Сейчас, когда при робком утреннем свете, пробивающемся сквозь щели сарая, куда я окончательно переселился, записываю свои ночные приключения, ужас не отпускает меня. Какой же я идиот, хотел вырваться на свободу из запертого города, а погрузился в самую лютую неволю – неволю страха.
Я услышал глухой звук шагов и нырнул в кусты. Звук нарастал, и больше не напоминал шум, производимый одиноким прохожим, скорее это было шипение, вроде воздуха, выходящего под напором из шланга. Всматривался во тьму, пока ни увидел клубящиеся седые вихри над дорогой. Это было похоже на песчаную бурю, но ветра не было!
И тут прямо передо мной возникла фигура. Я не видел ее приближения, казалось, что незнакомец материализовался из пыли прямо передо мной. Возник всего лишь на мгновение, а потом пропал, прикрывшись пыльным пологом, но я никогда не забуду его!
Это был старик удивительного роста, метра два, не меньше. Седая голова, острый, хищный нос, свисающий к седым же усам. Но страшнее всего были его глаза, он повернулся в мою сторону, и я заметил зеленый свет, так светятся в темноте глаза кошек. Не помню, во что он был одет, я вообще ничего о нем больше не помню, а вот его свиту разглядел лучше. Сотни, тысячи колючих шариков, размером с теннисные мячи, кружились пчелиным роем, издавая тот самый, пугающий звук. Часть отроилась и закружилась над моей головой.
Неожиданно, я чувствовал, что обладаю защитой, они даже не коснулись меня. Не знаю, сколько просидел в этих кустах. Когда вышел - ни старика, ни шипящего окружения не было, да и пыль улеглась.
Именно с тех минут я понял, что такое ужас - не сиюминутный, парализующий, но временный, отпускающий, а ужас бесконечный, который вгрызается в плоть, становясь частью тебя.
Меня не удивили темные окна снимаемого дома, но с запертой изнутри дверью столкнулся впервые. Благо есть заветное место, потихоньку переселяюсь в сенной сарай.
Проснулся очень рано, вылез из укрытия и остолбенел. Никогда в своей жизни я не видел такого красивого рассвета. Деревья, дома, покосившиеся заборчики, казалось, светились мягким кремовым светом. Было тихо, даже петухи попрятались. Ледяная колодезная вода смыла сонливость. Деревня просыпалась: со всех сторон слышалось мычание коров, петушиные распевы, приглушенный собачий лай.
Со скрипом отворилась дверь, Аська, босая, в длинной рубахе, стояла на пороге, щурясь от первых лучей солнца.
- Асенька, - бросился к ней, но остановился, заметив испуг в глазах.
- Настена я, - тихо проговорила она, изворачиваясь.
- Да, да, Настена, я помню…
- Утренничать идите… Я одежду приготовила, переоделись бы, батюшка, от людей стыдно.
- От каких людей, Аська… Настя, от каких?
- Знамо, от соседей. Прореха на прорехе, - кивнула она на мои джинсы.
- Тебе нравилось.
Зашел в сени, показалось или запах стал другим? Мебель в комнате тоже изменилась, вместо старого круглого стола – деревянный прямоугольный, срубленный из толстых досок, свежих еще, пахнут деревом. У стола такая же лавка. Никаких шкафов, серванта, ничего. Кровать - та же лавка, только шире. Как это могло произойти? Ушел вчера вечером, ночью не слышал никаких звуков.
Осмотрелся в поисках сумок, привезенных с собой, их не было! Не было телефонов, планшета, не было чемоданчика с инструментами, которые я занес в дом в первый же день, ничего, что напоминало бы о нашей прежней жизни. Пожалуй, только одежда на мне. Взгляд уперся в сложенное на лавке белье: белые штаны и рубаха, костюмы для исторического фильма.
Продолжение следует.
