А что потом?
А потом Зина просыпалась в темноте зимнего утра, торопливо выпивала чашку остывшего чая, оставленного валы от входной двери. Не успеешь оглянуться – с неба опять валят хлопья, и радуются ему только ребятишки.
Взрослые бурчат – на работу хоть на лыжах добирайся. Автолюбители, покорившись стихии, уже с осени загнали свои жигули в ракушки или прикрыли брезентом.
Зина выпивала оствший чай, специально оставленный с вечера, наматывала на себя кучу тряпок и выходила в спящий двор. С трудом открыв заледеневший замок дворницкой, вытаскивала лопату и приступала к расчистке снега у подъезда. Снег был тяжелым, мокрым – зима выдалась снежной и не морозной. Семь потов сойдет, пока уберешь эти и запорожцы в ракушки или попросту, прикрыли брезентом, чтобы не трепать нервы ни себе, ни людям.
В шесть утра дверь подъезда скрипнула, вышла тетя Глаша с Глашей маленькой, беленькой болонкой. Глашка маленькая присела около двери, встряхнулась и попросилась обратно домой, но хозяйка, взяв ее на руки, упрямо потащилась по сугробам, надеясь на то, что собачка все-таки погуляет как следует.
А потом, часам к семи, по одному, начали выходить работяги, спешащие на завод. К восьми покатили мамы с детьми, повезли на санках своих ясельников. Санки всю ночь простояли в подъезде, и Зина следила за их сохранностью. Она знала наизусть, чьи санки. Зина не обязана охранять санки зимой и велосипеды летом, но почему-то, когда у сына Петровой Маши пропал велосипед «Орленок», досталось почему-то ей. И это было ужасно обидно.
Спасибо ни от кого не услышишь, а вот упреков – сколько хочешь. Ивановы, молодые и безголовые жильцы с двадцать второй квартиры, постоянно вышвыривали из окна пивные бутылки и окурки, смотреть на это все было отвратительно. Зина не успевала убирать. И за это ее лишали премии. Ее наказывали, а Ивановых – нет. Демократия и гласность во всей красе…
Потом высыпали школьники, и ранцы за их плечами казались намного больше самих ребят. Зина их жалела. И мысленно жалела своих несуществующих детей, которых ей хотелось родить от Виктора. Она бы добилась, чтобы снег не заметал дорожки, она бы тучи развела руками. Она бы… Зина вздыхала, убирала лопаты в дворницкую и шла домой завтракать.
Завтрак был простой и скудный: чай и булка с вареньем. Иногда яичница. А чаще – макароны с томатной пастой. Особо не разгуляешься. Хотелось колбасы и масла, но в последнее время в магазинах образовались такие несусветные очереди, что хотелось плюнуть и уйти домой, чтобы не толкаться среди людей. В конце концов, это не смертельно, не есть масла и колбасы. Макароны с томатной пастой – это совсем неплохо.
Зина устраивала небольшие постирушки. Она наклонялась над корытом, терла белье на стиральной доске, и руки ее были красные от стирального порошка. Какая-то аллергия. Лучше бы пользоваться хозяйственным мылом, но Зина, работавшая у хозяев, отвыкла от резкого запаха серых и тяжелых брусков, которые выдавали на производстве всем. Даже Зине выдавали в конторе. Требовалось натирать на терке эти бруски, а потом вспенивать в ведре и мыть таким составом подъезды.
А потом, часов в десять, Зина укладывалась подремать. Зимой ей всегда хотелось спать. Спать, спать, спать. Какая-то зимняя спячка. Бесконечная. Весь мир Зины ограничивался только этим заснеженным двором. Она никуда не ходила – бесконечно чистила снег и посыпала дорожки. И эта привязанность к дому ее угнетала. Неужели это – будет всегда? Вот так, уныло и безысходно?
Зина ждала весну. Весной можно было надеть туфли и убежать в центр. Купить мороженое. Поглазеть на прохожих. Порадоваться солнцу. Забыть на время про свою унылую жизнь. И хоть что-то в ней изменить! Ведь она застряла в какой-то волшебной точке, и стоит на месте. Мечтать о Викторе – глупо. Виктор ее никогда не любил и никогда не полюбит. Это – правда. Нужно жить дальше, поступить в техникум, выучиться на кого-нибудь, стать нормальным человеком, полюбить, выйти замуж и родить ребенка. Завести подруг и друзей. Сделать ремонт в убогой родительской квартире. Эх, только бы дождаться весны…
Зина сняла с шеи янтарные бусы и положила их в шкатулку из папье-маше. Расставаться с теплым янтарем не хотелось, но так будет лучше. Зина решила начать свою жизнь по другому.
***
В профкоме обещали путевку за треть цены: в Анапу, в бархатный сезон. Зина выбила себе отпуск в сентябре, хотя начальница всячески сопротивлялась – в сентябре самая работа. У них длилась война все лето, и Зина, неожиданно для себя, победила. Начальница не могла понять, откуда у этой размазни столько прыти. На каком-то собрании она попыталась вызвать в других работниках чувство порицания к молоденькому дворнику: мол, к своим обязанностям относится халатно, и дезертирует в самый ответственный момент, и вообще, не комсомолка, и в партию вступать не собирается…
Но основная часть коллектива состояла из мужчин. Мужчины о Зине мечтали. И мужчины не позволили начальнице уволить Зину по статье. Да и смысл увольнять? На место дворника никто особенно не рвался. Кто будет содержать двор в идеальном порядке? Пришлось подписывать заявление и оставить Зину в покое.
Анапа встретила Зину солнцем, оглушительной жарой и свежестью черного моря. Зина ахнула, увидев раскинувшуюся перед ней сине-зеленую гладь. Столько воздуха, столько простора! Жаль, только крыльев за спиной не было! Зина, усталая после тяжелой дороги в пропахшем потом, мочой и жареной курицей вагоне, хотела отмыться в чудесной, сине-зеленой воде от вагонного смрада и липких мужских взглядов. И она, выбрав самый дикий, самый неудобный пляж, бросилась в море с разбегу. И даже взвизгнула от восторга. Она плескалась у берега, как маленький ребенок. Потом Зина бродила по кромке моря и разглядывала свое отражение в ласковой воде – высокая и статная, с золотым от солнца телом, свободная и прекрасная. Зина, наконец-то, оценила, что значила ее красота. Наверное, там, среди вологодских лесов, ее внешность была чужой, слишком чужой и яркой для суровой земли. Наверное кто-то большой просто перепутал Зину с другим человеком, сбросив ее в северную глушь. А истинное место Зины – здесь, среди цветущих магнолий и еще множества прихотливых, пышно разросшихся растений.
Она возвращалась в санаторий, в котором жили одни старики, завтракала невкусной кашей, и уходила на целый день. Постояльцы санатория корчились под расстрелом из лейки душа, плавали в ванне, в какой-то склизкой грязи, соблюдали еще какие-то процедуры старательно и дисциплинированно, мечтая помолодеть, и стать похожей на молчаливую постоялицу, попавшую, наверное, по какой-то нелепой ошибке. А виновница их бесконечных пересудов тратила последние деньги в ресторанах, смаковала горячие лаваши и шашлыки, открывая для себя новые вкусы и запахи: яркие, пряные, восточные…
Официанты бежали к ней в первую очередь, хотя руки Зины не блистали драгоценностями. Черноусые владельцы самодельных харчевен дарили ей свои блюда, а завсегдатаи посылали ей бутылки с шампанским и старались подсесть к Зине за столик. А она благосклонно принимала подарки и угощения, и уже совсем перестала стесняться назойливого внимания к своей персоне.
Где-то далеко осталась круглолицая и курносая начальница участка, истово ненавидевшая Зину за красоту и покорность. Где-то мотал срок тупой зек, колотивший молоденькую Зину, почем зря. Где-то носило Виктора, с лицом, похожем на лик иконописного божества – все они были за определенной чертой, и эта черта казалась Зине неправильной, неправдоподобной и несуществующей. Правда, остались янтарные бусики. Они полежали в шкатулке совсем недолго – Зина постоянно искала их на шее. Поэтому, однажды, не выдержав, Зина надела их на свою точеную, алебастровую шею. И хорошо. Потому что солнечные лучи запутывались в окаменевших осколках смолы, оставаясь в них навечно.
Она присела за столик беленькой кафешки на набережной. Отсюда видно было огромное и ласковое море, сливавшееся с огромным и ласковым небом. Казалось, что перед Зиной раскинулся целый космос, стена, таившая в себе нечто прекрасное, и стоило слиться с ним, чтобы постичь все тайны бытия. Зина заказала себе чашечку кофе и мороженое – лучшее сочетание горячего, ароматного, терпкого и холодного, сладкого, освежающе малинового.
- Вы позволите присоединиться к вам?
Перед Зиной – серые глаза, похожие на льдистое свинцовое небо, сеющее холодный дождь. Круто очерченный подбородок, упрямый рот. Белая рубашка ловко сидела на широких, покатых плечах. И запах – запах моря, свежести, легкого табака и чего-то еще, так пахнет от молодых, здоровых и сильных людей. Так и от Виктора пахло.
Зина опустила глаза. Улыбнулась застенчиво.
- Вы – очень красивая девушка. Просто Аврора, богиня утренней зари. Я не смог пройти мимо. И хорошо, что в соляной столп не превратился, - незнакомец блеснул белыми зубами, - разрешите представиться. Алексей.
Зина, до сих пор молчавшая, молчала и сейчас. А потом она подняла глаза на Алексея:
- Алла, - сказала она.
С этих пор она была Аллой. Ей казалось, что это имя поможет ей стать счастливой.
Автор: Анна Лебедева