Среди источников конца эпохи Опричнины есть один загадочный и бесспорный одновременно. Это черновик царского завещания 1572 года. До нас он дошел в виде позднего списка, но ученые не сомневаются в его подлинности, более того, они достаточно уверенно датируют его летом 1572 года, когда царь с семьей жил в Новгороде. Вот и я сомневаться не буду. Оно – один из редких документов, когда из-за маски грозного царя выглядывает живой интересный человек. Человек, переживавший на тот момент один из самых трагических моментов своей жизни.
Грамота составлена из-за болезни царя, которую он тем не менее поборол, и не заверена официально. На ней нет ни личной печати царя, ни митрополита, последняя ее часть очевидно не завершена, но читать ее – истинное удовольствие для любого человека, увлекающегося историей.
Ну и крамольного в ней вагон и малая тележка. На всякий случай - ссылка.
Состоит оно из трех больших частей. Первая – самобичевание царя Ивана, короткое, но яростное самообличение, на фоне которого опусы Курбского кажутся мягкой конструктивной критикой. Вторая – поучение сыновьям, в значительной степени позаимствованная из аналогичной грамоты деда Ивана III. Третья (более половины объема документа) – распоряжения о выделении наделов для детей и других родственников и не только.
Начинается она с определения распорядителя. Им объявлен митрополит Антоний, названный в тексте «отцом». По возрасту святитель и правда годился царю в отцы (30 лет разницы в возрасте), но соль не в этом. Именно на митрополита царь Иван этим возлагает нелегкий труд претворения в жизнь им написанного. Правда видимо так до конца и не согласованного.
Пометки на полях
Что мы знаем про митрополита Антония? Он пошел в монахи вслед за сыном в уже почтенном возрасте. Большая часть его иноческого пути связана с московским Новоспасским монастырем – родовой усыпальницей Захарьиных - Романовых. Многие члены семьи нашли там упокоение и до воцарения династии, и после. Прервал традицию Петр, но даже он обитель жаловал, подарил ей огромный именной колокол. Именно его архимандритом был Никон, будущий архипастырь раскола, перед тем как отправиться на кафедру в Новгород. Логично предположить, что Антоний – хороший знакомый, а то и родственник будущей династии.
Настоятелем монастыря он становится в 1565 году, уже три года спустя он – епископ Полоцкий и Великолукский. Митрополитом он стал весной 1572 года, заняв место умершего в феврале 1572 года Кирилла. На этом же соборе оформили развод Ивана Ивановича и разрешение на еще одну свадьбу Ивану Васильевичу. Свадьба, правда, была несколько скандальной – жениха не пустили в церковь, заставив ждать невесту на пороге. Это как бы намекает на не слишком дружелюбные отношения царя и митрополита. Зато он неплохо ладит с царевичем Иваном, который написал под руководством митрополита житие преподобному Антонию Сийскому.
В августе 1572 года именно он настаивает на запрете Опричнины.
Именно ему год спустя пишут польские сенаторы, прося не начинать войну в бескоролевье, несмотря на истекающее перемирие.
Во время московских казней осени 1575 года головы казненных бросали ему на двор.
Именно он стал вдохновителем канонизации казненного в Орде Михаила Черниговского и его дочери Евфросинии Суздальской, что было явным антиордынским фрондерством.
Пытался как мог вдохновлять армию на победы, в 1579 году, например, случилось явление Казанской иконы Божьей матери. В 1572 и 1580 возглавлял соборы, принимавшие решения об ограничении церковного землевладения и уверенно саботировал исполнение их решений.
В 1581 то ли умер, то ли покинул кафедру и вернулся доживать свой век в родной Новоспасский. Но 1581 год с его смертями, казнями и опалами – тема отдельного рассказа.
Конец пометок на полях
Царь начинает с признания в душевной и физической болезни (тело изнеможе, болезнует дух, струпи телесна и душевна умножишася) и легко находит виноватого в таком положении дел в зеркале.
Вот цитата:
Душею убо осквернен есмь и телом окалях. Яко же убо от Иерусалима божественных заповедей и ко ерихонским страстем пришед, и житейских ради подвиг прелстихся мира сего мимотекущею красотою; яко же к мирным гражданам привед, и багряницею светлости и златоблещанием предахся умом, и в разбойники впадох мысленныя и чувственныя, помыслом и делом; усынения благодати совлечен бых одеяния, и ранами исполумертв оставлен, но паче нежели возмнитися видящым, но аще и жив, но богу скаредными своими делы паче мертвеца смраднеиший и гнуснеиший, его же иереи видев, не внят, Левит и той возгнушався, премину мне. Понеже от Адама и до сего дни всех преминух в беззакониях согрешивших, сего ради всеми ненавидим есмь, Каиново убийство прешед, Ламеху уподобихся, первому убийце, Исаву последовах скверным невоздержанием, Рувиму уподобихся, осквернившему отче ложе, несытства и иным многим яростию и гневом невоздержания.
Конец цитаты.
Историки обычно над этим абзацем склонны посмеиваться, дескать околесину несет царь батюшка, в чем только не сознается. А в чем он сознается?
Давайте начнем с имен. Левит – это не только книга Библии, но и потомок Левия, третьего сына Иакова, проклятого отцом и лишенного наследства. Левиты лишены своей земли и вынуждены жить в рассеянии среди других племен.
Про Каина вы и сами знаете. Для непонятливых царь Иван далее даже уточнит «Каин, что убил Авеля, но земли его не наследовал».
Ламех его потомок, двоеженец, изобретатель металлического оружия. Про характер персонажа лучше всего говорит его песнь она же песнь меча (— Быт. 4:23—24):
И сказал Ламех женам своим:
Ада и Цилла! послушайте голоса моего;
жены Ламеховы! внимайте словам моим:
я убил мужа в язву мне
и отрока в рану мне;
если за Каина отмстится всемеро,
то за Ламеха в семьдесят раз всемеро.
Исав – тоже персонаж известный. Он продал отцовское благословение и первородство за чечевичную похлебку, а потом яростно преследовал обманувшего его Иакова.
Ну и наконец Рувим. Над его упоминанием историки обычно подсмеиваются в духе – как же Иван мог оскорбить ложе отца своего, которого потерял в трехлетнем возрасте? Однако если убрать пикантные подробности – мотивы те же. Рувим лишен первородства за свои грехи (пикантные, возжелал наложницу отца), но в Библии есть еще и братоубийственный мотив, связанный с ним. Он с братьями обсуждает расправу с Иосифом, не участвует в этой расправе, но, поверив в нее, разрывает одежды в знак траура по брату.
Грозный образно, но очень точно говорит о своей ситуации в 1572 году. Он лишен трона (первородства) за свою мстительность и братоубийство. Ни одного случайного имени, царь предельно честен. Выход для себя Иван видит в искреннем раскаянии и божьем прощении:
Но ты, господи, отец наш еси, к тебе прибегаем, и милости просим, иже не от Самарии, но от Марии девы неизреченно воплотивыйся, от пречистых тя ребр воде и крови, яко масло, возлияв, Христе, боже, язвы струп моих глаголюще душевныя и телесныя, обяжи и к небесному сочетай мя лику; яко милосерд, господи, боже мой, мир даждь нам, разве тебе иного не знаем, и имя твое разумеем; просвяти лице твое на ны и помилуй ны. Твоя бо есть держава неприкладна, и царство безначално и безконечно, и сила, и слава, и держава, ныне, и присно, и во веки веков, аминь.
Сразу после этого без раскачки Иван переходит к поучению сыновьям. Оно во многом дублирует поучения Ивана III и направлено на предотвращение будущих смут. Он требует от детей следованию канонам веры, изучению непростого искусства управления людьми и государством. А потом бросает цитату, на которой традиционные историки спотыкаются и начинают фантазировать:
А что, по множеству беззаконий моих, божию гневу распростершуся, изгнан есмь от бояр, самоволства их ради, от своего достояния, и скитаюся по странам, а може бог когда не оставит, и вам есми грехом своим беды многия нанесены, бога ради, не пренемогайте в скорбех, возвержите на господа печаль свою, и той вас препитает
«Ну что он опять мелет, кто его самодержца изгонял? Зачем же так краски сгущать?» - стебутся историки. И делают это абсолютно зря. Иван на 1572 год отрешен от реальной власти, много лет как не был в свежесожженной Москве, да и в Новгороде вряд ли чувствует себя полноценным хозяином положения, скорее марионеткой племянника Мстиславского. Он искренне боится за судьбу детей и династии. Как такое можно написать случайно?
Вот еще цитата. Здесь Иван-отец требует от сына Фёдора не подыскивать царства под братом и не ссылаться с его и своими врагами. Жирным я выделил очевидное признание царя в отсутствии контроля над будущими уделами детей.
А ты, сыне мои Федор, держи сына моего Ивана в мое место, отца своего, и слушай его во всем, как мене, и покорен буди ему во всем, и добра хоти ему, как мне, родителю своему, во всем, и во всем бы еси Ивану сыну непрекословен был так, как мне, отцу своему, и во всем бы еси жил так, как из моего слова. А будет благоволит бог ему на государстве быти, а тебе на уделе, и ты б государства его под ним не подыскивал, и на ево лихо не ссылался ни с кем, а везде бы еси с Иваном сыном был в лихе и в добре один человек. А докуды, и по грехом, Иван сын государства не доступит, а ты удела своего, и ты бы с сыном Иваном вместе был заодин, и с его бы еси изменники и с лиходеи никоторыми делы не ссылался. А будут тебе учнут прельщать славаю, и богатством, и честию, или учнут тебе которых городов поступать, или повольность которую учинят, мимо Ивана сына, или на государство учнут звати, и ты б отнюдь того не делал и из-Ывановой сыновниной воли не выходил; как Иван сын тебе велит, так бы еси был, а ни на что бы еси не прельщался. А где тебя Иван сын пошлет на свою службу или людей твоих велит тебе на свою службу послати, и ты б на его службу ходил и людей своих посылал, как коли сын мой Иван велит.
Вообще Иван очень много внимания уделяет мирному сосуществованию братьев, приводя многочисленные цитаты из Библии, напоминая об единокровной матери. Не знаю, ладили ли сами братья, а вот Годуновы и Захарьины, составлявшие их дворы, ладили не всегда.
В завершение напутствий о братской любви (для большей наглядности повторенных добрых полтора десятка раз) Иван просит поминать помимо родной матери также его самого и других жен Марью и Марфу и еще раз подчеркивает трагизм текущего момента: «А будет бог помилует, и государство свое доступите, и на нем утвердитеся, и аз благословляю вас».
После этого Иван переходит к самой меркантильной, объемной и путанной части своего завещания, которую обожают выборочно цитировать историки.
Он благословляет старшего сына царством Русским с городом Москвой с отсылками к первому митрополиту Петру, Владимиру и Константину Мономахам и своему отцу Василию III. Москва там разделена на две части, одна из них – треть Владимира Андреевича Донского с собственным наместником.
Следом также многословно с перечислением тучи деревень благословляет сына великим княжеством Владимирским. Отдельно Коломной и окрестностями. Потом великим княжеством Рязанским.
Далее в завещании упоминается удел Владимира Воротынского с предложением в него не вступать. Также поминаются вотчинники Воротынские, Одоевские, Трубецкие с правами на землю пока служат Ивану-царевичу. На аналогичных правах Романовым на Волге владеют ногайские мурзы.
Потом великим княжеством Смоленским с отсылкой к перемирным грамотам с Сигизмундом-Августом.
Земли бывшего удела Владимира Старицкого делятся между сыном Иваном (Дмитров, Переяславль, Боровск) и Михаилом (Муртазой-Али) Кайбулловичем (Звенигород).
Земли северных уделов – Галич, Печора и Соль Вычегодская – тоже Ивану.
Следом его же благословляют великим княжеством Нижегородским с морем подробностей, затем Вятская и Северская земля (последняя опять с отсылкой на перемирные грамоты с Сигизмундом).
Далее Иван благословляется Тверским и Новгородским княжествами со всеми пригородами. Тоже долго и велеречиво описывается какими именно. Следом наступает черед Пскова и городков в Литовском пограничье.
Следом наступает очередь Казани и Астрахани (снова Ивану). Особенно выделены Свияжск и Чебоксары. Сыну предлагается там не рушить установившихся порядков «как прежние цари держали».
Следом идет очередь Ливонии со столицей в Юрьеве. Мелочно перечислив все взятые в ней замки, Грозный переходит к статусу «голдовника своего короля Арцымагнуса». У того есть владения прямо пожалованные царем (Оберпален) и наследственные, но заложенные царю. В 1577 году они будут взяты русской армией и мгновенно отобраны у Магнуса в счет залога.
Полоцк с пригородами предсказуемо пожалован снова Ивану.
Далее снова деликатный момент. Царь делит земли умершего брата Юрия между сыном Иваном и женой умершего. Княгине Ульяне выделен значительный удел с центром в городе Кременске и правом самовластно распоряжаться деревнями и имуществом вплоть до передачи монастырям на помин души. Ее права идентичны правам Воротынского на Новосиль и выше обычных вотчинников.
В заключении раздела, посвященного уделу Ивана царь еще раз проговаривает передачу удела Владимира Старицкого Ивану Ивановичу, подвесив в воздухе судьбу выживших детей князя Владимира.
а княжь Володимерова сына, князя Василья, и дочери, посмотря по настоящему времяни, как будет пригоже
Полгода спустя Мария станет супругой Магнуса, а Василия на ее свадьбе будут писать дмитровским князем. Пискаревский летописец уверен в московском княжении Василия Владимировича. Собрать это несложно, но в каноническую версию не поместится. Ну да я писал в начале статьи, что завещание очевидно не пригодилось.
Вам показалось, что царь обделил младшего сына?
Ни в коем случае. Федору в удел отошли Ярославль, Кострома, Суздаль, Козельск, Серпейск и не только. Младший брат получал огромный удел.
Т.к. царица Анна была беременна, был предусмотрен удел и ее ребенку. Углич - сыну, Зубцов -дочери, Ростов – самой Анне.
Пометки на полях
Второе ополчение, сформированное в Ярославле и окрестностях на деньгах делало оттиски имени царя Фёдора. Или своего бывшего удельного князя Фёдора?
В Углич отправляют традиционно третьего в очереди на престол. В 1584 список содержал видимо Фёдора, его нерожденного сына и Дмитрия Ивановича. Или Фёдора, Симеона и Дмитрия?
Конец пометок на полях
Далее оговариваются права Ивана Мстиславского и Михаила Глинского. В их уделы тоже Ивану и Фёдору вступать не рекомендуется. У Мстиславского – Юхотский удел в Ярославском княжестве. У Глинского - Малый Ярославец и Медынь.
В финале своего завещания царь еще раз обращается к митрополиту Антонию и сыну Ивану приказывая «приказываю свою душу, сына своего Федора» и грозит Фёдору на случай неподчинения Ивану.
Ни печати, ни подписи, ни нормального разбора у канонического историка. Что кстати и логично. Кому ж хочется признавать, что Грозный – не особо и Грозный, а централизованное русское государство XVI века – весьма децентрализованное.
Но вы почитайте. Писатель из царя Ивана прекрасный, куда лучше, чем царь.
