Расшифровка передачи «Цена Победы» от 23 августа 2023 года. Гость — Алексей Макаркин, историк, заместитель директора «Центра политических технологий». Ведущие: Виталий Дымарский, Владимир Рыжков.
В. ДЫМАРСКИЙ: Представляем нашего постоянного эксперта: директора «Центра политических технологий» Алексея Макаркина. Сегодня у нас тема — «Советская мобилизация в Великую Отечественную войну». Интересно посмотреть, как проходила мобилизация у союзников, не только в СССР.
В. РЫЖКОВ: СССР любил повоевать, как мы знаем. Можно сказать, он и родился из войны гражданской. Затем за ней последовала польская война, безумное количество. Но мобилизации мы связываем с большой войной, когда весь народ мобилизуется, кто-то на фронте, кто-то в тылу, на заводе, в полях. Советский Союз десятки войн вёл за свою историю, но мобилизация была только раз.
В. ДЫМАРСКИЙ: Два.
В. РЫЖКОВ: А второй раз?
В. ДЫМАРСКИЙ: 1914 год.
В. РЫЖКОВ: Нет, я про СССР.
В. ДЫМАРСКИЙ: Официальная мобилизация одна.
В. РЫЖКОВ: У меня такой вопрос, Алексей. Понятно, что немецкое вторжение гитлеровское — миллионы людей, миллионы. Сразу, с первых дней. Насколько советская машина сталинская, про которую сейчас в новых учебниках пишут, что очень эффективная, насколько она в этой части была готова миллионы людей поставить под ружьё.
А. МАКАРКИН: Она была готова. Более того, мобилизация была объявлена только с началом войны, потому что если мы посмотрим на практику 20-го века, то объявление мобилизации фактически приравнивалось к объявлению войны. Это крайне обязывающее политическое решение. Это не только техническое решение. И поэтому когда в 1914 году были объявлены мобилизации и в Германии, Австро-Венгрии, России, Франции, было понятно, что предстоит война и счёт идёт даже не на недели, а на дни.
В. ДЫМАРСКИЙ: Насколько я помню, в 1914 году, насколько я помню, немцы предъявили ультиматум Николаю, что если будет мобилизация, ты мы объявляем войну. Николай долго сопротивлялся, размышлял. В конечном итоге под давлением генштаба и своего окружения объявил мобилизацию и тут же получил войну.
А. МАКАРКИН: Германия и так, и так хотела уже. Любая война, когда приближается .у всех, кто вовлечён в это, психоз. И на всякий случай немецкому послу Путралесу в Петербурге прислали из Берлина два варианта ответа. Если Россия отвергнет ультиматум, мы объявляем войну. И второй вариант: так как Россия приняла ультиматум, но сделала это недостаточно искренне, то мы объявляем войну. Даже если бы Россия сказала, что она принимает ультиматум, то всё равно была бы объявлена война, но с другой формулировкой. Путралес действительно перенервничал и передал российскому министру иностранных дел Сазонову оба варианта этого ответа. И получилось так, что он дал маленький аргумент России, которая объясняла, что она была полностью права в этой истории: вот, смотрите, даже если бы мы приняли это и не объявляли бы мобилизацию, всё равно немцы бы на нас напали. Вот такая была немножко экзотическая история.
С тех пор, если мы посмотрим, мобилизация действительно автоматически приравнивается к объявлению войны. Поэтому в СССР мобилизация была объявлена, когда началась война официально. Но как раз когда это устоялось, что мобилизация — фактически война, появилось понятие скрытой. Когда никто не объявляет мобилизацию, никто об этом не кричит, но фактически проходят мобилизационные мероприятия. И в СССР скрытая мобилизация была в 1939 году, когда началась Вторая мировая война, не понимали, что дальше будет. Сталин был достаточно осторожен и не хотел вмешиваться в войну, не имея 100%-ной гарантии успеха. И никто не знал тогда, может быть Англия и Франция ударили бы по Германии. Никто не знал реальной боеспособности польской армии, сколько она продержится. И поэтому была объявлена скрытая мобилизация 7 сентября. Призвали 2,5 млн. Не кричали об этом, не шумели. 29 сентября, когда уже все проблемы были решены, когда Красная армия заняла Западную Украину и Западную Белоруссию, тогда большинство мобилизованных, около 1,5 млн, началось их увольнение.
В. РЫЖКОВ: Там же дальше была Финская война. Видимо, часть попала на Финскую войну.
А. МАКАРКИН: Если мы посмотрим ещё раньше, на 1 января 1938 года было в Красной армии примерно 1,5 млн человек. Причём был достаточно высокий призывной возраст — 21 год. Как это было и в Российской империи в мирное время: призывали с 21 года. То же самое было и в СССР. В 1939 году ещё перед Второй мировой войной принимается закон о всеобщей воинской обязанности, снижающей призывной возраст с 21 года до 19 лет. Ещё 2 года таким образом выигрывалось, что способствовало тому, что численность армии увеличилась. Плюс скрытая мобилизация сентябрьская наложилась на обычный призыв, никто его не отменял. В ходе призыва призвали еще 1 млн человек. И в результате получилось так, что к 1 января 1940 года, когда прошла частичная демобилизация, в Красной армии было чуть-чуть меньше 4 млн человек.
В. РЫЖКОВ: У немцев не помните, сколько было тогда на начало 1940-го?
А. МАКАРКИН: Они были уже вовлечены в войну. У них мобилизация прошла открытая. А здесь прошла скрытная.
В. РЫЖКОВ: А как это официально называлось?
А. МАКАРКИН: А никак.
В. РЫЖКОВ: То есть просто по факту набирали и всё?
А. МАКАРКИН: Просто по факту. Разослали повестки: надо идти. По радио об этом не говорили, в газетах не писали. Надо идти — ну и пошли люди. А что делать? Шума не было. Тем более официально СССР в войне не участвовал. Так вот и провели такую операцию. В результате всего этого тех, кого призвали по скрытой мобилизации, не уволили, около 1 млн, ешё дополнительно 1 млн новобранцев, да ещё призывной возраст аж на 2 года сразу. Армия была примерно 3 млн 850 тыс. человек. Не многим менее 4 млн.
Что ещё было? Ещё призывали во время Финской войны больше чем 0,5 млн. Кого-то увольняли, кого-то призывали. Даже когда кого-то увольняли, они проходили военное обучение, военную подготовку и были уже готовы в большей степени к военной службе. Дальше — 1941-й. Было решено провести военные сборы. Слова «мобилизация» не было.
В. ДЫМАРСКИЙ: Я хочу сказать, что в вооружённых силах нацистской Германии было с войсками СС в 1940 году 6 млн.
В. РЫЖКОВ: Это гигантская цифра.
В. ДЫМАРСКИЙ: 3 млн 600 тыс. были действующая армия, 900 тыс. — резерв. В общей сложности 4,5 млн. Плюс ВВС и морская пехота.
В. РЫЖКОВ: Это полезно, чтобы сопоставить подготовку сторон.
А. МАКАРКИН: А дальше уже 1941-й. Так как исходили из того, что войны не будет в 1941 году, исходили из того, что это может быть в 1942-м, время ещё есть, был план 3 военных сборов. Каждый из них достаточно краткосрочный, примерно на 1,5 месяца собирать. Успели провести только 1 этап: с 15 мая до 1 июля он должен был быть. Призвали около 800 тыс. человек.
В. РЫЖКОВ: Что они делали 1,5 месяца? Эти сборы что из себя представляли?
А. МАКАРКИН: Учебные сборы. Как и в советское время было.
В. РЫЖКОВ: Я помню, это было как пикники.
А. МАКАРКИН: Ну. в советское время было как пикники. Здесь было более серьёзно. Стрельбы были учебные.
В. ДЫМАРСКИЙ: Сельхозработы?
А. МАКАРКИН: Нет. Это именно были военные сборы. Плюс дополнительно призывали новобранцев ещё, около 400 тыс. человек, которых не успели призвать в 1940 году. Дальше в начале мая решили, что будет ещё один дополнительный призыв 1922 года в 100 тыс. человек для ВВС, для тыла ВВС. Авиаторы имелись, а нужен был технический персонал, охрана аэродромов. Это ещё 100 тыс. призвали, успели, по-моему, призвать перед войной. Это были достаточно большие цифры. И в результате всей этой совокупности и того, что эти сборы, которые были объявлены и дополнительного призыва около 5,5 млн было. на 22 июня. То есть цифра была сопоставимая с немецкими войсками с учётом того, что немецкие войска ещё выполняют оккупационные функции в разных странах, во Франции той же самой.
В. РЫЖКОВ: Они там стояли везде: во Франции, в Норвегии.
А. МАКАРКИН: И в Польше стояли. В Югославии была группировка. Была вполне сопоставимая цифра. Это 5,5 млн человек. Плюс пограничников было около 150 тыс. Внутренних войск около 170 тыс. Цифра приближалась к 6 млн. Конечно, ключевую роль сыграли не эти сборы, а понижение призывного возраста. Появились новые контингенты, которых можно было призывать. Это способствовало увеличению.
В. ДЫМАРСКИЙ: А как это соотносится, как рассказывают очевидцы, свидетели, историки, со стремлением Сталина ни в коей мере не дразнить Гитлера? Чтобы он даже и не думал о том, что СССР готовится к войне. Тут всё-таки на 2 года снижают призывной возраст, увеличивают количество призывников. Как мы говорили в самом начале, любая мобилизация, открытая или скрытая, это вызов.
А. МАКАРКИН: Этот закон был принят Верховным советом ещё до пакта Молотова — Риббентропа, так что можно было оговориться, что к Гитлеру это не имеет отношения, что это просто обычный, ещё довоенный мир. До 22 июня больше призывной возраст не понижался. В том числе и потому, чтобы не вызывать какого-то негатива со стороны Гитлера, чтобы не провоцировать его. Никаких новых законов официально не принималось. По радио ничего не говорили. Это всё было в скрытом виде.
В. ДЫМАРСКИЙ: Но такие вещи сложно скрыть от противника будущего?
А. МАКАРКИН: Почему нет? Страна большая. Нет, Гитлер, конечно, получал какую-то информацию о том, что происходит здесь, увеличивается количество дивизий, например. Есть очень много историй художественных по поводу немецкой агентуры в СССР. На самом деле немецкая агентура в СССР была крайне слабая. Она была в фантазиях работников НКВД, которые проводили допросы и которым надо добиться, чтобы человек на допросе признался, что он был завербован немецкой разведкой в таком-то году. И Тухачевский признавался в том, что он готовил измену. Но если посмотреть реально, агентура отсутствовала, такая, которая могла бы отследить такие серьёзные процессы. Были, конечно, агенты в приграничной зоне, их было немало, но они могли отследить только какие-то элементы всей этой истории: переброску войск, какие-то передвижения.
И то, например, если мы отвлечёмся от мобилизации, перед войной поступило указание, чтобы запретить эвакуировать семьи военнослужащих. Там были офицеры, были их родственники, которые там жили, дети, другие родственники приезжали. Конечно, чувствовалось, что что-то начинается, готовится. Многие стали подумывать о том, чтобы эвакуировать свои семьи. Но поступил приказ это дело запретить, потому что не хотели провоцировать. Как раз приграничная агентура это всё отследит, что происходит на вокзалах, кто уезжает. И это могло быть основанием для каких-то претензий. Члены семей военнослужащих остались в приграничной территории со всеми вытекающими последствиями.
В. ДЫМАРСКИЙ: Если говорить об агентуре немецкой, я могу только засвидетельствовать рассказ очень хорошего, известного историка, уже ушедшего, к сожалению, из жизни Михаила Семиряги. Он это дело исследовал. По его свидетельствам, самый высокопоставленный агент Третьего рейха в СССР был секретарь одного из райкомов партии в Москве. Причём не 1-й секретарь.
А. МАКАРКИН: Я могу попробовать прокомментировать эти сведения. У немцев не было такого агента. Даже такого. Даже секретаря райкома. Что касается секретаря райкома, то тут смесь из 2 историй. Одна история, что бывший секретарь одного из райкомов партии Москвы Георгий Жиленков к моменту начала войны уже бригадный комиссар, призванный в армию. Он был взят в плен, в плену перешёл на немецкую сторону и был заместителем генерала Власова в Русской освободительной армии. Но на момент своей работы в райкоме он не имел никакого отношения к немецкому шпионажу. Он был обычным партийным работником.
Вторая история, может быть, более интересная. Она состоит в том, что, может быть, действительно немцы считали, что у них есть агент в Москве, который был партийным функционером, он работал в московском городском комитете партии. Но на самом деле это не подтверждается. Там называлась его фамилия, но такого человека никогда не было. И такое ощущение, что это был большой блеф, через который немцам сбрасывалась фальшивая информация. Был придуман такой человек, и он описан. Даже агента уровня секретаря райкома у немцев не было.
В. РЫЖКОВ: Вот начинается война. Когда Сталин объявил мобилизацию, был ли это алгоритм, то есть лежит папочка в сейфе, где написано: на 8-й день войны в случае нападения объявляем мобилизацию? Или это была политическая реакция на катастрофу первых недель?
А. МАКАРКИН: Папочка лежала, конечно. Решение было принято указом президиума Верховного совета СССР, так как именно он по советскому тогдашнему законодательству имел право объявить мобилизацию. Указ был 22 июня подписан.
В. РЫЖКОВ: То есть практически сразу после нападения?
А. МАКАРКИН: Да, когда ещё не думали, что будет такое поражение, катастрофа Западного особого военного округа,. Мы знаем по историческим данным, что ещё 25−26 июня из народного комиссариата обороны поступали указания совершать контрудары, наступать на немцев. Ещё не было осознания масштаба катастрофы, которая произошла на фронте.
22 июня папочку открыли, которую вынули из сейфа. И в ней значилось, что мобилизация военнообязанных 1905−1918 г. р. Ещё тогда 18-летних не брали. Это были старшие возраста, которые прошли военную службу по большинству округов. Мобилизацию не затронул Дальний Восток. Дальневосточный фронт был на правах военного округа, Забайкальский военный округ. У них не было мобилизации официальной, чтобы не дразнить Японию, чтобы успокоить японцев, что мобилизация против них никак не направлена. А так в 14 округах от Прибалтийского особого и до Сибирского военного округа включительно прошла мобилизация. Было призвано более 5,5 млн человек. К 1 июля.
В. РЫЖКОВ: За какой период они справились? Месяц, 1,5, 2?
А. МАКАРКИН: Неделя с небольшим. 5,5 млн за неделю призвали. Система была готова. Что касается мобилизации, система была готова.
В. РЫЖКОВ: Я сам служил, я знаю, что такое армия. Приходишь — тебе гимнастёрку, сапоги, котелок, ложку, портянки. Это всё лежало на складах и было готово?
А. МАКАРКИН: Лежало на складах, было готово. Портянки-то были, а вот с винтовками были проблемы. Вот здесь уже начинались сложности. Сложности были с оснащением, вооружением. Сложности были другого характера, не связанные с мобилизацией, потому что мобилизация прошла успешно. По отчётам 97,5% мобилизованных пришли из тех, кого должны были мобилизовать. Уклонение носило крайне…
В. РЫЖКОВ: Система была такая же, как сейчас? Разносили повестки по квартирам, по домам? И люди в назначенный срок являлись в военкомат, там их оформляли, переодевали и отправляли?
А. МАКАРКИН: Да, оформляли, переодевали и отправляли. Были ещё люди, которые уже служили. Более того, это была классовая армия, потому что до начала войны было запрещено призывать в армию лиц выходцев из эксплуататорских классов (дворянство, духовенство). Долгое время казаков не призывали как неблагонадёжный элемент. Стали призывать с середины 1930-х. Это в основном были военнослужащие запаса РККА. Среди них много было членов ВЛКСМ, было некоторое количество членов компартии. Это был идеологический слой. И они пришли дисциплинированно.
В. ДЫМАРСКИЙ: Понятно примерно районирование этого призыва? Откуда больше брали, откуда меньше брали, национальные и не национальные республики.
А. МАКАРКИН: Тогда брали всех. Там был и Закавказский округ, Северо-Кавказский округ. Не было Туркестанского округа только. Их потом стали призывать. А так — и Москва, и Киев, и Одесса, и Харьков.
В. РЫЖКОВ: Это действительно феноменально. 22 июня в 4 утра начинается война, 22-го выходит указ, за неделю 5,5 млн. А как они успевали делать мобилизацию, когда немцы катились вперёд по той же Украине, Белоруссии, в той же Прибалтике, где просто рушился фронт. Они успевали?
А. МАКАРКИН: Призвать в Вильнюсе никого не было возможно. Там немцы заняли очень быстро. Эти люди не входили в категории военнообязанных 1905−1918 гг., потому что они не служили в Красной армии. Там мобилизовывали людей, которые туда переехали. Если берём Западную Украину, Западную Белоруссию, туда переезжали специалисты с востока. Их там так и называли — «восточники». Они были в списках на мобилизацию. Там было достаточно много людей, которые работали в советских учреждениях, которые там появились в больших количествах. И вот они попали под мобилизацию. Кого успели, того мобилизовали. Даже военкомат города Бреста успел начать какие-то мобилизационные мероприятия. Ещё не было никакого указа и быть не могло. Брест был занят в первой половине дня 22 июня. Ещё никакие указы не звучали. Начальник военкомата объявил подготовку к мобилизации. Стали собираться военнослужащие запаса, они знали, куда идти там. Понятно, отправить их в армию было никак невозможно, поэтому некоторые из них участвовали в обороне военкомата, когда немцы вошли. Почти все участники этой обороны погибли, включая и военкома — майора Стафеева. Но, в отличие от областного комитета ВКП (б), они успели уничтожить все свои документы. Если немцам достались документы компартии, учётные карточки, по которым потом они проводили аресты, то документы военкомата были уничтожены. Вот такая была история с Брестом.
В. РЫЖКОВ: Я пытаюсь осмыслить масштаб: 5,5 млн. Было написано, кто в какую часть, в какие войска, кто на флот, кто на авиацию?
А. МАКАРКИН: Теоретически — да, всё это было расписано. Практически, конечно, было сложнее, потому что идеальную мобилизацию в условиях войны провести было невозможно. Затыкали дыры там реально куда могли, где надо было. Понятно, что в первую очередь это были сухопутные войска. Новые дивизии спешно формировались.
Но главная проблема была в том, что эта мобилизация совпала (к 1 июля действительно призвали 5,5 млн человек) с катастрофой Западного особого военного округа, который уже в то время был преобразован в Западный фронт. И в том числе катастрофа механизированных корпусов, когда механизированные корпуса с современной для того времени бронетехникой, с танками остались без горючего в попытках контрударов по немецким войскам. И они практически все в течение июля были уничтожены. Фактически речь шла об уничтожении той армии, которая была подготовлена к ведению военных действий и по сути формировалась новая армия. Но новая армия из людей более старших возрастов, из людей, которых ещё надо было собрать, вооружить. Это было самой большой проблемой. Если мы суммируем: тут 5 млн, там 5 млн, получаем 10 млн. Это не отражает всего того кошмара, который был в июне 1941 года.
В. ДЫМАРСКИЙ: По поводу кошмара и тех дырок, про которые вы сказали. Фактически выбивали людей в огромных количествах. Призванные, мобилизованные люди что, без подготовки, без всего? Хорошо, те, которые служили. А те, которые не служили? Без подготовки их посылали на фронт или какая-то система обучения была?
А. МАКАРКИН: У кого как. Уж тут как повезёт или, наоборот, не повезёт. Кого-то бросали на фронт сразу затыкать дыру куда-нибудь на орловском направлении в сторону запада или под Ленинград бросали. Здесь уже было не до подготовки. А кому-то везло больше, они проходили подготовку. Здесь универсального подхода не было и быть не могло, просто в этой ситуации принимались чисто ситуативные решения.
В. ДЫМАРСКИЙ: А насколько РККА испытывала или не испытывала дефицит офицерских кадров?
А. МАКАРКИН: Офицерские кадры были подготовлены, их было много. Дефицита особого не было. Но были перед войной серьёзно сокращены сроки обучения в военных училищах. Офицеры были менее подготовлены объективно. Это раз. Второе. Многие офицеры из числа наиболее успешных, наиболее подготовленных погибли в первые же дни войны, когда они оказались в окружениях. И не только Западный фронт рухнул, потом уже было большое поражение Юго-Западного фронта. Подготовленные танкисты, мотострелки, авиаторы (по авиации был нанесён колоссальный удар) были уничтожены. Приходилось потом готовить уже в ускоренном порядке, выпускать младших лейтенантов, отправлять их на фронт. Дальше была проблема инициативы. Можно подготовить офицера, как тогда называли командира РККА, но, если он находится под постоянным контролем, если он знает, что только что прошли репрессии, массовые расстрелы, его предшественников уничтожили, он старается не проявлять инициативу, старается вести себя осторожно, аккуратно, оглядываться на начальство. В первый период войны это тоже сыграло большую негативную роль. Потом прошёл естественный отбор, изменились критерии оценки, но для этого тоже надо было время, а тут времени не было.
И ещё один момент. Была проблема с подготовкой сержантов. Армия держится не только на офицерах, но и на унтер-офицерах, как раньше говорили. И с этим тоже были проблемы, потому что многие погибли подготовленные сержанты. Подготовить квалифицированного сержанта тоже нужно было время. Поэтому, когда стало ясно, что фронт рушится, что та армия, которая стояла на границе, фактически разгромлена, пришлось прибегать к экстраординарным методам. В начале июля, 2 июля, по-моему, было принято критическое решение о создании ополчения. 3 июля Сталин заявил о добровольной мобилизации в своей речи. 4 июля было постановление государственного комитета обороны о добровольной мобилизации трудящихся. В данном случае конкретно Москвы и Московской области. Это было около 1 млн человек. Затыкали дыры не только с помощью мобилизации военнообязанных, которые служили, но собирали ополченцев, большинство из которых вообще никогда не служило в армии.
В. ДЫМАРСКИЙ: Но там ведь хотя приказ был один, мобилизация считается одна, но была вторая волна мобилизации?
А. МАКАРКИН: Вторая волна была в августе. Была первая волна с 22 июня по 1 июля. Дальше отдельно мобилизация ополченцев. Причём она официально носила добровольный характер, но были установлены определённые контрольные цифры. Во многих учреждениях члены коммунистической партии и комсомола были обязаны подать заявление на вступление в армию. А дальше уже начальство принимало решение отправлять их в ополчение или не отправлять. Там было много всего.
Например, такая конкретная история. Народный комиссариат иностранных дел, балканский отдел. Понятно, он остался почти без работы, когда началась война. В отделе начальник, замначальника, помощник начальника и 5 референтов, каждый по конкретной стране, плюс 3 технических специалиста, но они женщины. И вот из этих мужчин все члены партии, 1 из них отказался подписывать заявление, сказал, что здоровье плохое. Его тут же на этом собрании исключили из ВКП (б), а потом уволили из Народного комиссариата. Осталось 7 человек. Из 7 забрали в армию всех, кроме 1. Остался только начальник отдела один, который потом до конца июля управлялся с отделом. А заместителя помощника и 4 сотрудников отправили в армию. Вот примерно так. Сходные ситуации были в других отделах. Это касалось и всех других учреждений и административных структур и на предприятиях. Были и те люди, которых фактически обязывали идти в ополчение. Были те, которых никто не обязывал, они шли по своей инициативе. Установленные нормативы были перевыполнены за счёт энтузиастов, которые шли на патриотической основе. Было много учёных, преподавателей. Боеспособность ополченческих дивизий была более слабая. Многие из них просто погибли осенью 1941-го.
А дальше, 11 августа, было новое постановление госкомитета. Вторая волна мобилизации. Там уже снизили призывной возраст до 18 лет. Там уже призывали новобранцев, набирали остатки возрастов 1905—1918 гг., набирали военнообязанных с 1895 г. р., то есть 46 лет. И стали призывать с 18 лет новобранцев 1923 г. р. Если мы посмотрим на потери человеческие, то 1922−1924 гг. — самые большие потери. С 1943 года, когда уже эти ресурсы стали исчерпываться, начали призывать уже с 17 лет. Был беспрецедентно снижен призывной возраст. В 1944 году был последний военный призыв. Там уже призывали очень много людей 1927 г. р.
В. ДЫМАРСКИЙ: Получается, что после 1941 года до 1945 года пополнялась армия исключительно за счёт регулярного призыва? Другое дело, что призывной возраст опускали, но никакой чрезвычайщины не было?
А. МАКАРКИН: Была чрезвычайщина.
В. ДЫМАРСКИЙ: Можно сказать, что была третья волна мобилизации, четвёртая волна?
В. РЫЖКОВ: То, о чём Виталий спрашивает, это разовое или двухразовое действие? Или это состояние всех 4 лет войны?
А. МАКАРКИН: Официально это было все 4 года войны. Мобилизованные не могли возвращаться к своим семьям, в свои дома, пока их не отпускали. Если мы берём последний военный призыв 1944 года, 17-летних, то многих из них отпустили в 1950—1952 гг. После того как отпустили фронтовиков, они, так скажем, дослуживали за них в мирное время. И, пока их не отпускали, они не могли уйти. У них тоже были свои истории.
Всего было призвано 29,5 млн человек. Огромнейшая цифра. Если берём 1942 год, там главное было что? Там ещё повышали максимальный возраст: до 55, по-моему, даже было. И, что очень важно, были забронированные. В Москве, если берём мобилизацию июньскую, на июнь было забронировано около 45% населения Москвы призывного возраста. Они не подлежали мобилизации.
В. РЫЖКОВ: Понятно, это инженеры, оборонные предприятия, милиция.
А. МАКАРКИН: Не только оборонные, но и многие не оборонные на тот момент предприятия. Железная дорога. Управленческий аппарат: обкомы, горкомы, райкомы.
В. ДЫМАРСКИЙ: А женщины только добровольцы?
А. МАКАРКИН: Только добровольцы. Но были военнообязанные, которые прошли военное обучение перед войной, были комсомолки, они тоже могли призываться во всякого рода вспомогательные войска. Был и этот момент.
В. ДЫМАРСКИЙ: В медицинские, санитарные войска?
А. МАКАРКИН: В медицинские, санитарные, войска связи. Они комплектовались из военнообязанных.
В. ДЫМАРСКИЙ: Женщины, девушки были военнообязанные?
А. МАКАРКИН: Далеко не все. Но те, кто прошли военную службу перед войной, военную подготовку по военно-учётным специальностям, они призывались. Врачи, медсёстры, связисты, переводчики.
В. РЫЖКОВ: Многие медики имеют военно-учётную специальность, и сейчас то же самое.
А. МАКАРКИН: Ну да.
В. ДЫМАРСКИЙ: Где ты можешь получить эту специальность? На военных кафедрах в институтах?
А. МАКАРКИН: В институтах. И тогда то же самое было. Переводчицы — на соответствующих факультетах университетов филологических, тоже они получали специальность.
Количество забронированных потом уменьшалось. Проводили различные проверки, уменьшения, сокращения. Оставляли только самых необходимых. 1942 год — массовое сокращение отсрочек. Искали самые разные варианты: понижали призывной возраст в середине войны (до 17 лет), уменьшали количество отсрочек. Но в то же время были некоторые мероприятия обратного характера. Например, в 1942 году выяснилась слабая способность призывников из республик Средней Азии, Южного Кавказа. И их перестали призывать, имея в виду, что многие из них даже слабо владели языком. Их использовали на работах в тылу. Кого-то призывали дополнительно, а от кого-то отказывались.
В. ДЫМАРСКИЙ: Надо поблагодарить нам Алексея. Об этом можно долго ещё говорить, будем возвращаться к этой теме. Может быть, посмотреть зарубежный опыт: что такое мобилизация в других странах во время войны.
