Париж, в те годы, считался нейтральной территорией, ничейным островком между тремя королевствами, процветавшим за счет своей независимости и кичившийся свободой от уплаты налогов королям. Преступники, искавшие убежище, беглые рабы и слуги, искатели приключений всех мастей, находили себе кров за каменными стенами Парижа и вольготно чувствовали себя в нем, пока не приходило время отправляться дальше в долгий, изнурительный путь.
Как давал этот город кров беднякам, так он приютил в стенах своего собора и королеву Фредегонду, и ее неокрепшее, единственное, оставшееся в живых, дитя мужского пола. Страх потерять еще и этого сына, да и само место ее добровольного заточения способствовало тому, что королева внезапно стала чрезвычайно набожной. Ее дни начинались с молитвы и заканчивались ею. Теперь в ее словах были не только просьбы даровать здоровья сыну, но и мольбы отвратить от него опасность в виде подступающего к Парижу врага. Брунгильда, стремясь попасть в Париж, не вторгалась на чужую территорию, а значит и остановить ее было весьма сложно.
Словно в ответ на ее воздаяния небесам, пришла весть, что войско Австразии остановилось в Мелёне, а значит Брунгильда послушалась наказа их общего деверя.
Через некоторое время поспел и гонец от Брунгильды, требовавшей, от имени своего сына, предать суду королеву Фредегонду. В послании был перечислен ряд чудовищных преступлений, в которых, по мнению Брунгильды, была виновна королева Нейстрии. Гунтрамн читал, не веря своим глазам. Слухи о коварстве Фредегонды конечно достигали и его ушей, но то, в чем ее обвиняла королева Брунгильда, переходило все грани разумного. Гунтрамн велел позвать к себе Фредегонду и, пока ждал ее прихода, тупо смотрел а огонь, полыхавший в камине. «Неужели это все правда?» - без конца задавал он себе один и тот же вопрос и отказывался в это верить.
Фредегонда вошла. Прямая, как палка, исхудавшая, но все еще прекрасная, она почтительно поклонилась Гунтрамну. Он отметил, что ее руки, скрещенные на поясе, заметно подрагивают. Фредегонда явно нервничала, но Гунтрамну подумалось, что это не является доказательством ее вины. В той ситуации, в которой Фредегонда находилась сейчас, волнение было самым естественным состоянием.
-У Вас новости? - спросила Фредегонда первая, не в силах выдерживать затянувшуюся паузу.
-Да! - сказал Гунтрамн, отходя от камина и протягивая ей свиток, - Вот прочтите — здесь много чего любопытного!
Фредегонда развернула свиток. Она умела вполне прилично читать, но сейчас строчки разъезжались у нее перед глазами. Она опустила руку и свиток скользнул из ее пальцев на пол.
-Мне не хорошо! - прошептала она.
Гунтрамн крикнул слугам. Они заботливо усадили королеву в кресло и подали стакан воды.
-Прошу, Ваше Величество, прочтите мне это сами! - проговорила Фредегонда, таким тихим и слабым голосом, что король сразу остыл и даже устыдился своих недостойных мыслей.
Когда он закончил, Фредегонда уже вовсю рыдала.
-Какая чудовищная ложь! - восклицала она сквозь всхлипывания, - Эта женщина вознамерилась уничтожить меня! Ведь не мог же это все написать юный король Хильдеберт!
Теперь уже и Гунтрамн не сомневался, что Фредегонду пытаются любыми способами очернить и устранить. Единственной целью этого он видел стремление прибрать власть к своим рукам. "Видимо я недооценил Брунгильду! Хотя она так много сделала за короткое время, так быстро освоила искусство правления, что наверное вошла во вкус!" - думал он. Перед ним стояла нелегкая задача - развести по сторонам двух женщин, не навредив при этом племянникам...
Брунгильда понимала, что опоздала. С Гунтрамном ей было не справится! Последний, самый весомый аргумент против Фредегонды - обвинения в убийстве Галесвинты, Теодориха, Меровея, Хлодвига и, наконец, самого Хильперика. Реакции от Гунтрамна не последовало. Вместо этого он собрал Нейстрийскую знать и перед ними провозгласил сына Фредегонды королем. Хлотарь II, лежа в колыбели, под неусыпным наблюдением целой армии слуг, именовался теперь не иначе, как "Ваше Величество" и слуги меняли его мокрые пеленки с неизменным почтительным поклоном.
Брунгильда, досадуя на неудачу, вынуждена была вернуться домой, ставив в Париже множество соглядатаев, как явных так и тайных.
Гунрамн пробыл в Париже не в пример дольше. Он тщательно улаживал дела в Нейстрии и наконец, решил поселить Фредегонду с сыном Руане, на королевской вилле, под присмотр многочисленных слуг и охраны. Фредегонда поняла, что сменила одну тюрьму на другую, но выбора у нее не было. Больше всего ее злило, что пока она всдела в четырех стенах, Брунгильда, не проливая и капли крови, посулами и уговорами, склоняла на сторону своего сына целые города и они присягали ему на верность.
Человек, одетый как церковный служка, бродил близ замка короля Австразии, внимательно оглядываясь вокруг из-под низко надвинутого на лоб капюшона. Ему, во что бы то ни стало, надо было попасть во дворец. Он знал, что по пятницам королева Брунгильда принимала всех страждущих, давала подаяние, исполняла небольшие просьбы. Под длинным плащом клирика, человек держал длинный нож.
Очередь продвигалась медленно. Человек уже видел за головами стоящих впереди очертания королевы. Рядом с ней возвышалась стража, с обнаженными клинками. Человек понимал, что сильно рискует, но это был единственный шанс подобраться к королеве настолько близко, чтобы выполнить поручение. Шаг, еще шаг, еще...
-Ты можешь сказать мне, чего хочешь! - раздался нежный голос, обращаясь к нему, - Или можешь пожаловаться на несправедливость, если таковая имеется!
-Хочу пожаловаться! - еле слышно проговорил человек.
-Я не слышу тебя, говори громче! - приказала королева.
Человек дотронулся до горла и что-то невнятно захрипел. По его жестам, все поняли, что говорить громче он не может.
-Хорошо, подойди немного ближе! - позволила Брунгильда.
Он медленно приближался, стараясь не делать резких движений и не привлекать к себе внимание стражи. Шаг, снова шаг... Медленно, затаив дыхание. Нож уже был спрятан в широком рукаве его одежды.
-Ваше Величество! -раздался голос позади королевы и все находящиеся на площади непроизвольно не произвольно повернулись на этот крик. Человек понял, что настал его шанс. Он быстро поднял руку, и не удосужившись прицелиться как следует, бросил нож. В своей руке он был уверен. Однако королева, в какую-то долю секунды откинула голову назад и клинок, просвистев в миллиметре от ее нежной шеи, вонзился в руку одного из стражников.
Убийца бросился наутек, но толпа на площади помешала ему. Давно выработанный стадный инстинкт больших городов - если убегает, значит вор, а вора надо поймать и наказать,- сработал. Ему сделали подножку, навалились сверху, когда он растянулся на земле. Некоторое время он видел перед глазами лишь множество ног в стоптанных сапогах. Потом подоспели стражники и убийцу поволокли подвалы королевского замка...
-Вы узнали, кто его подослал? - спросила Брунгильда у начальника замковой стражи, когда тот вошел с докладом. Он усмехнулся в усы многозначительно и ответил:
-Конечно, Ваше Величество! Под руками мастера Дедьё и не такие становились говорливыми, как девицы на посиделках у...
Он еще долго бы заливался соловьем, превознося мастерство палача, если бы королева его не перебила:
-Так кто же его послал?
-Барон Ландерих, верный пес королевы Фредегонды! - отрапортовал стражник.
-Ему приказала Фредегонда?
-Он пока не сознался в этом, королева! Но мастер Дедьё не оставит его в покое пока он не скажет правду или не отдаст Богу Душу!
-О нет! Останови его, немедленно! - закричала Брунгильда.
Ей нужен был свидетель преступления Фредегонды, хотя бы одно доказательство того, что она способна подослать убийцу.
Начальник стражи бросился прочь, моля небо, чтобы Дедьё не замучил узника до смерти, что было вполне вероятно. Когда он видел его последний раз, на теле неудавшегося убийцы не оставалось живого места.
Он влетел в камеру, где палач наслаждался любимой работой и понял, что опоздал. Теперь ему оставалось лишь молиться, чтобы не оказаться на месте замученного...
