Оставалось выяснить, где проживает наследница, с кем, какое отношение к ней имеет этот франт. Муж? Дружок? Интересно. Подходить к паре сейчас, мягко говоря, неумно. Что он скажет? «Здрасьте, я ваш папа, а мама у вас – миллионерша. Вы рады?»
Лебедев решил не торопить события. Девушку надо подготовить к известию. Да, он еще подумает, стоит ли это делать. Ирине можно просто сказать, что «панночка помэрла». Вряд ли она будет проверять информацию. Но ведь тогда, в случае смерти Кудрявцевой, девушка останется ни с чем.
Лебедев с неудовольствием отметил: он так и не решился называть ее дочерью. Какая же она дочь, если Вячеслав до последнего момента не знал о ее существовании, не видел, как она росла, хорошела, превращаясь в красивую женщину, копию своей биологической матери. Кто он ей? Прохожий дядя, вот и все. Нечего из себя разыгрывать любящего папочку. Любящими были ее родители. Простаки, в гнездо которых подбросили чужого птенца.
Лебедев решил начать с Клавдии Петровны, раскрыть этот ларчик. А там ниточка потянется. «Мальчиков» отправил отдыхать: не хватало еще в деревне такими рожами светить. Клавдия уже старуха, еще дуба даст. А этого Вячеславу совсем не надо. Он уселся в «Чероки», доехал до нужной деревни, оставив автомобиль в переулке. Местные пусть думают, что хотят, но к самому дому Клавдии подъезжать на такой машине не стоит. Чревато.
Клавдия копалась в огороде. Миниатюрная, худощавая, даже костлявая старушка. Глаза настороженно и испуганно впились в Вячеслава. Лебедев вежливо поздоровался, нацепив на лицо доброжелательную открытую улыбку, расслабил руки, всем своим видом показывая: он не враг.
- Здрасьте. А вам кого? – движения старухи медленные, аккуратные. Маленькие, темные от загара лапки крепко сжимали лопату. Вся она – как пружина, готовая сию минуту развернутся. Нижняя губа Клавдии нервно подрагивала – боится. Очень боится. Знает, значит, ждет?
- Клавдия Петровна, позвольте представиться, Лебедев Вячеслав Анатольевич. Мы можем пройти в дом?
Лебедев специально «включил» строгий милицейский тон, не допускающий возражений. Ничего хорошего в этом тоне не было, но человек, услышав металлические нотки, немедленно подбирался, приходил в себя и выполнял просьбы, как приказы. И где-то внутри его тихо, незаметно для простого обывательского глаза, сдувалось напряжение: милиция все-таки не бандиты – не покалечат и не застрелят. Вера советского человека в доблестные органы еще не иссякла.
- А вы че, из милиции? - Женщина воткнула лопату в грунт.
- Майор комитета государственной безопасности! – Клавдия побелела, и Лебедев успокоил ее, - в отставке, так что не волнуйтесь. Просто нам нужно поговорить в конфендициальной обстановке.
- Да, да, конечно, - медленно проговорила женщина и направилась к Вячеславу. Казалось, что к ее ногам привязали грузила.
Слава терпеливо выждал, пока старуха подойдет к крылечку и только после сдвинулся с места.
В горнице было пусто и светло. На крашеном полу расстелены дорожки, в углу – детская кроватка, мягкий коврик с аккуратно уложенными игрушками. На старомодном трюмо – женская косметичка и тюбик помады. Из остальной мебели: диван, никелированная кровать, оттоманка за занавеской, круглый обеденный стол, шкаф и буфет.
В помещении был особый женский запах: так пахнут молодые, цветущие женщины и здоровые дети: земляничным мылом, шампунем, свежестью, чистотой и… ромашкой. Возле никелированной кровати стул, на спинку которого небрежно брошено то самое платье огненной расцветки. И туфельки на каблучке – на полу. Зина второпях скинула их, видимо спешила куда-то.
Пазл сложился в идеальную картинку. ОНА жила тут вместе с Клавдией Сергеевной и… ребенком лет пяти-шести.
Вещей, принадлежавших мужчине, в доме не было. Франт не приходился наследнице мужем.
- Разрешите присесть? – спросил Слава.
Клавдия кивнула. Лебедев указал ей на свободный стул. С минуту они оба сидели молча, не отрывая друг от друга взгляда. Старушка ерзала и нервничала. Вячеслав продолжал молчать. Наконец, женщина, не выдержав игры в гляделки, глухо буркнула:
- Я вас прошу, оставьте вы Зину в покое. Зачем она вам? Она и так настрадалась.
Лебедев без улыбки спросил:
- Почему вы говорите о страданиях… Зинаиды?
И тут Клавдия переменилась. Глаза ее яростно сверкнули.
- А потому! Что я, дура последняя? Ничего не понимаю? Да она с самого рождения, с первой своей минутки маялась! Мать родная бросила, продала мне ребенка! А я деньги пропила! Пропила Зинку, как… как… комод какой!
- Продала? – Слава побледнел.
- Да! Деньги мне вручила, и сказала, чтобы я вместо мертвенького мальчика, роженица там была такая, мертвенького родила, живую девочку, ее собственную дочку подложила! И уехала! А я подложила, деньги взяла, да эту суку до поезда проводила!
Клавдия перевела дух, но не успокоилась.
- А потом и началось: и дворником девка работала, и служанкой, и били ее, и чего только не было. И обманывали всяко… А однажды ночью приехали сюда машины, скинули Зинку на снег и умотали. Сейчас-то что вам от нее надо, сволочи? Зинка дочку воспитывает, работает, только жить начала, так нет же! Вчера один хмырь московский на мерседесе подкатил – увез сердешную. Утром прискакала, шмотки вон эти, - Клавдия кивнула на платье, - скинула и на работу убежала! А теперь ты нарисовался. Что я не вижу, глазами по избе шаришь? Что вам надо всем, а?
- А Зина жила в Москве? – осторожно спросил Лебедев.
- Жила, - говорила, - дите из Москвы привезла. Ее беременную выкинули тут. Не нагуляла дите Зина, от мужа родила. Мужа убили. Крутил что-то, вертел ее мужик-то. Так она за мужа настрадалась сполна, - Клавдия вдруг упала перед Лебедевым на колени.
- Бога Ради, оставьте ее в покое, на коленях прошу! Не виноватая Зина! Нету у ней ничего, ни денег никаких, ни золота! На ферме вкалывает! Это платье проклятущее, да бусики – вот и весь капитал. Уйди ты, уйди, майор, уйди ты ради Христа, не ломай девке жизнь! Пожалей ребенка, у Аллочки ведь нет больше никого!
Вячеслав поднял старуху с колен.
- Успокойтесь, успокойтесь. Я – не враг Зине. Я приехал с хорошими новостями. Вы говорите, что были знакомы с ее матерью? Так вот, я хочу сообщить, что Зина – очень богатая наследница. И ей не надо больше работать на ферме. Ирина хочет оставить дочери весь свой капитал. А с таким капиталом ни один хмырь, ни московский, ни берлинский, никто не посмеет обидеть Зину. Никогда.
Клавдия обмякла вдруг. С трудом разлепила сухие губы.
- Объявилась, значит, мамаша-то?
- Объявилась, - кротко ответил Лебедев.
- И что? Думает, Зинка ей в ноги от радости кинется?
Вячеслав вздохнул.
- Не думает. Она смертельно больна. Потому и ищет наследницу.
Клавдия криво улыбнулась:
- А-а-а-а… Вот он и пришел, случай-то… А я ей говорила… Говорила… Только я за Зинку не отвечаю. Не тот Зина человек, чтобы за деньги продастся. Не в мать она. Нет, не в мать. Там, отец, наверное, хороший был. Честный… Потому и задумала Ирка ребенка угробить. Таким, как она, хорошие не нужны.
- Нехороший, - вдруг сказал Вячеслав, - совсем нехороший. Так, майоришка один. Из бывших чекистов…
Глаза Клавдии распахнулись. Она, пораженная словами Лебедева, открывала и закрывала рот, как немая рыба. Вячеслав встревожился, метнулся к ведру с водой, стоявшему на лавке, зачерпнул ковшик и подал старухе, аккуратно придерживая ковш. Та жадно глотала, долго, неаккуратно, пока, наконец, не напилась.
- Где у вас лекарство?
- Не надо, - хрипло произнесла женщина, - я не помираю.
Она отдышалась.
- А что же ты, майор, только сейчас приперся? Где ж ты раньше-то был, папаша? У тебя уже внучка подрастает, умница такая, что весь ваш КГБ сраный переплюнет.
- Я ничего не знал. Ирина сделала все, чтобы я ничего не узнал. Она мне и до сих пор не сказала бы, да смерь в пятки дышит, - покачал головой Вячеслав, - да и меня сразу после всего, что у нас случилось, в Америку отправили.
- Наказали, что ли так? – съехидничала Клавдия.
- Повысили, я бы сказал, - печально улыбнулся Лебедев, - Клавдия Петровна, а что за хмырь такой московский? И расскажите мне, кто и за что выкинул Зину на снег?
***
Он попросил Клавдию молчать, не раскрывать Зине правду. Клавдия обещала. Сам же уехал в город. Нужно было выяснить кое-что. История Зины – удивительная, жестокая, невероятная и незаурядная. Много, много ниточек, а кончиков – не найти. Кончики придется искать Лебедеву. Должен он хоть что-то сделать для родной дочери? Ну хоть что-то?
Первым в списке значился этот самый «московский хмырь». Интересно, кто он? Нормальный, влюбленный в Зину, парень или «мутный чувачок», которых сейчас – легион. Через час он беседовал с Лысым, хозяином городишки. Смотрящим, так сказать. Мелкая сошка, ничего из себя не представляющая, обмяк перед Лебедевым, заискивающе хлопал глазками и угощал местным «пальчики оближешь» шашлычком.
- Без проблем, Вячеслав Анатольевич, - мекал он, позабыв напрочь про блатную «феню», на которой он балакал буквально минуту назад, - все справочки, все сведения подберем, из-под земли достанем!
Через час Лебедев знал про «московского хмыря» все. А через три – московский хмырь, оказавшийся на самом деле «мутным чувачком», летел из города, роняя тапки. Он напрочь забыл про свою «любовь навеки», лишь только увидел пачку баксов.
- Чмо, - коротко бросил вслед мерседесу Артем, водитель «чероки» и фланговый боец группы Лебедева.
- Согласен, - ответил ему Вячеслав.
Автор: Анна Лебедева