"Александра, Александра, этот город наш с тобою!"- пелось о Москве в известном фильме. Для Александры Моисеевой - дамы, жившей в достославные времена Серебряного века, - Москва тоже не была чужой, как не были чужими Париж, Берлин, Рим, Петербург, Нижний... За свою короткую жизнь эта женщина объехала столько мест, что и представить сложно. Но испытаний на ее долю выпало еще больше.
Пива на все!
Как обычно возвращаются из заграничных путешествий? С чемоданами модных вещей, коробками сувениров и подарков, яркими впечатлениями, наконец.
Впечатлений у Александры Моисеевой, двадцатисемилетней дамы, сходящей в 1902 году на перрон Нижегородского вокзала после пятилетнего "турне" по Европе, было хоть отбавляй, а вот ни подарков, ни чемоданов с костюмами не было.
Наличности - ровно 5 копеек. В потертом саквояже исписанные листы бумаги - рассказы, повести, переводы. Нашла редакцию газеты "Нижегородский Листок", но дверь оказалась закрытой. Обед.
От голода кружится голова. Рядом пивная с зазывающей рекламой на витрине: "Кружка — пять копеек". All-in, гуляем на все. Ей подали пиво, к нему на блюдечке несколько гренок и кусочек воблы. Закуска моментально была съедена, а пиво не тронуто. Половой догадался, в чем дело, и принес еще гренок, уже двойную порцию.
Снова редакция, где у нее приняли рукопись, предложив зайти за ответом через недельку-другую. Александра побледнела, находясь в предобморочном состоянии. Редактор пробежал глазами один из ее рассказов, пожал плечами и выдал посетительнице четвертной.
Старт в русскую литературную жизнь был взят.
Шурочкины университеты
Родившись в благополучной, пусть и не самой богатой семье, юная Саша прилежно училась в гимназии, но в какой-то момент поняла, что вместо унылых уроков ей хочется зажигать на сцене театра, куда она и прибежала, покинув родные пенаты.
Шестнадцатилетнюю прелестницу приняли в труппу, но к внешним данным для будущей актрисы неплохо бы иметь еще и незаурядный талант, которого в личностном багаже девушки не оказалось.
А приставания режиссера и стареющих артистов, ошибочно полагающих, что и в жизни, как и на сцене, они являются импозантными героями-любовниками, Шурочку тоже не особо вдохновляли.
То ли дело, молодые студенты - революционерчики, с огнем в груди и марксовыми идеями в голове! И водочку лихо пьют, и целуются жарко, аж дух захватывает. Пошла Саша по шоссе. Точнее по кривой пропагандистской дорожке, смутьянной да бунташной, которая привела ее на тюремную скамеечку.
После убийства Государя Александра Николаевича крепко взялись жандармы за всю эту шатию-братию, придавив бузотеров жестко и действенно. Вот и Моиссеева немного посидела (для проветривания мозгов, исключительно) в Одесской тюрьме, а потом в Кишиневе под надзором полицейским три годика побыла, и всю дурь-то революционную из ее головушки вымело.
Хотя дружки-революционеры помогли ей выехать за кордон, но требовали от девушки новых дел, которыми она уже накушалась досыта. Моисеевой удалось соскочить с социал-демократического крючка, но и денежки кукловоды-партийцы просто так ей давать отказались, уверенные, что деваться молодухе будет некуда, придет с извинениями, как миленькая.
Муза художников и поэтов
Не пришла Шурочка, потому как открыла она в себе тягу к прекрасному и к творческим личностям, которые давали девушке уроки любви к искусству и искусства любви.
Поэты, философы, художники - все хотели затащить Шурочку в постель, да она не сильно этому и сопротивлялась, решив, что она рождена именно для этого - быть Музой для творческой богемы.
С богемой жить - по-богемски пить. И курить. И наркоманить. Что Шурочка и делала, в полной уверенности, что позирование художнику в обнаженном виде неминуемо влечет за собой и последующие элементы вдохновения, как-то зеленый абсент, белый порошок и ночь страстной любви.
Красные фонари Марселя
Однако и среди творческой публики встречаются негодяи и подлецы. Эту аксиому Шурочка или не знала, или подзабыла, находясь под кайфом высокого искусства. Только один из любовников нарисовал ей такую картину маслом, что она доверившись аферюге, поехала с ним в Марсель, где он успешно... продал русскую девицу другому "художнику", который владел большим публичным домом неподалеку от знаменитого порта.
Колоритные персонажи веселого Марселя и заходящие в порт "морские волки" самых разных национальностей - эта публика признала и узнала "русское чудо любви" в лице Сашеньки.
Вырваться из этой бесконечной карусели удалось не сразу, но все же удалось. Саша уговорила доброго негра-клиента помочь ей в побеге и на морально-волевых добралась до Парижа. Где вновь решила искать любви, о которой мечтала. Все-таки, Париж и любовь слова-синонимы. Тем же, кто пытался ее предостеречь (видимо, Марселя было мало), она отвечала
"Вы мне говорили, что у меня никогда не было любви, а так, обрывки... цинизма. Дело в том, что я в глубине души никогда не была цинична. Так сложилась жизнь"
В парижском кафе она познакомилась с добряком-увальнем Волошиным, который, вполне возможно, посоветовал ей писать, разглядев в несколько потрепанной фее литературный талант.
Бесенята в красивой головке
Французские и итальянские впечатления стали сюжетом ее первых рассказов, которые она начала писать еще за границей, но решила издать на родине. О том каким было ее второе пришествие в Россию (пиво за 5 копеек), мы с вами знаем.
Но к безденежью добавилась еще одна проблема - Александра Михайловна ощутила некое душевное нездоровье. Периодически ей мерещились бесенята, но это были не те студенты-революционерчики, хотя , может, и те, но уже обросшие рогами и копытами и создавшие партию РСДРП.
Свои произведения Александра Моисеева публиковала под псевдонимом Мирэ, который интриговал читателей и критиков, пытающихся для начала понять - мужчина или женщина пишет эти рассказы-зарисовки из европейской жизни.
Вот возьму и уеду...
Даже проницательный Валерий Брюсов не сразу разглядел женскую руку в этих любовно-драматических рассказах с исторически-бытовой перчинкой. За какую бы эпоху не бралась Мирэ, у нее выходило и антуражно, и эпатажно. И, самое главное, центростремительно к Любви.
Мирэ не уставала искать Ее Величество Любовь везде, хватаясь за такие ирреальные и виртуальные "соломинки", что ее диагноз "душевной болезни", установленный и подтвержденный в целом ряде психиатрических клиник империи, сомнений не подлежал.
Например, нежданно-негаданно из блистательного Санкт-Петербурга, куда она переехала с Нижнего и где нашла достойных друзей-товарищей по литературе (участие в салоне Вяч.Иванова и дружба с его дамой сердца Зиновьевой-Аннибал дорогого стоят), Моисеева-Мирэ срывается в Пермь, где проживает какой-то непонятный агроном, рассылающий в брачные газеты объявления о поиске невесты.
Эскулапы против ее желаний
Удивительно, что какое-то время "молодые" даже пожили вместе, Более того, Александра Михайловна научилась ловко управляться с морковкой и свеколками агронома, только... бурный разрыв был неминуем изначально. Она уезжает на таких зашкаливающих эмоциях, что по приезде снова оказывается в лечебнице, где эскулапы сильнодействующими средствами пытаются погасить ее страстное желание и тоску по Любви.
Из больницы она выходит опустошенной, но друзья определяют ее в санаторий, где она пытается разобраться в себе. В организме фемины, постоянно желающей страстей, словно закончилось топливо. Мирэ приходит к выводу, что ее жизнь до сего времени была одной большой ошибкой:
"Я ведь была игрушкой, на которую смотрели как на игрушку, и мне было весело. Но меня никто никогда не любил. Мой опыт в любви был неудачен...
Теперь трудно думать о чем-нибудь хорошем. Главное, хотелось бы выздороветь, потому что давления в груди очень сильны, временами нестерпимая слабость. А потом уехать куда-нибудь работать и даже забыть, что в жизни бывает счастье".
Счастье и любовная страсть в данном случае для Мирэ тождественно равны.
Были и новые рассказы, и новые попытки найти себя, найти любовь, но хронические болезнь и безденежье возвращали все на круги своя.
Верный друг Александры Михайловны литератор-затейник Георгий Чулков все видел своими глазами, стараясь поддерживать связь с Мирэ и после ее переезда в Москву, где неподалеку от Петровско-Разумовского она снимала небольшую квартирку. Вот что он пишет:
"... Александра Михайловна была, должно быть, отравлена каким-то ядом, и ее больная душа тщетно искала себе утешения. Неглупая, тонкая и даровитая, эта странная искательница все новых и новых впечатлений с наивною откровенностью признавалась всем, что она, пожилая и некрасивая, изнемогает от избытка страстных желаний, вовсе не утоленных. Несчастная, по-видимому, была обречена на тяжелую душевную болезнь, с которою тщетно боролась..."
Врата рая
Бурная молодость все-таки не могла не отразиться на состоянии Мирэ. Были с ее стороны попытки найти душевное равновесие, но сделанный ею в итоге выбор в сторону мистики и оккультизма не позволял привести эти самые весы души в состояние баланса.
Чулков продолжает:
…В Москве Александра Михайловна сблизилась с весьма сомнительными оккультистами, и эти маги окончательно свели с ума бедняжку. Друзья, заботившиеся об ее судьбе, потеряли с нею связь. Осенью 1913 года полиция подобрала на улице какую-то упавшую без сознания женщину и отправила ее в Старо-Екатерининскую больницу.
Это была Мирэ. Там, в больнице, она умерла. Об этом ее друзья случайно узнали лишь спустя три месяца. Александра Михайловна Моисеева одиноко ушла из этого мира, замученная своим бредом. Она была одною из жертв нашего тогдашнего декаданса»
Московская газета "Утро России" писала осенью 1913 года о том, что "несколько дней труп несчастной, одетый в больничную рубаху, валялся в мертвецкой" для опознания.
Но так как родственников покойной не обнаружилось, то она была похоронена в общей могиле на Ваганьковском кладбище.
... Друзья узнали о ее смерти только три месяца спустя.
На панихиду пришло всего шесть человек, зато прошла она в Казанском кафедральном соборе Санкт-Петербурга.
И, возможно, "Райские врата" на дверях собора действительно стали воротами рая для души той, что всю свою жизнь страстно и беззаветно искала свою Большую Любовь.
.
