Обычной девушке из подмосковной Тайнинки итальянцы казались едва ли не существами с другой планеты. Их раскованность, постоянная доброжелательная улыбка на лице, диковинный быстрый язык, всё было для неё ново.
Уже который раз она ловила на себе взгляд одного из иностранцев. Витторио был не похож на остальных, внешне обычный русский паренёк: светленький, подкачанный, стрижка полубокс.
Он совсем не говорил по-русски, но это было необязательно, взгляды, которые он бросал на Валентину, говорили сами за себя. На дворе стоял конец июля тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года.
В разношерстную компанию, включающую в себя иностранцев, Валя попала благодаря своей подруге, Елизавете. Девушка училась в архитектурном и была комсоргом. Их институт принимал группу молодёжи из Италии и Франции.
Сама Елизавета сразу подружилась с Пьером. Все две недели, пока шёл фестиваль, он не выпускал её руки из своей чёрной, как смоль, ладони. Пьер был афрофранцуз.
Валентина каждый день ездила на электричке в Москву, где её ждали новые друзья и конечно, Витторио. В "Книжном мире" на Мясницкой, ей чудом удалось купить последний экземпляр русского-итальянского словаря.
Эта книга произвела фурор в их компании, где общались в основном, на смеси русско-английско-франко-итальянского языков. Но и без словаря слово "аморе" было понятно всем девушкам.
Быстро промчались насыщенные дни фестиваля. Витторио, чем ближе было расставание с "русской синьориной" тем больше грустил. В последний вечер они гуляли с Валей всю ночь, она опоздала на электричку, а в студенческое общежитие, где жили иностранцы, её не пустил бдительный вахтёр. Так вышло, что утром ей нужно было на работу, и проститься толком они не смогли. Но Витторио оставил Валентине письмо и своё фото, увозя в Италию её карточку. "Я буду ждать тебья" — прочёл он ей выписанные из словаря слова. И она, надеялась, что сможет поехать к нему.
Но "оттепель" закончилась, и Советский Союз вновь закрыл приоткрытый было железный занавес. Валя очень переживала, ведь Витторио писал ей, что приглашает её к себе на родину, в Палермо. Что хочет познакомить её с родителями! Письмо ей перевела одна знакомая, которая немного понимала по-итальянски.
Подругу Елизавету отчислили из института, и из комсомола, как неблагонадёжную: весной пятьдесят восьмого, в роддоме на улице 8 марта на свет появился темнокожий Василий Петрович Канарейкин. Лиза дала ребёнку свою фамилию, и вступила на путь его воспитания, сплошь вымощенный молчаливым общественным порицанием. Одно дело, кинофильм "Максимка" и "Цирк" и совсем другое, когда русская девушка, комсомолка, позволила себе неуставные отношения с иностранцем!
Валентина, несмотря на свалившиеся на подругу неприятности, завидовала ей. У Лизы подрастал красивый малыш с улыбкой Пьера, а у неё самой осталась на память лишь фотография, которую она повесила на почётное место в гостиной.
Шли годы. Из Италии вестей не было, сама Валентина написала письмо, но оно вернулось, то ли не нашло адресата там, то ли не прошло цензуру здесь.
Потом тяжело заболел отец, и Валентина ухаживала за ним, так как мама её стала заговариваться, а после того, как чуть было не взорвала дом, её определили в психиатрическую клинику. Похоронив родителей, Валентина не расправила плечи, так и осталась сутулой.
Несмотря на это, за ней пытался ухаживать женатый начальник: звал с собой на курорт Слынчев бряг. Мол, ей необходимо "развеяться". Валя сначала уцепилась за эту возможность, ведь от Болгарии до Италии ближе, но план был слишком нереалистичен, и потом с начальником пришлось бы изменять Витторио!
Начальник обиделся и дал понять, что о карьере она может не мечтать. Так она и осталась специалистом, с окладом в сто десять рэ, а более сговорчивые коллеги шли вверх по служебной лестнице и посмеивались над ней. А она... она смотрела фильмы с Мастрояни и Мазиной, посещала лекции по Итальянскому искусству и позже, по песням с фестиваля Сан-Ремо пыталась учить язык. Над ней смеялись и соседи, и коллеги, она действительно многим казалась странной.
— Вон, гляди, синьорина Валентина пошла, возомнила о себе чёрти что, мужики её наши не устраивают! Итальянца подавай! — шипела вслед одна.
— Не понимаю я её, и сдался ей этот... макаронник! — фыркала другая.
Но Валентина шла по жизни гордо подняв голову и не обращала внимание на злопыхателей. Как-то, за безумные деньги она купила у спекулянтов билет на концерт итальянской звезды, Тото Кутуньо. В сумочке у неё было послание для Витторио, она надеялась передать его Тото, надеясь, что певец найдёт способ сообщить Витторио в Палермо, что Валентина его не забыла и ждёт. Но билеты оказались слишком далеко от сцены, и у Валентины не было никакой возможности приблизиться к певцу.
И она сдалась. Ей было пятьдесят пять, когда рухнул железный занавес, и она снова помыслила о поездке в Италию. Сделать это она могла лишь продав жильё: тот самый дом в Тайнинке, в котором она прожила всю свою жизнь.
Родители её умерли и теперь она стала полновластной хозяйкой. К дому приценивался сосед, но у него не было такой суммы и он хотел "бессрочную рассрочку".
— Пойми, Валентина, тут у нас сложилося со-обчество, — втолковывал он ей, — чужака никто не хочет пускать! Вдруг ты цыганам продашь?
— Сергей, войди же в положение! Мне нужны деньги, я не могу ждать бессрочно! Если сообществу важно, чтобы ты стал новым хозяином моего дома, пусть сообщество скидывается! Я и так дешевле рынка отдаю!
— Да пойми ты, Валентина, — начинал злиться сосед, — нету у меня таких денег, откуда им взяться? Да и дом у тебя, честно сказать под снос, я картошку хотел посадить... кто теперь знает, что начнётся! Я слышал, что последним царём России станет Мишка Меченый! Сечёшь?
Вздыхая, выпроваживала его Валентина, и думала, что хорошо, что она одна. Такого мужа, как Сергей Сергеич, никому не пожелаешь!
Иногда приходили покупатели, которых направляла к ней знакомая риэлторша. Всем всё нравилось, но хотели дешевле. И Валентина была уже готова продать в убыток, как вдруг в дверь постучались. "Поздновато для покупателя" — подумала она, доставая на всякий случай из-за печки топор.
— Вальюша, Вальюша! — услышала она, — ты тут? — и сердце её рухнуло вниз. Она заметалась по комнате с топором в руках, не соображая, за что хвататься... на ней был старый домашний халат, наброшенный на простую ночнушку, на голове вообще кошмар..
Наконец, отложив топор, она вздохнула, и сказала:
— Подождите, я одеваюсь!
Она накинула на плечи шубу, причесала волосы и подкрасив губы, толкнула дверь.
На пороге стоял невысокий человечек, лысый, полноватый и улыбался.
— О, вы мама Валентина? Скузи, синьора, время ночи, — он поцеловал ей руку.
— Боже мой... Витторио... неужели это ты? — прислонилась она к дверному косяку, — это правда, ты?
— Си! Си! — обрадовался он, и пытаясь сгладить неловкий момент, что принял Валентину за её мать, — снова поцеловал ей руку, — прекрасная синьора!
— Я не синьора, — вздохнула Валентина, приходя в себя, — но как... откуда ты? Как ты меня нашёл?
— О! моменто... моменто! Клаудиа! — крикнул он, и сзади него появилось продолговатое женское лицо, немного смахивающее на лошадиную морду.
— Добрый вечер! — с легчайшим акцентом произнесла дама, — вы и есть та самая Валентина? Вито о вас столько рассказывал! Приятно познакомиться! Я его жена, Клаудия!
— Приятно, да... Может быть, чаю? — автоматически предложила Валентина, до сих пор не веря собственным глазам.
— О, с удовольствием! У вас так тут... — Клаудиа задумалась, подбирая нужное слово, — по-домашнему!
— А вы... вы итальянка? — спросила Валентина.
— О, нет, я представьте себе, родилась в Токсово. Знаете, это в Ленинградской области? Вот, танцевала в труппе Мариинки, и во время гастролей по Италии, Вито... Представляете, когда он познакомился со мной, он пытался передать вам письмо! Ах, я была так тронута его детской непосредственностью! Но в Союз я не вернулась...
— А что же не передали письмо с кем-нибудь другим? — прервала её излияния Валентина, — ведь я ждала этого письма!
— Ну, это было непросто... решение остаться было спонтанным, в тот момент я не подумала, что вы ещё помните Витторио... у нас ведь, в России, женский век короче! Мне казалось, что вы давно вышли замуж, зачем вам лишние переживания... Да и адрес, сами понимаете... "на деревню дедушке". Это чудо, что мы вас нашли!
— Что ж, спасибо за заботу,— не удержалась от сарказма Валентина, — в каком же году это было?
Итальянец, всё время, пока говорила жена, кивал и глупо улыбался.
— В шестьдесят девятом, кажется! — улыбнулась Клаудиа, и повернувшись к мужу, что-то сказала ему по-итальянски. Он ответил, и Клаудиа обратилась к Вале, — а где ваш супруг?
— Он... в командировке, — сама не зная зачем, соврала Валентина.
— О! — Клаудиа снова сказала что-то Вито, и тот закивал, — Вито боялся, что ваш супруг станет вас ревновать к прошлому и поэтому, взял меня в качестве переводчика и алиби... женатого мужчины. Но, я смотрю, ваш муж совсем не ревнив!
Клаудиа, заметив на стене портрет молодого Витторио, подошла ближе, и всплеснула руками.
— Да, совсем не ревнивый, — покраснела Валентина.
— Боже, какой же Вито тут молоденький, хорошенький! — засмеялась Клаудиа, — можно я возьму себе это фото? Я сделаю копию и верну вам! — она попыталась снять портрет, но не смогла.
— Оставьте, — сказала Валентина, — портрет мой. У вас есть оригинал, и честно признаться, портрет мне нравится больше. Он подарен мне человеком, который меня любил! И которого любила я. Нет уже ни его, ни меня... остались лишь жалкие карикатуры на нас самих!
Лицо Клаудии пошло пятнами. И хоть Валентина говорила мягко и с улыбкой, вышло весьма обидно.
С возмущением залопотав что-то мужу, Клаудиа направилась к выходу.
— Прощайтесь! Я, в отличие от вас, не ревную, я выше этого! — и она, гордо подняв голову вышла, едва не споткнувшись о порожек.
Витторио приблизился к Валентине и обнял её. Она же просто держала руки "по швам", но почувствовав, что он сильно расстроен, тоже неловко обняла его. Как покойника. Он что-то горячо говорил ей на смеси русского и итальянского языков, потом схватил её ладони и стал покрывать их поцелуями.
— Скузи, скузи, Вальюша, так долго шёл я до тебье, la mia vita, il mio amore!
— Чего уж ворошить прошлое, — сказала она, уворачиваясь и подавая ему его трость, которую он оставил у входа. Он всё понял, и склонив голову, шагнул к двери.
В последний раз он обернулся и долгим взглядом простился с ней. Но это был совсем не тот взгляд, которым он смотрел на неё в пятьдесят седьмом.
Когда скрипнула калитка, Валентина подошла к стене, и сняв фотографию молодого Витторио, бросила её в печь.
Снова раздался стук. Валентина боялась, что вернулся Вито, но это был Сергей Сергеевич, сосед. Он ворвался, как терьер, и окинув взглядом обстановку, заголосил в обычной для него манере:
— Кто это был? Покупатели?! Валя, не продавай! Твоя взяла, возьму кредит! Поручителя уже нашёл!
— Знаешь, Сергей, я передумала продавать, — ответила она, наслаждаясь переменой, которая стала происходить с лицом Сергея Сергеевича.
— Как? ... передумала? — наконец спросил он, — вообще, или на время?
— Вообще! — засмеялась Валентина, — привыкла я к вашему сообществу, остаюсь! А картошку если хочешь, можешь на моём участке сажать. У меня всё равно земля пропадает!
— Серьёзно?! Ну это... ну это, конечно, другое дело... — всё ещё не веря услышанному, пробормотал Сергей Сергеевич, — да я так... загнул про картошку... думал, посмотришь ты Италию, на своего итальянца... и поймёшь, что тут твоя жизнь, здесь! Вернёшься сюда, в свой дом...
Тут у Валентины раскрылись глаза. Она вспомнила, что всю её жизнь Сергей Сергеевич был рядом... помогал, носил продукты, когда болел отец, подставил плечо, когда умерла мать...
— Ой... Серёжа... — сказала она, — ты что же это? Для меня хотел выкупить? Чтобы мне, дуре, было куда вернуться?
Он, не глядя ей в глаза, кивнул и пробормотал:
— Люблю я тебя Валентина! Всю свою жизнь... Уж она прожита, так что... я здесь, перед тобой, как на духу. Сердцу не прикажешь, я понимаю, и твой... — он повернулся к стене, где раньше висел портрет Витторио, и увидев, что того нет, осёкся.
— Да, — согласилась она, — не прикажешь! И любовь, слепа... как и я была все эти годы... Она подошла к Сергею и положив голову ему на плечо, заплакала.
— Ничего, ничего... — гладил он её волосы, — ничего, родная, не плачь. Всё, теперь всё у нас будет хорошо!
Спасибо всем неравнодушным читателям! ❤️ Хочу предупредить, что все расистские и ксенофобские высказывания будут безжалостно удалены.
Похожие рассказы:
