Совершенно очевидно, что Вагнер всегда незримо присутствовал в семье Ганса фон Бюлова и его жены. Вторые имена своим дочерям - Даниэле и Бландине – Ганс и Козима, как настоящие правоверные вагнеристы, дали в честь вагнеровских оперных героинь: Сенты (из «Летучего голландца») и Елизаветы (из «Тангейзера»).
Кстати, позже Вагнер подхватит эту идею. Всех детей, которых позже родит ему Козима, а также любимых собак и павлинов, он будет называть именами персонажей своих музыкальных драм.
Это продолжение истории об удивительной женщине - второй жене Вагнера - Козиме. Первая часть 👉здесь, вторая - 👉здесь, третья - 👉здесь.
Его контакты с четой фон Бюлов – деловые и дружеские – продолжались всегда. Куда бы ни ехал Вагнер и откуда бы ни возвращался, он всегда старался завернуть в Берлин к Гансу - главному своему адепту и пропагандисту - и его жене. Они тоже приезжали на его концерты и просто в гости, даже если это не входило в их планы. Потому что так хотел Вагнер. Отказать ему было невозможно: «Он умолял нас приехать» - писал Ганс одному из своих друзей. Вагнер всегда нуждался в свите, комплиментах и восхищённых взглядах.
Любовь
О том, как разворачивалась первая стадия их романа (она продолжалась примерно три года), Козима никогда не рассказывала, поскольку гордиться тут было нечем: она была замужем, а её возлюбленный женат , хоть и номинально (по взаимной договорённости супруги жили отдельно). Единственный источник информации – это то, что написал Вагнер в своих воспоминаниях («Mein Leben» - «Моя жизнь»).
Вот он в компании сестры Козимы - Бландины и ее мужа навещает Козиму на курорте. Она всё ещё дичится его, но:
«Прощаясь…, я встретил устремленный на меня вопросительно-робкий взгляд Козимы».
Вот они в гостях у Вагнера в Бибрихе, и он под аккомпанемент Ганса исполняет сцену прощания Вотана с Брунгильдой из «Валькирии». Он интересуется её впечатлением, но она не может произнести ни слова и заливается слезами:
«…Экстаз ее имел радостно просветленный характер. Здесь все было молчание и тайна. Но уверенность, что между нами существует неразрывная связь, охватила меня с такой определенностью, что я не в силах был владеть собственным возбуждением».
Вот Козима с мужем приезжают в Лейпциг: здесь в концерте должны быть исполнены увертюры к «Нюрнбергским мейстерзингерам» и «Тангейзеру». Дирижирует Ганс. Она потрясена музыкой.
«В отдаленном углу залы я увидел Козиму… она показалась мне видением иного мира. Все, что наполняло наши сердца, было так глубоко и серьезно, что лишь безграничная радость свидания помогла нам миновать угрожавшие пропасти».
А между этими хрупкими маячками расцветающего чувства - упоминания о трёх прогулках в «прекрасном экипаже» наедине с Козимой, «поскольку Бюлов был занят приготовлениями к концерту» (так поясняет причину его отсутствия Вагнер).
О последней из этих поездок он пишет так:
«… мы молча смотрели друг другу в глаза, и страстная потребность признания овладела нами. Но слова оказались лишними... Глубокое спокойствие снизошло в наши души. Слезами и рыданиями мы скрепили признание, что принадлежим только друг другу».
Падение Козимы в эту любовь было неизбежно, как гравитация. Устоять перед любовным призывом гения, музыка которого действовала на нее магически, было выше её сил, учитывая, к тому же, все обстоятельства её жизни.
Другой вопрос, что чувствовал к Козиме Вагнер. Это проясняется, если прочитать его письмо, написанное в это же время. В нём он делится своими чувствами с одной задушевной знакомой:
«Я слишком люблю его жену, всё во мне наполняется огнём, когда я думаю о ней… И я не в силах похоронить это чувство в своём сердце. ... Итак, я говорю Вам: она есть и остаётся моей первой и единственной любовью! С каждым днём я чувствую это всё отчетливее… Она всегда будет прекрасна в моих глазах, и моя любовь к ней никогда не остынет!»
«Его жена» - это вовсе не Козима. Речь здесь идёт о Матильде Везендонк. К сожалению, Козима не вызывала у Вагнера таких же пламенных эмоций.
Но и глубокие чувства к Матильде Везендонк не были, видимо, столь уж глубоки. Примерно в то время, когда Вагнер писал эти строки, он сделал предложение руки и сердца другой Матильде - дочери венского нотариуса по фамилии Майер. Только то, что его жена Минна категорически отказалась дать ему развод, а Матильда не хотела компрометировать себя связью с женатым мужчиной, разрушило его брачные планы.
Всего этого Козима не знала или не хотела знать. Вагнер полностью захватил её мысли и сердце.
Неизвестно, как развивались бы их отношения, если бы не резкий, совершенно неправдоподобный поворот в судьбе Вагнера. Чтобы оценить значительность этого момента, нужно немного отклониться в тему денег.
Деньги
"Всё, что мне нужно - это деньги! Остальное у меня есть. ...Деньги! Неважно как и откуда!"
- писал Вагнер своему другу Ференцу Листу, из чего ясно, насколько остро стоял перед ним денежный вопрос. Можно сказать, что деньги (вернее, их отсутствие) были его личным проклятием. Недаром Вагнер так убедительно показал губительную силу золота в своём главном творении - "Кольце нибелунга". Поэтому кредитная история Вагнера не менее увлекательна и драматична, чем история его творческой и личной жизни.
Сколько бы он ни зарабатывал, сколько бы ему ни помогали его друзья, покровители и поклонники, денег было всегда катастрофически мало. Проблема заключалась в том, что творческое вдохновение Вагнера напрямую зависело от комфорта, а комфорт для него означал роскошь.
Просторные апартаменты с дорогими коврами и обтянутыми бархатом диванами, подбитые мехом халаты, шёлковое бельё, украшенные вышивкой атласные одеяла, редкие вина, команда слуг и возможность дарить друзьям щедрые подарки - всё это зажигало его музыкальное воображение и позволяло мыслить с размахом, соответствующим масштабу его грандиозных музыкальных драм.
Правда, далеко не всегда Вагнеру удавалось соответствовать своему идеалу комфорта, но он к этому очень стремился: брал деньги в долг, давая своим кредиторам твёрдые обещания, которые не собирался выполнять, и тратил, не размышляя о последствиях.
При этом ни честь Вагнера, ни его совесть не страдали, поскольку он вообще не считал себя обязанным возвращать долги.
Логика его была такова: кто кому должен? гений – людям или люди – гению?
На этот вопрос Вагнер отвечал без колебаний:
"Мир у меня в долгу, он должен дать мне то, что мне нужно! Я не могу жить на жалкую зарплату органиста, как мастер Бах! ... Разве это какое-то неслыханное требование, если я считаю, что мне причитается немного роскоши? Мне – тому, кто доставляет миру такое наслаждение!»
Получалось, что не он был должен своим кредиторам, а они ему. Благодаря блеску своего красноречия Вагнер умел вывернуть ситуацию наизнанку: людям становилось неловко, что у них - обычных смертных - есть деньги, а у гения их нет. Поэтому чаще всего ему давали то, что он просил, и не ждали возврата долга.
Но встречались такие недалёкие, чёрствые и бездушные кредиторы, которые не входили в его положение и не очаровывались его красноречием, а требовали возврата долгов через суд. В этих случаях Вагнеру приходилось спасаться бегством, чтобы не попасть в долговую тюрьму.
Самое первое такое приключение в его жизни описано тут 👇
Король
Второй - гораздо более серьёзный долговой кризис случился весной 1864 года. Огромный гонорар, который Вагнер привёз из гастролей в России, растаял как дым, долги росли, денег никто уже не давал, полиция шла по пятам, пока Вагнер переезжал из одного места в другое. Ситуация зашла в тупик, о творчестве не могло быть и речи, и он уже подумывал о самоубийстве. В письме своему другу, композитору Петру Корнелиусу, Вагнер писал:
«Сейчас мне поможет только чудо, какое-то невероятное спасительное чудо, иначе всё будет кончено».
Он даже сочинил себе эпитафию в мрачно-ироническом духе. Она начиналась такой строчкой:
"Здесь лежит Вагнер, ставший никем".
Дальше произошло то, чего не бывает даже в сериалах. 3 мая 1864 года к Вагнеру явился курьер (он не с первой попытки догнал беглеца) с депешей от восемнадцатилетнего баварского короля Людвига II, только что надевшего корону. В письме, к которому прилагался драгоценный перстень, король обещал Вагнеру свою казну, покровительство и личную беспредельную преданность. Среди королей тоже бывают вагнеристы.
Это чудо имело свою предысторию.
Ещё подростком Людвиг II был поражён в самое сердце, услышав как-то в театре «Лоэнгрина» Вагнера. А несколько позже он прочитал опубликованное композитором либретто его будущего колоссального оперного проекта – «Кольца нибелунга». В послесловии Вагнер писал, что этот текст вряд ли когда-либо будет положен на музыку. Нет смысла - слишком дорого обойдётся такая постановка. Ведь для такого грандиозного проекта не подойдёт обычная оперная сцена. Если только найдётся какой-нибудь благородный государь, который построит хотя бы временный, буквально из досок, театр для того, чтобы эта музыкальная драма хотя бы единожды увидела свет… В эти редкие сети Вагнера, закинутые наугад, попалась душа юного идеалиста, и он горячо откликнулся на этот призыв.
Как только Людвиг II взошёл на престол, он приказал разыскать своего кумира и немедленно доставить его в Мюнхен. Уже 4 мая Вагнер предстал перед королём, который буквально осыпал его своими милостями.
Он оплатил все долги Вагнера, назначил ему солидное содержание и предоставил в его распоряжение двухэтажную виллу с двумя десятками комнат и прислугой на берегу Штарнбергского озера недалеко от своей резиденции.
Сцена мюнхенской оперы тоже была к его услугам. Всё, что требовалось от Друга (так называл Вагнера Людвиг II) – это ставить свои божественные оперы в придворном театре и спокойно писать музыку «Кольца нибелунга». Для его постановки король обещал Вагнеру построить лучший в мире, грандиозный театр на высоком берегу Изара.
Проект этого сооружения был заказан архитектору Готфриду Земперу. Выглядел он вот так:
Ход Козимы
Как только Вагнер пришёл в себя от такого счастья и осмотрелся на новом месте, он тут же написал Гансу фон Бюлову - тот был ему необходим как друг и лучший в Германии дирижёр, знавший каждую ноту его опер наизусть. Кроме того, Вагнер нуждался в женской руке, чтобы организовать быт. Ему было одиноко в огромном доме.
«Добрые души, помогите мне в эти первые дни! Для вашей дорогой семьи у меня готов целый этаж! Ах, как же я нуждаюсь в благородной компании дорогих мне людей, и как я буду рад вашим деткам! Совершенно ясно, что пришло время, когда мы должны быть все вместе!»
Ганс не сразу решается ехать. Для этого нужно было бросить работу (он преподавал в консерватории), престарелую мать, друзей и весь налаженный уклад жизни. Кроме того, он хорошо знал Вагнера и понимал, что полностью попадёт под его диктат. Возможно также, что его мучили тяжёлые предчувствия. Но Вагнер шлёт одну за другой отчаянные телеграммы и Ганс решается.
«Хотя я покорен ему как раб и всё, что он делает, для меня свято, мне трудно отказаться от своей свободы. Но если я нужен ему, чтобы отстоять его права, я буду рядом».
Нет сомнения, что Козима сыграла важную роль в принятии этого решения, поскольку, презрев все приличия, не дожидаясь, пока освободится муж, она первая выехала в Мюнхен с двумя маленькими дочками и десять дней до приезда Ганса провела на вилле наедине с Вагнером.
Это время на берегу Штарнбергского озера впоследствии было самым заветным лирическим воспоминанием Вагнера и Козимы. Как рассказывала позже одна из служанок виллы, "они всё время гуляли по саду, держась за руки".
К тому времени, как приехал Ганс, его жена была уже «другому отдана». Ему, конечно, об этом не сказали.
Сбылись неосторожно брошенные им слова, которые он написал в одном из писем семь лет назад, в год женитьбы на Козиме:
«Я, не колеблясь ни минуты, отказался бы от жены, если бы речь шла о том, чтобы вдохновить мастера Рихарда».
С этого момента началась грандиозная феерия обмана, в которой Козима сыграла первую скрипку.
Дальше о том, как причудливо сплелись отношения Козимы, Вагнера, её мужа фон Бюлова и короля Людвига II 👇
Читать с начала: первая часть 👇
вторая часть 👇
третья часть 👇
О популярных и любимых сочинениях классиков моя книга (издательство АСТ) 👉"50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки"