Атомобус полз по шоссе. Именно — полз. Ведь нельзя же считать удовлетворительным движение со скоростью шестьдесят километров в час! Особенно — по сравнению с тем, что им предстояло. Курсанты-третьекурсники сидели притихшие. О чем размышляли в эти мучительно долгие минуты товарищи, Лешка не знал, а он думал о разных пустяках. О марках серии «Штурм Луны», которую предложил ему Сенька Веточкин, в обмен на коллекцию минералов, о том, что Тайка опять улетела в Новосибирск, где уже второй год училась на факультете космозоологии, о недавнем неприятном разговоре с мамой, в общем, о чем угодно, кроме первого самостоятельного, пусть и с инструктором, полета за пределы атмосферы.
Переживать ему, вроде бы, не за что. Во всяком случае, на тренажерах курсант Серебряков, выполнял учебные задания на отлично. Конечно, любой тренажер, даже самый реалистичный, не может заменить настоящий ракетоплан. Ни перегрузок, ни невесомости, разве что трясет порой так, что ладони срывает с рычагов и приборные шкалы двоятся. Все равно, в глубине души знаешь — любая твоя ошибка чревата лишь не зачетом, а не превращением в облако радиоактивной плазмы. Иное дело, когда под тобой не гидравлическая подвеска, имитирующая условия реального полета, а несколько десятков тонн массы покоя, большую часть которой составляет топливо и рабочее вещество реактора. Лешка почувствовал, что руки у него начинает потряхивать и без всякой вибрации, и переключился на марки.
Сомнений в том, что атомобус принадлежит парку Межпланетного училища возникнуть ни у кого не могло. Он был выкрашен в белый цвет с синими, расходящимися веером, стрелами на бортах. Такой же, бело-синий шеврон был на рукаве каждого преподавателя и курсанта. Однако правила есть правила. Шлагбаум перед въездом на Учебный ракетодром оставался опущенным, покуда молчаливый охранник не проверил документы пассажиров. И только тогда дал добро на въезд. Проехав еще с десяток метров, атомобус остановился на стоянке сразу за КПП, где было полно самых разнообразных транспортных средств — от легковых атомокаров до моноциклов. Сопровождающий курсантов преподаватель, Степан Капитонович Портнов, по прозвищу СКП, которое обычно расшифровывалось «Смотри, Куда Прешь», дал команду покинуть атомобус.
Все тринадцать счастливчиков, коим сегодня доведется совершить первый самостоятельный — ну почти — заатмосферный полет, выстроились вдоль борта. Они стояли на вытяжку, глядя на взлетно-посадочное поле, над которым, на фоне безоблачного неба, в струях горячего воздуха дрожали крылатые силуэты учебных ракетопланов второй серии или иначе — «УР-2». Лешка, как и все, тянул шею, стараясь угадать, какой из них достанется ему? Учебный, не учебный, а атомно-реактивный ракетоплан машина серьезная. Разумеется, в нем полным полно автоматики, все схемы троекратно дублированы, к тому же — это спарка, инструктор в любое мгновение может вмешаться, и все-таки поднять такую махину в небо, вывести на орбиту, сделать пару витков, затормозить и опуститься в заданном квадрате — работенка не из легких. Настоящая работа для настоящих мужчин, которые еще вчера гоняли мяч на школьном стадионе.
Пока они стояли по стойке смирно, на стоянку въехал еще один атомокар. Это был черный, вытянутый как ракета, «Метеор». Все курсанты знали, кто на таком ездит. Мягко щелкнула дверца и на плиты ракетодрома ступил сам Железный Герман — начальник училища. Немного прихрамывая, приблизился к строю, откозырял в ответ на приветствие Портнова, повернулся к курсантам, которые с ожиданием и тревогой уставились на него. Темное, в светлых звездообразных шрамах от лучевых ожогов, лицо начальника Межпланетного училища оставалось бесстрастным в любых ситуациях. И не удивительно, такое лицо и должно быть у человека, который однажды тридцать километров тащил на себе товарища, не зная, что тот уже мертв. А если бы и знал, то все равно бы тащил.
Дело было в Заливе Зноя, на Луне. Терморегуляция поврежденного скафандра едва справлялось с нагревом в сто двадцать пять градусов. А когда на Базе, Германа вытащили из скафандра, то обнаружили, что правый сапог его полон запекшейся крови. Оказалось, что шальной метеорит пробил все три оболочки и прошил икру правой ноги. Система жизнеобеспечения сработала штатно и пробоина была затянута мгновенно, что позволило крови свободно струиться из раны, наполняя сапог. А потом терморегуляция стала сбоить. И кровь, что успела натечь, засохла. После этого случая, межпланетника Игната Николаевича Германа списали на Землю. Медкомиссия признала его непригодным к дальнейшей службе вне атмосферы. И Железный Герман нашел себя в педагогике.
— Товарищи курсанты, — негромко обратился он к внимающим каждому его слову парням. — Сегодня у вас крайне ответственный день. Вы совершаете первый самостоятельный полет за пределы атмосферы. Пусть вас не обманывает наличие инструктора во втором ложементе, все решения, касающиеся управления учебным ракетопланом, вы будете принимать и выполнять совершенно самостоятельно. Помните об этом. А также — о том, что в ваших руках колоссальная мощь, эквивалентная заряду термоядерной бомбы.
Он умолк и кивнул Портнову, у которого в портфеле лежала пачка пакетов.
— Курсант Абызов! — гаркнул преподаватель. — Получите полетное задание!
Здоровяк Магомед, чеканя шаг, подошел к нему, откозырял, получил конверт и вернулся в строй. За ним СКП вызвал Волобуева, Дробота, Елкина, Зимина, Кима, Орлова, Полунина, Рашке и наконец:
— Курсант Серебряков!
Лешка вздрогнул, словно вызов был для него полной неожиданностью, и старательно, словно примитивный автомат, передвигая конечности, двинулся к СКП. Получив конверт, он приложил кончики пальцев к козырьку фуражки и хотел было вернуться в строй, как Железный Герман вдруг обратился к нему:
— Как поживает Вадим Сергеевич, Алеша?
— Спасибо, Игнат Николаевич... неплохо, — с трудом протолкнув комок в горле, пробормотал Лешка.
— Передавай ему привет, — сказал начальник училища. — Кланяйся Ольге Петровне. Я к вам загляну на днях.
— Будем ждать, Игнат Николаевич...
— Полной тяги на оси, курсант!
Лешка выпрямился, как натянутая струна, гаркнул:
— Служу прогрессивному человечеству!
Когда он возвращался в строй, плиты ракетодрома звенели у него под каблуками. Ну по крайней мере — ему так казалось. Когда заветный конверт получил курсант Якушев, подкатил краулер, обычно развозивший персонал — широкая гусеничная платформа, давно списанная с межпланетных рейсов, на которой были привинчены пластиковые креслица. Курсанты вскарабкались на платформу, расселись, и краулер, шлепая пластиковыми гусеницами, покатил к гигантам «УР-2». До ближайшего было километров пять, а водитель краулера не спешил. Впрочем, и не задерживался. Весь персонал Учебного ракетодрома был набран из отставных межпланетников, а у тех точность и четкость выполнения поставленной задачи была в крови.
— Отживают свой век, наши «УРы», — вздохнул Мишка Дробот, сидевший справа от Лешки. — Да и вообще, вся эта романтика перегрузок и инерционных полетов скоро канет в лету... У отца в институте сейчас такую штуковину разрабатывают... Стартовать и садиться будет при двух, максимум — двух с половиной «же»... Прикинь, сидишь в креслице, попиваешь кофе, а за иллюминатором облачка плывут, потом — звездочки... И тишина, как при подъеме на воздушном шаре...
— Брешешь, — недоверчиво хмыкнул Вовка Зимин, что сидел слева.
— Собака брешет, — огрызнулся Мишка. — О такой штуковине, как ЭРДПТ — электрореактивный двигатель постоянной тяги — слыхал?.. Рабочее вещество — обычная вода.
— Я слыхал! — встрял в разговор Магомед, хотя никто не спрашивал. — Мастерской, где моя сеструха творит, заказали разработку интерьеров пассажирской кабины... Так у них уже третий месяц сплошной сабантуй, а не работа... Внутренний объем — двести кубов, предпочтительная геометрия — сфероид...
— В таком разе мы скоро не нужны станем, — проворчал вечный пессимист Валька Волобуев. — Такие сферолеты будут водить автоматы. А из экипажа останутся только стюардессы...
— Если хорошенькие, я — за! — заявил, отличающийся любвеобильностью Юрка Ким.
— Курсант Абызов, приготовиться! — скомандовал Портнов, который сидел рядом с водителем.
За разговором парни и не заметили, как подкатили к первому ракетоплану. Вблизи «УР-2» они видели впервые, если не считать разрезанного поперек макета, выполненного в натуральную величину, в учебно-тренировочном комплексе. Ракетоплан, закрепленный на взлетном стапеле, нависал дюзами над чашей газоотводного канала. Он был двухступенчатым и состоял из разгонного блока, с жидкостно-реактивными двигателями и самого крылатого корабля с термоядерной двигательной установкой. Днище второй ступени было облицовано черными плитками теплозащиты, а остальной корпус, сделанный из легированного титана, серебристо сверкал на солнце. Магомед, напутствуемый товарищами, соскочил с платформы и кинулся докладывать командиру стартового расчета, который ждал его у фермы подъемника.
Краулер двинулся дальше. Волобуев... Дробот... Елкин... Зимин... Ким... Орлов... Полунин... Рашке... На платформе осталось четверо. Облегченный транспортер покатил быстрее. Остановился у ракетоплана с большой красной десяткой на обшивке разгонного блока. Услышав свою фамилию, Лешка пожал руки трем остающимся товарищам и спрыгнул на пенобетон.
— Курсант Серебряков прибыл для выполнения тренировочного полета! — доложил он командиру расчета.
— Вскройте пакет полетного задания и ознакомьтесь с ним, — распорядился тот.
Лешка неловко разорвал пакет и вынул бланк задания. Цифры и буквы прыгали у него перед глазами, но курсант Серебряков все же сумел взять себя в руки, несколько раз перечитал и запомнил изложенное. Начальник расчета терпеливо ждал, покуда паренек в комбинезоне курсанта перестанет шевелить губами, потом произнес:
— Повторите задание!
Стараясь четко выговаривать слова, Лешка повторил формулировку задания, со всеми указанными в нем параметрами орбиты и прочими данными.
— Все верно, — одобрил командир расчета. — Приступайте к выполнению задания.
Курсант Серебряков взял под козырек и направился к ферме подъемника. Узкая кабинка вознесла его к верхней площадке стартового стапеля. Там его встретили бойцы стартового расчета и помогли влезть в полетный скафандр. Убедившись, что тот сидит на курсанте, как влитой, похлопали поощрительно по плечам и распахнули плиту люка. Лешка втиснулся в тесную кабину учебного ракетоплана, устроился в ложементе, пристегнулся, подключил воздуховодный шланг к системе ЖЗО, а кабель коммуникатора — к приборной панели. Все эти движения он совершал машинально, ибо они давно были отработаны на тренажере. Щелкнув тумблером, доложил:
— Курсант Серебряков к полету готов!
У него над головой мягко опустилась плита люка, с шипением вытеснив из герметизирующих уплотнителей лишний воздух. На приборной панели зажглась зеленая лампочка индикатора — кабина была полностью герметична. В наушниках раздался треск и незнакомый голос проговорил:
«Инструктор учебного ракетоплана номер десять доклад принял...» — и больше ничего.
Самого инструктора курсант не мог видеть. Тот находился во втором отсеке кабины, который располагался выше. Связь осуществлялась только по радио. Это был сделано для того, чтобы курсант во время тренировочного полета не чувствовал психологической зависимости от старшего товарища и мог действовать самостоятельно. Лешка облегченно вздохнул. Если доклад принят, значит, покуда он не совершил ни одной ошибки, иначе инструктор его бы обязательно поправил. Дабы занять оставшиеся до старта минуты, курсант Серебряков еще раз оглядел приборную панель. Все индикаторы успокоительно сияли зеленым. Реактор второй ступени работал на холостом ходу. Он вступит в дело, когда «УР-2» достигнет двухсоткилометровой отметки. Таким образом снижался риск радиоактивного заражения земной атмосферы.
«Десятка» вылет разрешаю, — сообщил в наушниках другой голос, видимо дежурного диспетчера. — Начинаю предстартовый отсчет... Десять... девять... восемь...»
Под ногами загрохотало и вибрация прошила корпус, но Лешка остался невозмутим. Похожие ощущения возникают, когда взлетаешь на учебной «Сушке», во время практики по пилотированию в атмосфере, с той лишь разницей, что там не посидишь, сложа руки. В кабине «УР-2» — наоборот. Курсант Серебряков опустил прозрачное забрало шлема и откинулся в ложементе, расслабившись насколько позволяла обстановка. На участке выведения пилоту делать нечего. Его работа начнется, когда потребуется корректировка курса, для сближения с ракетой-мишенью.
«Ноль...»
Мощный пинок пришелся пилоту в грудь. Если бы не ложемент, его бы размазало по кабине. Хорошо, что кресло пилота, как и скафандр, подгоняются под индивидуальные параметры. Да, это тебе не тренажер и даже — не центрифуга. Глазные яблоки казались отлитыми из свинца, но кое-как провернув их в глазницах, Лешка разглядел, что стрелка измерителя ускорения качается в районе четверки — не так уж и много. И все же, ощущение было не из приятных. Правда, и длилось не долго. Сквозь треск и вой помех, голос диспетчера сообщил:
«Внимание! Сброс первой ступени!»
Еще пинок, на этот раз — почти ласковый. Несколько мгновений блаженной невесомости. Взвыли циклотроны, прогоняя через магнитное поле пучки раскаленного газа. Снова пинок, но уже — растянутый во времени. Заработали двигатели второй ступени, выводя ракетоплан на расчетную орбиту. В кабине погасло освещение, но это было не аварийное отключение. Сдвинулись бронированные ставни, закрывающие иллюминаторы во время полета в атмосфере.
И Лешка увидел голубой свет, льющийся со всех сторон. «УР-2» скользил черным днищем кверху, если низом считать бело-голубое полушарие Земли. Наблюдая за тем, как проносятся над ним — или, под ним — зеленое покрывало Средне-Русской равнины, чуть припорошенное ватными комочками облаков, курсант Серебряков забыл обо всем, даже о том, что должен доложить инструктору о своей готовности приступить к выполнению полетного задания. Странно, что тот сам не напомнил об этом. Щелкнув тумблером, Лешка проговорил:
— Товарищ инструктор, курсант Серебряков готов приступить к выполнению основной части задания. Прием!
В ответ раздался треск помех. И только. Лешка повторил доклад. Снова тишина. Согласно инструкции, он переключился на канал внешней связи.
— Диспетчерская! — крикнул он в микрофон. — Говорит курсант Серебряков, учебный ракетоплан номер десять.
«Слушаю вас, «десятка»...» — откликнулись с ракетодрома.
— Инструктор не отвечает на вызовы. Что делать?
Небольшая пауза и ответ:
«Продолжайте выполнение полетного задания...»
— Слушаюсь! — упавшим голосом отозвался Лешка, лихорадочно припоминая, что в нем было написано.
Не мешало бы взглянуть на бумажку, но он никак не мог вспомнить, куда ее засунул, когда надевал полетный скафандр? А когда вспомнил — легче не стало. Потому что бланк он сунул в карман комбинезона, как раз — перед надеванием скафандра. Теперь сей документ можно будет извлечь, лишь сняв скафандр. Без паники. Нужно лишь напрячься и вспомнить... Та-ак... Выйти на эллиптическую... — это сделано... Перейти на ручное управление и ввести поправку для входа в зону маневрирования... Затем установить связь с автоматом ракеты-мишени... Нет, сначала — нащупать радаром ракету-мишень, а затем установить связь... Маневр сближения начать до установления визуального контакта... Или все-таки — после?
Лешка вспотел. Хотя система вентиляции и терморегулирования в скафандре работала исправно. Он даже поднял забрало и отер пот рукой, хотя это не полагалось делать. Почему инструктор молчит? Может, испортилась связь? Пощелкав тумблером и не дождавшись ответа, курсант Серебряков решил проявить смекалку, попросту постучав по переборке, отделявшей его часть кабины от ложемента инструктора, костяшкой согнутого пальца. Потом — кулаком. Прислушался в ожидании ответного стука — тишина. Лишь вентилятор системы циркуляции воздуха жужжит, да сдержанно гудят циклотроны, поддерживая работу двигателей на самой малой тяге.
Хорошо, что у него атомная силовая установка. На ЖРД он бы уже истратил необходимый для выполнения полетного задания запас топлива, непоправимо изменив свою орбиту. На атомно-импульсной ракете больше свободы маневра. Однако пора принимать решение — либо положиться на свою память и начать маневрирование, либо сообщить в диспетчерскую, что не помнит необходимой последовательности эволюций. Последнее — означает гарантированный провал. Переведут ли его к «девочкам», как Фимку Кроля, или все-же разрешат пересдать?
Героическая и крайне глупая история Ефима Кроля была у всего курса притчей во языцех. На пилотажной практике второкурсников гоняли до седьмого пота на учебных «Су-П», которые после всеобщего разоружения были переданы в самые различные летные училища и школы для тренировочных полетов. «Сушка» машина превосходная. Вот Фимка и решил превратить ее в космолет. Нарушив приказ, он гнал аппарат вверх, покуда не кончилось горючее. А затем тот начал падать. Второй раз Кроль нарушил приказ, отказавшись катапультироваться. Он сумел вывести самолет из плоского штопора и с грехом пополам посадить его на старой бетонке.
Сгоряча Фимку хотели выгнать из училища и даже отдать под суд, но комсомольцы отстояли, доказав с расчетами, что не посади их товарищ бывший истребитель на заброшенную дорогу, тот мог бы рухнуть на центральную усадьбу колхоза. Второкурсника оправдали и даже не поперли с учебы, но перевели на факультет дистанционного зондирования Пространства, где учились, в основном, девушки. Управление беспилотными кораблями — чертовски трудная и увлекательная работа и делать ее придется чаще всего вне Земли, но в Межпланетном училище быть переведенным на ДЗП считалось позорным.
«Десятка» — снова прорезалась диспетчерская и Лешка обрадовался голосу неведомого ему сотрудника, как родному. — Прежнее задание отменяется...»
— Говорит курсант Серебряков! — обрадованно заорал он в микрофон. — Прошу уточнить!..»
«Примите новое задание, — продолжал диспетчер. — Вам надлежит сблизиться на пересекающейся траектории с астрономическим модулем «Миньсинь». Любым доступным способом затормозить его и, по возможности, перевести на стабильную орбиту до подхода корабля спасателей. Как поняли, «десятка»?»
— Вас понял, диспетчерская, — севшим голосом сообщил курсант Серебряков. — Прошу уточнить данные по траектории модуля.
«Передаю, «десятка»... Вводите сразу в бортовой вычислитель...»
Лешка принялся споро щелкать клавишами вводного устройства, по мере того, как диспетчерская называла численные значения. Когда вычислитель проглотил данные, у курсанта Серебрякова отлегло от сердца. Теперь можно было забыть о злополучной бумажке, которая — он чувствовал это бедром — похрустывала в правом кармане комбинезона под плотной тканью скафандра. А потом сия, мало достойная межпланетника, радость сменилась тревогой. Разные вопросы завертелись у него в голове. Почему надо перехватывать астрономический модуль «Миньсинь»? Разве у него нет своих движков? Или они не работают? И как так оказалось, что эта «звездочка» свободно болтается в Пространстве? И есть ли в нем кто-нибудь?
Покуда он ломал над этими вопросами голову, автомат управления начал корректировку движения учебного ракетоплана в соответствии с полученными параметрами. А сам пилот не отрывал взгляда от экрана локатора. На бледно-зеленой плоскости уже появилась засветка, с обозначением объекта, с которым сближался «УР-2». Судя по траектометру, до точки пересечения с модулем «Миньсинь» оставалось еще три мегаметра. Три тысячи километров! По земным меркам — ого-го! А по космическим — тьфу! И тут до сознания курсанта Серебрякова дошла все сложность предстоящего маневра.
Если модуль не управляем, а это очевидно так, то значит затормозить он не может. Следовательно, чтобы перехватить «Миньсинь», потребуется погасить скорость его движения корпусом собственного корабля, при этом не повредив последний. По крайней мере — критически. Иначе не придется выполнить вторую часть задания, а именно — перевести на стабильную орбиту... Инструктор, почему же ты молчишь?.. И почему диспетчерская не отреагировала на сообщение пилота «десятки» о загадочном молчании инструктора?.. И тут Лешку осенило, что если Земля именно ему поручила перехват модуля, значит инструктор попросту не может этого сделать!
В голову сразу полезла разная чепуха, о которой любили болтать мальки-первокурсники, вроде историй о «летающих гробах» — так называли планетолеты, которые не смогли вернуться на Землю или на одну из межпланетных баз. Такое иногда случалось, правда, только с иностранными кораблями, владельцы которых не хотели тратиться на спасательные миссии, а чтобы получить страховые выплаты, ловко доказывали в судах, что тот или иной планетолет сбился с курса по вине экипажа. И нередко, снаряженные против воли этих подлецов, спасательные экспедиции Международной Федерации Межпланетников, находили в Пространстве ракетные корабли с задохнувшимися или умершими от облучения людьми на борту. Нет, советскому человеку, да еще комсомольцу не пристало думать о таких вещах. Если с инструктором случилась беда, его долг доставить его на Землю, а перед этим перехватить неуправляемый модуль.
«Десятка», — снова вызвал его диспетчер. — С вами хочет поговорить начальник училища, товарищ Герман...»
— Курсант Серебряков на связи! — откликнулся Лешка, взволновавшись еще сильнее.
Через минуту в наушниках раздался голос Игната Николаевича:
«Слушай, Алеша... — заговорил тот, сразу перейдя на неофициальный тон. — Я не должен тебе этого говорить... Это непедагогично, но уверен, что ты поймешь меня правильно...»
— Я пойму, Игнат Николаевич... Говорите!
«В модуле «Миньсинь» человек. Это сотрудница советско-китайской астрономической экспедиции на международной станции. Там случилась авария. Из-за повреждения стыковочного узла, модуль «Миньсинь» оторвался от общей конструкции и ушел в свободный дрейф. У него очень сложная траектория и так получилось, что лишь у тебя есть шанс его перехватить...»
— Мой инструктор молчит, — поспешил сказать курсант Серебряков. — Я боюсь, что с ним случилась беда.
«Прости, Алеша, — после некоторой паузы ответил Железный Герман, — но ты летишь без инструктора... По условиям тренировочного полета, курсант не должен был этого знать...»
— Вас понял! — буркнул Лешка.
«Понимаю твою обиду, — продолжал начальник Межпланетного училища, — но об этом поговорим после твоего возвращения на Землю... Теперь — о деле... Вы проходили на тренажерах курс сближения с неуправляемыми объектами на парадоксальных орбитах...»
— Да, — невольно перебив начальство, поспешил подтвердить курсант Серебряков. — В рамках программы по уборке космического мусора...
«Превосходно! Так вот, как ты знаешь, «УР-два» снабжен манипуляторами... Попробуй захватить им модуль на максимально короткой дистанции. Даже если ты их потеряешь, то все-равно затормозишь «Миньсинь». Большего мы от тебя и не требуем...»
— Я все сделаю, Игнат Николаевич!
«Я знаю, но собой не рискуй...»
Лешка хотел сказать, что эти слова уж точно лишние и вообще непедагогичны, но вместо этого он произнес:
— Служу прогрессивному человечеству!
И отключил внешнюю связь. Узнав, что никого, кроме него, на борту «десятки» нет, курсант Серебряков почувствовал облегчение. Теперь можно было сосредоточиться исключительно на выполнении задания. Ловить космический мусор манипуляторами Лешке нравилось — на тренажерах. Там это воспринималось как увлекательная игра. Ведь он не в межпланетные дворники готовился. И во теперь могло пригодится. Траектометр показал, что до цели осталось всего полмегаметра. Скоро ее можно будет разглядеть в иллюминатор, но от этого мало толку. Понадобятся все средства наблюдения и контроля.
Включив камеры внешнего обзора, Лешка увидел крохотную точку, которая двигалась, казалось, совершенно в ином направлении, но это был обман зрения. Человеческие глаза мало пригодны для оценки обстановки в Пространстве. Переключив управление на себя, курсант Серебряков вывел манипуляторы из контейнера в верхней части обшивки, поводил ими туда сюда, проверяя насколько послушны эти механические руки, которые американцы называют почему-то «уолдо». Манипуляторы послушно сгибались во всех своих суставах, многочисленные «пальцы» их сжимались и разжимались.
С этим было все в порядке, теперь нужно было добиться идеальной управляемости ракетоплана. Причем — управлять им придется ногами. Лешка вставил стопы в специальные зажимы на педалях и легким нажимом правой ноги чуть-чуть подкорректировал траекторию «УР-2», увеличив угол сближения с несущимся, как гигантский снаряд, модулем «Миньсинь». Тот стремительно вырастал по мере их совместного сближения. На экранах курсант Серебряков уже видел изорванный выступ стыковочного узла и прозрачный купол астрономической башенки. Ему показалось даже, что он разглядел физиономию той бедняжки, которой не повезло оказаться внутри.
Локатор отсчитывал уже последние десятки метров. На корпусе «Миньсинь» были отчетливо видны широкие скобы, которыми пользовались монтажники станции, пристегивая к ним страховочные фалы. Лешка забыл обо всем на свете. Он даже ни о чем не думал, работая на одних рефлексах. Точечными впрысками из маневровых дюз, убрал ракетоплан с траектории столкновения, но не настолько далеко, чтобы нельзя было дотянуться. И когда корпус модуля поравнялся с его кораблем, выбросил манипуляторы вперед и вцепился ими в скобы, одновременно дав полную мощность на тормозные двигатели.
Даже у него потемнело в глазах, когда перегрузка вдавила его в спинку ложемента. О том, что ощутила нечаянная пассажирка «Миньсинь», лучше было не думать. Курсанту Серебрякову показалось, что он слышит хруст, с которым манипуляторы выворачиваются из суставов. У него даже заныло в локтях. Как ни странно, но металлические клешни выдержали, намертво вцепившись в скобы на корпусе модуля. К счастью, и сами скобы были приварены намертво. «УР-2» вместе с его «добычей», закрутило вокруг общей оси, но с этим Лешка справился играючи. А убедившись, что вся эта химерическая конструкция вполне управляема, начал потихоньку вытаскивать ее на круговую орбиту.
И лишь когда расчеты, сделанные бортовым вычислителем, подтвердили, что теперь ни «Миньсинь», ни учебный ракетоплан не упадут на Землю и не сгорят преждевременно в атмосфере, снова включил канал внешней связи.
— Диспетчерская, — пробормотал он в микрофон. — Говорит курсант Серебряков... Задание выполнено.
Начало:
Продолжение: