Предвижу опаску ревнителей православия: ишь, вечером святым молится, а днем солнышку поклоняется… Это уже язычество какое-то.
А может быть, это не язычество, а просто – жизнь? А в ней чего только не намешано, чего только не бывает.
Хотя, честно признаться, я и сама долго не могла понять хотя бы вот этого: не слишком ли просто складываются отношения у наших героев? Две недели Тоня терпит пьяного мужа, две следующие у них сплошная любовь и взаимопонимание. Так разве бывает?
Оказывается, бывает и так. На вопрос: отчего и почему, мы постараемся ответить чуть позже, а пока…
Из Тониной тетради. Мы прожили вместе уже шесть лет, когда однажды поссорились. Пришли с работы, я собираю на стол еду, а Володька поглядывает в мою сторону и объясняет своему другу (он забрел к нам на огонек), что вот любит он свою жену и все. Я решила пошутить: «Ага, любит, а сам то на одну заглядывается, то на другую». Володька вдруг встал из-за стола, подошел ко мне и спрашивает: «Ты это серьезно говоришь?» «Да видела, видела» – продолжаю я шутить, хотя уже поняла, что сказала все это зря. Он оделся и вышел из дома. И быстро-быстро пошел по дороге в свою Каменку. Я – за ним. Бегу и кричу, что пошутила, что зря все сказала, что больше ни разу, ни разу… Как же я испугалась тогда, что от меня уйдет!
Вы читаете продолжение документальной повести. Начало здесь
У него шаг широкий, я приотстала…
Но вот подхожу к его двери, стучу: «Можно к тебе войти?» «Уже вошла, чего спрашивать». Лежит на кровати. И я понимаю вдруг, как он устал – целый день работал на крыше. Да и я устала, пока бежала за ним. Легла на другую койку: «Я тоже отдохну. А потом, если ты скажешь «уйди», то и уйду». Взяла его шубняк, накрылась, только сна нет как нет…
Минут через двадцать мой Володька (мой, мой!) подошел, лег рядом, обнял меня и говорит: «Дура ты, дура. Только тебя одну и люблю». Мои руки тоже потянулись к нему… Мы обнялись и уснули. А утром, в пять часов, уже шли обратно, счастливые. Как молоденькие шли, держась за руки…
Через год я привезла от сына (он жил уже самостоятельно и отдельно) собачонку. Назвали Султаном. Володька мой обрадовался ей, как маленький, принялся учить выполнять всякие команды. К осени Султан подрос, но все-таки, когда мы поехали копать картошку в Каменку, ее с собой не взяли. Весь день работали, и к вечеру я так устала, что думала только об одном: как бы помыть ноги и лечь спать. А Володька вдруг говорит: «Я пока ужин приготовлю, а ты езжай домой, проверь, как там Султан. Да и покормить его тоже надо». Посылал он меня потому, что я ездила на скутере, и мне это было сделать быстрее. Но стою на своем: не могу, устала. И тут Володька первый раз за все годы нашей жизни грубо так сказал: «Собака преданнее человека, а у вас, баб, не знаешь, что на уме». Тут уж я взорвалась, села на свой скутер…
Отъехала немного, вижу – Султан бежит мне навстречу. Повернули с ним к Каменке – и Володька наш едет нам навстречу на велосипеде. Я остановилась, подвела к нему собаку, отдала в руки поводок. Села опять на скутер и – домой. Не смогла обиду преодолеть. Пожевала хлеба, легла. Думаю: ну, вот и все… этого он мне уже не простит…
А утром чуть свет раздается стук в дверь. Открываю – стоят мой Володька и Султан. И слышу я такие слова: «Раз завели собаку – мы за нее в ответе. Я ее уже люблю… как тебя…» И стоит, смотрит, ждет, что скажу я. А чего мне говорить? Поняла уж, что права не я, а он. Обняла его и говорю: «Пошли, поедим чего-нибудь, да опять картошку копать». Сидим, едим, и у меня в голове одна только мысль: какое счастье быть вместе!
***
Давайте переведем дух, читатель. Вам не кажется, что именно сейчас нам есть над чем подумать, о чем порассуждать? Как часто мы произносим в нашей повседневной жизни слово любовь. Как много говорим о смирении. А то еще беремся толковать библейское понятие «нищие духом». И многие понимают его так: нищие – значит, бедные, обделенные, не имеющие за душой никаких духовных ценностей. Признаюсь честно: я и сама так долго думала. Пока не попала в мои руки книга о святителе Луке, пока не познакомилась с его рассуждением: «Вот там, в притворе, стоят бедные нищие… Они питаются той милостыней, которую им подаете вы, одеваются теми обносками, которые получают от вас. Это телесно нищие.
И вот такими должны быть и нищие духом. Они себя сознают совершенно нищими в добродетелях… Они смиренно сознают себя ниже всех»…
Не сомневаюсь ни на минуточку, сколь многим такое толкование смирения придется не по душе. Как? Почему я должен сознавать себя ниже всех, если вон мой сосед… или соседка… или кто там еще позволяют себе и то, и это, и – ничего, живут себе, вполне себя уважая.
Да Бог с ними, другими. Каждый из нас должен заботиться, прежде всего, о своей собственной душе, разве не так? Ну, вот что сделали бы вы, когда вам говорят, имея ввиду собаку: «Люблю ее, как тебя»? И неважно, кто говорит: мужчина женщине или женщина мужчине. Реакция чаще всего будет такой: «Я для тебя то же самое, что и собака? Ну, спасибо, вот уж не думал (не думала), что ты меня со скотиной будешь равнять…»
Умница Тоня не дала волю гордыне и потому уловила (сердцем почувствовала?) в словах своего мужчины главное: он никогда не сделает больно никому: ни ей, ни даже собаке. Так за что же на него обижаться?!
Ну, а гуси? – вспомнит внимательный читатель. – Куда делись ваши гуси, заявленные в заголовке? Не переживайте: с гусями все в порядке. Более того – они будут апофеозом этой главы.
В общем, дело было так: Тоня с Володей купили этих самых гусей. Пятьдесят штук – чего уж там мелочиться. Купили и стали выращивать. В Каменке травы – завались, да и комбикормом хозяева запаслись, но Володя, выходя к птице, обязательно прихватывал еще и буханку хлеба – побаловать птицу. Верный Султан всегда был рядом. Собака умная, он быстренько сообразил, что при гусях ему придется служить охранником. И службу свою исполнял ревностно: попробовал бы кто подойти к тем гусям! Так было все лето. Гуси до того привыкли к собаке и, главное, к хозяину, что как завидят его – так вся стая на крыло и за ним, куда бы он ни шел. Тоня смотрела на эту идиллию и думала: как же он будет их резать?..
Незаметно пришла осень. Выпал первый снег. Однажды выходит она из дома – а Володька, пьяный, лежит на фуфайке, дрыхнет, а гуси облепили его со всех сторон – греют. Тоня гусей накормила, вынесла шубу, накрыла хозяина, а гуси опять и на нем, и сбоку – греют… Проспался хозяин, зашел домой. Тоня спрашивает:
– Когда же гусей будем резать?
– Каких гусей?
– Наших, каких же еще.
Минута молчания. Потом:
– Резать гусей не дам.
– Для чего же мы их растили? – снова спрашивает жена.
Опять молчание. Потом:
– Не дам резать – и точка.
Тоня перечить не стала, а взялась потихоньку гусей раздавать: родным – в качестве подарка, чужим – на продажу. Так сами ни одного гуся и не зарезали.
Продолжение здесь Автор: Наталья Моловцева
Другие истории этого автора здесь, и здесь, и здесь, и здесь
Книга Натальи Моловцевой "Меня окликни" здесь