
Узорчатая тень эстакады накрыла Лешку — он вступил на территорию Музея. Равнодушно миновал стенды с фотографиями и пояснениями для туристов, малосведущих в истории межпланетных сообщений. Все, что там было изображено и написано, будущий межпланетник знал наизусть. Постоял с минутку у памятника Циолковскому. Старик в знаменитом плаще-крылатке, шляпе и пенсне смотрел мимо него, но Лешке всегда казалось, что калужский провидец на секунду отвлечется от своих гениальных мыслей и заговорщически подмигнет ему, проходи, дескать, товарищ Лешка, здесь у меня много всего интересного. Но Циолковский ни на мгновение не отвлекался от созерцания сверкающих каруселей эфирных городов, вращающихся вокруг Солнца, а также - пыльных долин и ущелий лун и планет, по которым шагают неутомимые космопроходчики будущего, что стало его, Лешки Серебрякова, настоящим.
От памятника Константину Эдуардовичу отходили две главные аллеи Музея. Справа были советские ракеты и межпланетные корабли, а слева — иностранные. Прежде, чем начать осмотр, Лешка всегда подбрасывал на ладони плоский камешек, привезенный отцом с Марса. С одной стороны камешек был зеленым в алую крапинку, а с другой — наоборот. Если выпадала алая с зелеными крапинками, Лешка шел направо, а если зеленая с алыми — налево. Сегодня ему достались «иностранцы». Спорить с судьбой не полагалось. Как и всякий межпланетник, Лешка был суеверен, поэтому повернул влево.
На аллее было по воскресному многолюдно, но Лешке и не требовалось вплотную приближаться к экспонатам, он знал в них каждую заклепку, каждый изгиб металлического тела. Иностранцы брали Пространство решительным, но тяжеловесным штурмом. Их башнеподобные, неохватные «Атласы», «Торы», «Сатурны» и «Плутоны» разительно отличались от легких советских «Стрел», «Востоков», «Зорь» и «Стягов». Западные межпланетные компании соревновались между собой в грузоподъемности и окупаемости дорогостоящих запусков. Советским исследователям Пространства важнее было проникнуть как можно дальше за пределы Земли, расширить область человеческого знания.
Даже теперь, когда появились мощные, хорошо управляемые скоростные планетолеты, капиталисты старались сэкономить на науке, в пользу так называемых коммерческих межпланетных предприятий. Нередко западным ученым приходилось летать на советских кораблях, ибо даже знаменитые северо-американские, британские и французские университеты не могли позволить себе финансирование заоблачных экспедиций. К отработавшим свой срок кораблям, их хозяева относились с рачительностью лавочников.
На переплавку отправился первый западногерманский планетолет, достигший Марса. Продали на каботажные линии в поясе астероидов легендарный «Просперити», на котором американец Джон Гриссом впервые в истории прошел сквозь щель Кассини в кольце Сатурна. Только лишь благодаря хлопотам Международной Федерации Межпланетников удалось спасти от бесславной гибели «Атлас-14», так и не достигший Луны в тысяче девятьсот шестьдесят девятом, но прославившийся мужеством своего экипажа.
Размышляя о глупости жадных капиталистов, Лешка едва не столкнулся нос к носу с парочкой, неспешно дефилирующей вдоль аллеи. Он стремительно бросился за массивный стабилизатор исполинского «Плутона» и притаился в тени. Откуда они взялись?! К счастью, голубки не заметили его. Они вообще ни на что не смотрели, кроме друг дружки. Гордая и независимая Тайка так и таяла, слушая воркотню широкоплечего красавца Сомова. До притаившегося Лешки долетали только обрывки фраз, произносимых будущим дипломатом: «Монреаль... потом — Рим... Что мне эти пыльные скалы... В Париже сейчас опять в моде «Мулен Руж...». И почему Тайка выслушивает эти пошлости?
Парочка отдалилась и Лешка выбрался из своего укрытия. Настроение было испорчено. Старые буржуйские ракеты стали казаться уродливыми монументами, вроде тех, что устанавливают в некоторых странах, якобы символизируя «Пакт о всеобщем разоружении», подписанный лет за пятнадцать до рождения Алексея Вадимовича Серебрякова, ныне удрученного своим фиаско на любовном фронте. Повесив буйну голову, он побрел к выходу. Пора домой. Мама будет волноваться. Да и вообще — надо выбросить в утилизатор все эти байронические переживания и окунуться по уши в учебники, ведь в Пространство не берут не только хиляков, но и неучей.
Лешка добрел до ближайшей остановки атомобуса и через полчаса был уже в своем стареньком районе. Небо потускнело, хотя до полной темноты было еще далеко. Загадочно мерцали ленты самодвижущихся тротуаров, а вот окна родной пятиэтажки были темны. Взгляд безответно влюбленного невольно отыскал окно, под которым он частенько, как бы невзначай, прогуливался, но сейчас оно тоже было темным. Веточкины переехали в более комфортное будущее. Надо сказать маме, чтобы махнула рукой на все эти сборы. В конце концов, не обязательно тащить с собой старый хлам. Пусть в новой квартире будут только новые вещи. А когда папа вернется, они погрузят в его служебный атомокар книги, фотографии и минералы с других планет. И тоже переедут в будущее.
Продолжение: