Галина видела: вряд ли сын будет счастлив с этой девушкой – слишком она избалованная, Паше придётся всю жизнь вкалывать, чтобы удовлетворять её капризы. Но больше всего мать боялась семейных ссор, не хотела осложнять жить молодым. Поэтому она никогда не повышала голос, очень редко о чём-нибудь просила, и, даже оставшись наедине с сыном, ни разу не сказала худого слова про его избранницу.
Хотя порой терялась. С появлением у них Нины, в гости стала часто приходить молодёжь. Компания собиралась в той самой большой комнате, которую хозяйка по старой привычке именовала «залой». Включали музыку, говорили, смеялись до поздней ночи.
Галина считала, что всех гостей надо хотя бы напоить чаем. А молодые – они же и голодные вечно. Женщина становилась к плите, жарила блинчики. Оказалось, никто из молодёжи не был таким привередливым, как её невестка. Блины и любая закуска мигом исчезали с тарелок.
Один раз суетившаяся у плиты хозяйка попросила:
— Ниночка, вынеси ведро, пожалуйста… Боюсь отлучиться, подгорят пирожки…
Потом Галина долго не могла забыть взгляд невестки. Было в нём и высокомерное удивление – мол, нашла о чём попросить, и презрение – будто и за человека Нина не считала усталую немолодую женщину, готовившую им ужин.
Нина вышла и громко, на всю квартиру закричала:
— Паша, тебя ждёт помойка!
В другой раз, когда Галина вернулась с работы, она увидела, что в большой комнате сделана перестановка. На месте «стенки», которую когда-то они купили ещё с покойным мужем, теперь сияет зеркалами шкаф-купе. Все же вещи, которые прежде в стенке хранились – сервизы, бокалы, фотоальбомы – теперь свалены были, как попало, в маленькой комнатушке Галины.
На другой день, когда Нина уехала (она училась на каких-то курсах), мать попробовала поговорить с Павлом:
— Сыночек, ты видишь сам и понимаешь в душе – как оно всё дальше будет… Тут дело не в том, что мне твоя Нина не нравится – это я ей не по душе. Как она уживаться-то со мной думает? Или придёт час – и выгонит как собаку?
— Ну что ты, мама…— протянул Паша, — Ну, не умеет Нина пока ничего. Так мало ли семей, где девчонки поначалу даже яичницу не знают, как пожарить. После свадьбы всему обучаются. А что Нина тебя не любит – так это ты преувеличиваешь. Она мне ничего не говорила, не жаловалась.
— И на том спасибо, — горько сказала Галина, — Я ж стараюсь угодить… А только запросы у твоей невесты растут. Скоро ей и квартира наша покажется тесной и неказистой. Заставит продать, вложиться в новую… И всю жизнь ей будет мало того, что есть. Тебе бы сынок, кого попроще найти…
— Нет, мама, — твёрдо сказал Павел, — Я, как и ты — однолюб. Она у меня одна – и навсегда. Вот скоро сыграем свадьбу…
Галина молчала, опустив голову на руки, и было видно, что макушка у неё уже совсем седая.
Свадьба шумела в ресторане, народу было полно, в основном, гости со стороны невесты. Паша пригласил нескольких друзей, а из близких – только мать. Позже он признался Галине — чтобы устроить пир горой, пришлось взять кредит.
Теперь, помимо основной работы, Павел устроился охранять ещё один объект. Порой трудиться приходилось – сутки через сутки. После бессонных ночей хотелось отоспаться, но не выходило. Нине становилось скучно. Мужа или дома нет, или он дрыхнет без задних ног. Она будила Павла, тащила его в гости или куда-нибудь погулять, развлечься.
Галина продолжала работать в садике и всю зарплату вкладывала в общее хозяйство. Нина не собиралась подыскивать себе место. Она постоянно училась. Окончив курсы флористов, шла обучаться профессии дизайнера.
— Может тебе, Ниночка, в Центр занятости сходить? — предложила Галина, — Они там предложат что-нибудь.
Нина помолчала, как бы раздумывая – стоит ли отвечать, потом фыркнула:
— Да уж, предложат, в садике за мелкими горшки таскать… Вот уж счастье! Вы свою молодость угробили, а я не собираюсь. Чем больше у меня будет «корочек», тем больше шансов, что возьмут куда-нибудь на хорошую зарплату, не на копейки. Когда ж и получать новые знания, как не в молодости…
— Но ты же сейчас хочешь, чтобы Паша новую машину в кредит купил, — возразила Галина, — Это значит, вам несколько лет за неё выплачивать придётся, ограничивать свои желания особенно тебе, экономить…
Может быть, свекровь надеялась, что Нине станет стыдно, но та сказала с насмешкой:
— Это ваше поколение так воспитали, что надо поджиматься, копеечку к копеечке складывать, во всём себе отказывать. А сейчас люди иначе думают . Если ты чего-то стоишь – значит, пробьёшься, будешь нормально зарабатывать. И машина у тебя появится, и квартира, и вещи хорошие. Так что, не надо себя жалеть, нужно вкалывать.
— Ты считаешь, мы мало работали? — тихо спросила Галина, — Наше поколение?
— А вы не умели отстаивать свои интересы. Платили вам два рубля в день – вы на один рубль питались, другой откладывали, да ещё и спасибо государству говорили. Вот и прожили всю жизнь, как нищие. Нет, если где копейки платят – оттуда надо уходить.
— Но ты же вообще нигде не работаешь, — не выдержала Галина. Помедлила, и спросила робко, — Или ты… вы с Пашей… ребёнка ждёте?
Нина даже рассмеялась. Смех у неё был серебристый, заливистый.
— Чтобы при нашем материальном положении ещё и детей заводить? Ну, насмешили… И во что я малыша одену? В те потрёпанные одёжки, которые ваши подруги из жалости пожертвуют? А вы знаете, сколько сейчас стоит хорошая коляска? Детская мебель? Хотите внуков, так это — к Пашке. Ему надо в десять раз больше зарабатывать, если он планирует потомство иметь.
Галине стало так обидно, что, выходя из комнаты, она невольно смахнула слёзы. Вся её жизнь — с точки зрения невестки, была прожита глупо и несуразно. Вот и здоровья уже нет, и старость на пороге, и ничего нажитого за душой.
А Галина-то радовалась, что в последнее время хоть о хлебе насущном думать не надо – денег хватает на еду, это уже благо. Нет, нынешняя молодёжь совсем другая, она знает себе цену.
Больше Галина не пыталась заговаривать с Ниной. Да и чувствовала себя свекровь неважно. То и дело поднималось давление, приходилось пить лекарства. А потом на работе вызывали «скорую». Галине стало так плохо, что она не могла говорить – язык не повиновался. Дети испугались, побежали в старшую группу, звать другого воспитателя.
Приехавшие медики констатировали у Галины инсульт. Месяц она провела в больнице. Выматывающая головная боль, собственное мычание – когда нужно было позвать медсестру, половина тела, ставшая чужой – всё это приводило Галину в отчаяние. Часто она лежала, закрыв глаза, а из-под век текли слёзы.
Сын навещал её регулярно и старался помочь санитаркам в самом тяжёлом и грязном уходе за лежачей больной. Приподнимал, подкладывал судно, выносил его… Павел не испытывал брезгливости, ведь это мама.
Ещё он хотел принести матери что-нибудь вкусное. Но готовить Павел не умел, поэтому покупал баночки с детским питанием.
Нина не пришла в больницу ни разу.
Через месяц Галину можно было забирать домой. Но врачи предупредили – восстановление займёт долгое время и, возможно, не будет полным. Но руки опускать нельзя. Надо заниматься гимнастикой, делать упражнения, нужно пригласить на дом логопеда…
Павел кивал, а что-то даже записывал. Он чувствовал себя виноватым перед матерью. Сколько сил она потратила, когда растила его! Лучше всех он знал, что не было в жизни случая, когда бы Галина пожалела себя. Она всегда отдавала все силы, без остатка, чтобы он, Павел, был сыт, одет, чтобы в доме имелось самое необходимое.
Когда Павел привёл Нину, в душе он всё-таки надеялся на другой расклад. Думал, что хозяйкой в доме станет молодая жена, а матери будет чуть полегче. Но Павел давно уже понял, что ошибся. Это безотказная мама взяла на себя заботу и о нём, и о его супруге. И вот — результат, надорвалась.
Домой Павел занёс Галину на руках. Как приятно было очутиться в родных стенах, лежать в своей постели. У женщины всё время слёзы были близко, вот и тут — она в очередной раз заплакала...