Вадик едва пошел, как тётя Ира подарила ему сандалии с пищалками в пяточках. Баба Люба –кепочку, а Евгения Захаровна – серый шортный костюм. Вадик перебирал пухлыми в перетяжках ножками ступая по детской площадке. За собой он тянул игрушечную таксу на колёсиках с кивающей головой на пружинке. В трёх шагах позади плелась бледная, потухшая Надя.
«Надежда умирает последней» - шутила Надя про себя, когда её била судьба. Но со временем эта присказка в устах девушки приобрела привкус горечи.
Вадик с рождения был капризным, крикливым неслухом. Дима, Надин муж, в первые месяцы жизни сына не появлялся дома, а если и появлялся был пьяным или похмельным. Свекровь, Ольга Николаевна, у которой жили молодые с грудничком, не упускала шанса поддеть сноху.
– От хороших жен мужья к водке не бегают, - кололась она, пока Надя, по требованию свекрови руками стирала обгаженные пелёнки.
– А чё, мне уже и с друзьями выпить после работы нельзя?! – орал в ответ на робкие Надины попытки поговорить Дима.
Жизнь превратилась в один бесконечный день сурка, менялось лишь количество испачканных пелёнок. А когда Вадик перепутал день с ночью Надя поплыла….
Делал всё на автомате, пребывая будто в мыльном пузыре, который лопался каждый раз, когда произносили её имя. В конечном итоге Надя возненавидела его. Своё имя. Возненавидела свекровь, бестолкового, уломавшего её родить Диму и…Вадика.
На людях Надя натягивала на себя дежурную улыбку на все непрошенные советы вежливо кивала головой, но надолго её не хватило. Запас ментальных сил иссяк и как бы в насмешку, выстрелом в лоб были подарены эти сраные пищащие тапки.
Вадик веселился, радовался пищащим топатушкам. Специально высоко задирал ножку и давил, давил, давил….
Надя посадила сына в песочницу с яркими формочками, сама присела на её деревянный бортик и поглядела на свои сморщенные от бесконечных стирок руки, отдыхая от этого невыносимого писка.
Вадик сыпал песок себе на кепочку, в карманы шортиков, затем на волосы. Надя сидела рядом и глядела мимо сына.
Наконец, когда ребёнок встал и ляпнул своими пыльными ручками по чёрным брюкам Нади, она взвизгнула, выйдя из оцепенения, несколько секунд глядела на радостного Вадика, затем из её глаз покатились слёзы. Покатились горькие, злые слёзы бессилия. Подхватив сына на руки Надя побежала домой, пока грязного внука не увидела свекровка.
Наде не повезло. Свекровь вернулась с работы раньше времени, и когда раскрасневшаяся Надя влетела в квартиру она нарвалась аккурат на Ольгу Николаевну.
Та оценила ситуацию, всплеснула руками и обозвав сноху выхватила малыша из её рук, утащив его в ванную. Надя, испытывая стыд и жгучее чувство вины, вместо того, чтобы воспользоваться минуткой для отдыха поплелась за ними следом. А затем в комнату, где бранящаяся Ольга переодела Вадика, а затем на кухню, для серьёзного разговора.
Надя глядела свекрухе в рот, понимала, что та кричит и распекает её, но слов не слышала. Она представляла, как возьмёт с плиты вот этот вот закипающий чайник и выльет его сварливой бабе на голову. Или нет, лучше вот эту вот чугунную сковороду, свекрухину гордость, и как вдарит той по голове, да раз десять. Или нет, нет! Лучше толкнёт её в открытое для проветривания окно. Хотя, такая туша может и застрять….
– Надя, ты меня слышишь?! – прорвался-таки не приятный голос Ольги сквозь мыльный пузырь.
Свекровь держалась за сердце и тяжело дышала, раскрасневшаяся от долгого крика.
– Слышу-слышу, - кивнула Надя и вдруг как-то хищно ухмыльнулась.
Вечером пришел Дима. Трезвый. С цветами. Надя сидела на кухне и кормила Вадика тушеной картошкой.
– А мама где? – спросил он целуя жену в щёку.
– М? – встрепенулась Надя. – Да приходила вот, а теперь ушла, куда не сказала….
Муж лукаво улыбнулся, затем зашептал Наде на ушко нежности и непристойности. В постели было жарко, такого не бывало со дня их первого раза. В самый пик Дима вытянулся струной, закатил глаза и простонал:
– Ксюююшааа!
Надя всё поняла. Она глядела на сопящего, довольного Диму, плакала и представляла, как отрезает ему член ножом. Тем самым, который он уже полгода обещает наточить. Тупым как сибирский валенок. Или нет, лучше она найдёт эту Ксюшу и выцарапает ей глаза… ох это идти куда-то надо… Лучше кастрировать… да, она видела, как кастрируют кабанчиков в деревне, не хитёр узор….
Проснулась Надя от запаха блинчиков. Дима принёс ей кофе в постель, долго виноватился, клялся, что это была ошибка и что у них с Ксюшей ничего нет и быть не может.
В дверь постучали и вплыла тучная фигура свекрухи. Она улыбалась, несла стопку дымящихся блинов и просила прощения у «самой замечательной снохи».
Надя улыбалась. Она взяла с тарелки горячий блинчик, закрыв глаза от удовольствия надкусила его и чуть не подавилась.
Запищали эти проклятые сандалики.
Вадика сегодня будто подменили. Он послушно кушал кашку, не вырывался, когда его одевали и не сыпал себе песок на голову. Сидел в песочнице под грибком как образцовый ребёнок тихо перебирая формочки.
На детской площадке появилась мамочка с бежевой коляской в которой сидела прелестная девчушка лет двух. Завидев Надю женщина двинулась к песочнице, и улыбаясь спросила:
– Можно к вам?
Надя улыбнулась и кивнула. Незнакомка наклонилась к дочери, вытащила её из коляски и, уже было хотела посадить в песочницу рядом с Вадиком, как глаза женщины округлились, лицо побледнело, и она закричала, прижимая девочку к себе.
До дня психиатрической экспертизы Надю поместили в СИЗО. В отдельную камеру, опасаясь того, что местные завсегдатаи могу просто порвать недоумевающую девушку на куски. Надя искренне не понимала, что произошло. И даже когда смурной полицейский толковал что-то о тройном убийстве с особой жестокостью. Надя глядела на восходящую луну в зарешеченное окно, подходила к двери, стучала робко, прося отпустить её к сыночку.
Дежурный глядел на неё брезгливо и захлопывал окошко.
Ночь принесла понимание. Надя лёжа на жесткой наре вспомнила как облила свекровь кипятком, а та, имея проблемы с сердцем мигом сползла по стене и затихла. Как отволокла тяжеленую тушу в стенной шкаф и закрыла там.
Как Дима, который так глупо перед ней спалился получил в висок настольной лампой, а затем она отпилила его член ножом. Тем, тупым, как сибирский валенок.
Как раскапризничавшийся во время купания Вадик был утоплен её собственными руками в ванночке и как она одела его, вынесла в песочницу, думая какой у неё сегодня смирный сын.
Осознав всё это Надя закричала. Вцепилась в волосы. По лицу потекли слёзы.
Пришедший на крик дежурный постучал по решетке дубинкой. Надя мигом потеряла голос, спазм железным кольцом сковал её горло. Она пыхтела, кусала свёрнутую рулоном кофту, рвала на себе волосы в полной тишине. Осуждаемая подглядывающей в окно луной. Когда в лёгких не осталось воздуху, а в глазах слёз она услышала гулкое в пустой камере пищание детских сандаликов.
