- Вам не стыдно? Вы женщины! – отчитывал их потом Виктор.
- А что она мне не заплатила? – запальчиво крикнула Зина.
- А ты и так не в обиде! – ответила Катя.
- Что-о-о-о? – дело двигалось ко второй части марлезонского балета.
- Брейк! – гаркнул Виктор, - Катька, что ты как баба базарная! Девушка у тебя всего лишь расчет потребовала! Как ты себя ведешь?
- Да! Как она себя ведет! – Зинка никак не могла остыть, - главное, дождалась, пока я жрать на такую ораву приготовила, а потом всю посуду перемыла, а потом – выгонять! Кобыла!
- И ты замолчи!
- А че она…
- Цыц!
Обе притихли. Екатерина вытащила из кошелька деньги и кинула перед Зинкой восемь десяток.
- Катя! – Виктор строго взглянул на сестру.
- Четко по окладу, - процедила сквозь зубы Екатерина. Такой добрый, так и плати сам.
Виктор раскрыл свой бумажник и отдал Зине в руки еще пятьдесят рублей.
- Благодарю вас, Зинаида, - сказал он.
- Завтра не приходить?
- Пожалуй, зайдите к одиннадцати. Я побуду здесь до шестнадцатого: очень много дел… Понадобится ваша помощь, - Виктор открыл ящик с документами и углубился в их изучение.
Зина постояла еще немного.
- Ну, я пойду?
Катя молчала.
- Да, да, идите! – буркнул Виктор, читая каую-то бумагу.
***
Зина не слышала, и не знала, что брат и сестра здорово поругались после ее ухода. Скандал касался в основном имущества ответственного, и немного – Зины. Но ей совсем неинтересны были ни квартира, ни китайские вазы, ни картины, а уж тем более – ковры. Зина думала о Викторе. Никто ее не называл так уважительно: девушка. А Виктор назвал. Да еще эти пятьдесят рублей… Оценил ее труд!
И, самое главное, у Виктора были чудесные бархатные глаза. И соколиные брови, и тонкий прямой нос. Такое лицо она видела на иконе, красовавшейся в гостиной «ответственного». Надо же… Будто с Виктора срисовали. А, может, и срисовали – почем Зине знать. Просто все молятся в церквах этим иконам. Бабки говорили: Боженька добрый, Боженька пресветлый… Наверное, Виктор – тоже очень добрый. Пресветлый.
Зина, сама того не ожидая, влюбилась в Виктора. И любовь была такая… Ничего от него и не надо было. Просто: есть он на белом свете, и хорошо. Ответственный им гордился. «Высокого полета птица» - говорил. Зина была с покойным абсолютно согласна. Скромный, серьезный Виктор не щупал ее взглядом, не приставал, как щупали и приставали коллеги Витиного отца. Человек с такими глазами никогда не обидит. Не может сделать плохо.
Зина никогда не молилась, а тут просто взвыла в молитве:
- Боженька, сделай так, чтобы Виктор меня не увольнял! – и добавила шепотом, - а Катьке сломай нос!
Боженька ли услышал Зинкины молитвы, случай счастливый подстатился, но Виктор Зину не уволил.
- Я крайне редко бываю в родном городе, Зинаида, - сказал он, - научные труды отнимают и силы, и время. Очень хочется, чтобы здесь все-таки кто-то был. Приглядывал за порядком. Зина, я могу вас об этом попросить? Вам не нужно теперь ничего такого делать, просто поливать цветы и делать влажную уборку помещения. Ну и жить здесь постоянно. Оклад – сто рублей. Вас устроит?
Еще бы! Сто рублей! И возможность жить в кооперативных хоромах ответственного и ждать каждый день Виктора! Конечно, Зина согласилась. Она вытащила свой счастливый билетик!
Она ни о чем не заботилась. Утром просыпалась, открывала окна и варила себе кофе. Уж очень полюбился Зине этот странный напиток. Потом Зина гуляла. Она купила себе легкий плащик, который ей очень шел, и стучала каблучками по площади, с удовольствием отмечая, сколько людей оглядываются ей вслед. Делала Зина это не специально, Виктору «изменять» она не собиралась. Так, от нечего делать…
Интересно, как ждут космонавтов их жены? Чем они занимаются? Скучают,или ничего? Ну, наверное, скучать таким женам некогда. Дети ведь.
Зина мечтала выйти замуж за Виктора, нарожать ему детей, чтобы не скучать. Ну а что? Тогда не так тягучи будут длинные вечера, которые Зина совсем не любила. Она надеялась в приезд Виктора обязательно ему об этом сообщить. Но его все не было, и не было. А ведь уже три месяца прошло, и у Зины не осталось ни копейки. Может, сто рублей – это плата за все время проживания?
Зина вернулась на работу дворника. Она подметала улицы, убирала мусор, грубо отбивалась от хамов –приставал. Вечером разглядывала себя в зеркало. Она очень боялась постареть за год. Вдруг Виктор, увидев ее, и жениться на ней не захочет?
Виктор свалился снегом на Зинкину голову под самые новогодние праздники. Он был радостный, возбужденный, совсем не похожий на прежнего спокойного и серьезного Виктора. С порога завалился, сверкая глазами, с кучей свертков в руках.
- Зинуля! Ты дома! Как я рад тебя видеть! – воскликнул он.
А Зина ничего не сказала. Зина молча смотрела, как за Виктором в прихожую ступила аккуратно, мягко, как грациозная тигрица, незнакомая женщина. Зине показалось, что это Виктора сестра. Уж очень одинаковые были у них глаза: спокойные, серьезные. На тонких губах женщины мелькнула улыбка. Нет, не злая, не насмешливая, скорее осторожная, будто женщина раздумывает: стоит ли улыбаться Зине или пока подождать.
- Знакомься, Машенька, это наша спящая красавица, наш ангел-хранитель, Зина. Зина, знакомься, эта прекрасная девушка с глазами газели, моя любимая невеста, Маша!
Маша подала руку, и Зина, помертвев лицом, пожала тонкую кисть невесты обеими руками.
- А почему – спящая красавица? – спросила Маша у Виктора.
- А потому. Спит. Не ценит своей красоты и живет так, как будто она самая обыкновенная девица.
На Зину вновь устремился взгляд настороженных газельих глаз. Так смотрят, когда видят перед собой угрозу. А Зина представляла явную угрозу. Она это знала – Зину ненавидели женщины, абсолютно все, даже старушки. Но ей было уже все равно. Может, в Зининой голове было не очень много ума, но сердце ее было гораздо умнее самого умного ученого. Даже такого, как Виктор.
То, что Виктора она потеряла, Зине было ясно. Потеряла навсегда. И детей Виктору она больше никогда не родит. Вот эта, Маша, будет рожать красивых детей с бархатными глазами, так похожих на Виктора. Зина попробовала улыбнуться.
- Я сейчас чайник поставлю. Вы голодные с дороги, наверное.
- Хорошо! Завари нам чайку покрепче. И, Зина, примиты ради Бога все эти свертки у меня! – сказал Виктор.
***
Приближался Новый Год. Зина по поручению Виктора сгоняла на елочный базар, где купила пушистую елку. Виктор достал из шкафа большую коробку с блестящими игрушками. Он и его невеста наряжали елку, и Виктор рассказывал Маше интересные истории про старые стеклянные шарики, про Петрушек и Снегурок. Про маму, про бабушку, про все. Конечно, ведь Маша вскоре будет членом семьи.
Зина в платке и фартуке возилась на кухне с холодцом. С вечера она собралась ставить тесто. Нужно удивить Машу. Удивить и порадовать. Чтобы оставила прислугу. Зина тогда сидела бы как мышка. Она жила бы на кухне и старалась не сталкиваться с Машей никогда. Лишь бы знать, что ОН тут. Рядом. И пусть у Маши и Виктора будут дети. Зина бы любила их. Ведь это ЕГО дети. Она висела на краю пропасти, вцепившись ногтями в коренья и ветви. Сил держаться совсем не было, но она держалась до последнего.
31 декабря Зина уже с утра торчала у плиты. Маша вызвалась ей помочь.
- Зинуша, давай я почищу картошку.
- Да я успеваю, - Зина затянула поплотнее косынку.
- Ну и что? Мне просто нечего делать, - сказала Маша, - где тут у нас нож для овощей?
Она ловко счищала кожуру с овощей, без особых проблем почистила яйца. Ровными кубиками крошила колбасу для салата. Зина заметила, что Маша – вовсе не белоручка, и с готовкой сможет справиться и без домработницы.
- Я вообще люблю готовить, - щебетала Маша, - меня мама с детства приучила. Помню, как ныла, когда меня зставляли чистить картофель тоненькой стружкой, и говорила, что не буду никогда готовить обеды. Что замуж не выйду, потому что буду заниматься наукой. Но мама утверждала, что даже научные работники иногда влюбляются и выходят замуж, - Маша тихо засмеялась, и вдруг спросила:
- Зиночка, а ты с кем будешь встречать Новый Год?
Зина оторопела. Она даже не думала об этом…
- Ну… я…
- Я уже сказала Виктору. Он должен прийти к пяти, чтобы поздравить тебя и сделать какое-то важное заявление! Вечно он со своими сюрпризами. Он обязательно придет вовремя. Нельзя же тебя задерживать, в такой праздник, правда?
Зина кивнула. Где-то под сердцем Зины растекался льдистый холодок. Хотелось сейчас же скинуть этот ненавистный фартук и бежать отсюда, бежать без оглядки, но слабая надежда теплилась в душе: хоть бы оставил, хоть бы оставил, хоть бы…
Виктор вошел в кухню ровно в пять.
- Девочки, хозяйничаете? Ну-ка, быстро сметайте со стола всю эту вашу богадельню. Зина! Слушай! Поздравляю тебя с наступающим. Счастья, здоровья тебе, и главное – любви! Много любви! Остальное приложится! А вот тебе к будущей свадьбе, да и вообще, красуйся:
Он выудил откуда-то из недр своего пальто маленький футляр. Открыл. На шелковой подушечке лежали изумительные янтарные бусы, очень хорошо обработанные. Бусы казались теплыми, будто внутри каждой бусины пульсировало что-то живое, горячее, похожее на расплавленное золото.
- Зина, как они идут к твоей коже и волосам. Просто… Просто… Витя, а я все думаю, кого мне Зина напоминает! Ну конечно же, русалочку. Такая же прекрасная и молчаливая. И глаза…
Зина не читала ни про какую Русалку. Но янтарные бусы, оказавшись на ее шее, словно ласкались к коже, согревая ее. Она во все глаза смотрела на Виктора. И Виктор, поймав внимательный распахнутый взгляд Зины, что-то увидел в них важное… И… понял. Понял, потому что покраснел. Он-то читал сказку Андерсена. Он-то знал, что означает Зинин взгляд. Голос его слегка охрип, и Виктор откашлялся.
- Я виноват перед тобой, Зиночка. Уехал и бросил тебя без копейки денег. Прости, Зиночек. Я выплачу тебе зарплату за все месяцы своего отсутствия и премию. – Он вручил Зине пачку десяток, - спасибо тебе, хороший, терпеливый человек. Не будем тебя задерживать. Не смеем тебя мучить кухонным рабством. Теперь здесь будет трудиться Маша. А мы тебя отпускаем на волю. Живи, дорогая Зина, счастливо. Ты этого достойна.
Зина вышла в метель. Она закручивала вихрями комки снега, и, издеваясь, залепляла прохожим глаза, уши и рты. Зина с трудом перешагивала снежные наметы и шла скорее по памяти, нежели пользовалась органами зрения. Она боялась заплакать – при такой погоде слезы превратятся в ледяные дорожки. За окнами начинали праздник счастливые люди, и запах их счастья, казалось, плыл по улице. Дома, в старенькой, позабытой хрущебе, Зину никто не ждал. И елки в этом доме не было. Только затхлость и пыль. Она не любила заходить в квартиру, хотя и работала во дворе этого дома…
С трудом раскрыв дверь подъезда, Зина пошерудила ключом в замочной скважине, вошла в родной дом: темный, унылый, неуютный… Присела на старенький диван. Через стену было слышно, как кто-то кричал: С наступающим. Смеялись где-то дети. Над головой, на втором этаже, ругались супруги. Все жили, как единый организм. Все, кроме Зины.
Она заплакала. Слезы лились ручьем и не застывали сосульками. Этому не позволяла температура двадцать два градуса – нормальная комнатная температура.
Автор: Анна Лебедева