Мирослава все ждала и ждала, когда же Мансур вспомнит о ней. Алима перебралась в собственную юрту, и теперь Мирослава целыми днями сидела в своем закутке одна. Хотелось выйти на солнце, вдохнуть свежий воздух, но она была лишена этого. Ничего не осталось. Только тяжелая тоска, разбивающая сердце день ото дня. «Лучше бы я сгинула тогда, когда мне удалось убежать!» - думала она теперь, забыв, насколько труден был ее побег. Сейчас за ней тщательно следили и шагу не давали ступить без пристального надзора.
-Оджин! - вошла к ней Лила, села на край топчана. - Твой господин ждет тебя сегодня вечером!
Сердце забилось часто, неровно. Мирослава не понимала радоваться ей или печалиться? Что означает этот зов? Исполнит Мансур обещание, или уже забыв о нем, желает поразвлечься?
Она решительно отвергла все предложенные ей наряды и украшения. Заплела волосы в толстую косу, запахнула на груди теплый халат. На нее неодобрительно цыкали, но она не обращала внимания.
Она шла по знакомой тропе, к юрте Мансура, медленно. Вдыхала полной грудью свежий воздух и старалась не дать волю слезам, которые так и просились наружу. Увидела позади его юрты новую юрту его жены и задалась вопросом - не хочет ли он определить ее в услужение своей жене? Если так, то терпеть она не станет! Лучше пусть сразу лишит ее жизни и избавит от мук!
Трепеща, она откинула полог и вошла внутрь юрты. Мансур, к ее облегчению, был один. Глаза его нервно поблёскивали в свете горящего очага.
-Оджин! - в голосе нежность и тоска, от которой щемит сердце.
Мирослава молчала. Да и что могла она сказать? Что рада его видеть? Что скучала? Что хочет домой? Врать не хотелось, говорить откровенно не решилась.
Мансур все понял. Если в его душе и жила надежда, увидеть на ее лице радость от встречи с ним, то она быстро угасла.
-Через несколько дней мы отправляемся в путь! - сказал он наконец.
Глаза девушки вспыхнули. Радость, недоверие, сомнение. Все чувства разом отразились на ее лице, причиняя Мансуру боль. Она не изменила своего решения!
-Это правда? Ты отвезешь меня домой? - пролепетала девушка.
-Я ведь обещал! - слова прозвучали грубее и жестче, чем он хотел.
Повисла неловкая пауза. Ни Мирослава, ни Мансур не знали, как теперь себя вести. Его подмывало шагнуть к ней, обнять, приласкать, но не решился.
У Мирославы в голове билась только одна мысль: «Домой!» Обнять матушку, поплакать ей в колени. Рассказать о своей боли и просить защиты у отца и брата. Они ей обрадуются, она знала! Тревожило только одно, что она теперь не чиста и станет изгоем среди своих же соплеменников. Будет одинока и среди русских.
-Спасибо! - прошептала Мирослава, так тихо, что Мансур едва разобрал слова.
Они провели эту ночь так же, как и первую, при их встрече. Он на маленьком топчане, она на другом, побольше. Слов больше не было. Лишь на прощание, следующим утром, Мансур буркнул:
-Будь готова выехать утром, через два дня!
Дава-хатун влетела в большую ханскую юрту. Азамат смотрел на жену внимательно, хорошо зная, что выражение гнева и возмущения на ее лице, не сулят ничего хорошего.
-Что стряслось? - спросил он.
-Мансур! Твой сын лишился разума!
Азамат тяжело вздохнул.
-Говори уже! Чем ты снова недовольна?
-Он пришел ко мне сегодня и велел собрать в дорогу свою наложницу!
-Мансур уезжает? - удивился хан, - Он ничего не говорил мне! Куда же он отправляется?
-Да какая разница! - прошипела Дава, - Главное, что он берет с собой наложницу, а это не слыхано!
-Мужчина волен брать с собой в дорогу свою женщину! - недовольно перебил ее Азамат, - Я и тебя несколько раз брал с собой в походы. Ты разве забыла?
Дава насупилась, не зная, как донести до мужа, что ее действительно тревожит.
-Он берет с собой ту наложницу, которая пыталась сбежать перед его свадьбой! Он не сказал тебе куда направляется! Разве это не странно?
-Я поговорю с сыном! А ты делай, что он сказал.
Поджав недовольно губы, Дава-хатун вышла. Она не сомневалась - сделай так кто-то другой и Азамат уже пылал бы яростным гневом на все становище! Но когда дело касалось Мансура, хан становился мягким, как воск. «Все из-за той девицы, что его родила!» - думала Дава, - «Неужели он до сих пор не может ее позабыть?!»
Мансур пришел к отцу так быстро, словно ждал его зова за стенами юрты. Азамат смотрел на сына и видел в нем перемены. Беззаботность юности покинула его. Лицо стало жестким, взгляд суровым, как у воина, готового у битве. Но ведь войны-то не было!
-Дава-хатун сказала, что ты собираешься в путь?
-Да отец! Я как раз хотел предупредить тебя! - ответил Мансур.
От Азамат-хана не ускользнуло это «предупредить». Не спросить разрешения, а только поставить перед фактом!
-И куда же ты направляешься?
Мансур отвел глаза.
-Мне надо добраться до русских земель! - ответил он тихо, но твердо.
-До русских! Что тебе там понадобилось? Ты же знаешь, как это опасно!
-Я иду туда не врагом! Я хочу отвезти Оджин домой!
-Оджин? Наложницу? Как тебе только в голову пришло такое?
-Я обещал ей и сдержу слово! Иначе я - не мужчина!
-Дал слово наложнице? О чем ты только думал и зачем тебе это?
Внезапно Азамат вспомнил Надию. Ее грустные, безжизненные глаза, когда она поняла, что останется в степи навсегда. Ее безразличие ко всему, что происходило вокруг. Она оживала только, когда смотрела на сына.
-Это опасно… - начал Азамат, уже менее уверенно и из его голоса пропали гневные нотки.
-Я буду осторожен, отец!
-Надо позаботиться о хорошей охране…
-Нет, я возьму с собой несколько нукеров и только! - сказал Мансур, понимая, что отец сдался его отговорить.
-Мансур, если с тобой что-то случится…- в голосе хана прозвучала такая боль, что Мансуру стало стыдно.
-Я буду осторожен, отец, и вернусь так скоро, как только смогу! У меня ведь скоро будет ребенок! Я помню об этом!
Они еще долго говорили, обсуждая детали путешествия, а когда Мансур ушел, Азамат-хан позвал жену и велел ей собрать девушку в дорогу, как полагается.
Держа в руках маленький узелок, со скромными пожитками и подарками, которыми одарили ее на прощание девушки из гарема, Мирослава стояла на краю становища. Несколько крепких нукеров Мансура проверяли, хорошо ли оседланы кони. Мирославе предстояло ехать верхом, как и им. На ней, под коротким халатом, были одеты мужские штаны, волосы собраны под темную, плоскую шапочку.
Показался Мансур, в сопровождении молоденькой девушки. «Его жена!» - догадалась Мирослава, - «Вышла его проводить!»
Глаза девушек встретились. Они смотрели друг на друга изучающе. Каймишь почувствовала себя крохотной мышью, по сравнению с этой статной девицей, одетой, как мужчина.
Мансур рассказал ей честно, для чего уезжает и теперь, Каймишь, была даже рада, что он решил отвезти на родину эту красавицу. Пусть живет на своей родине и не мучает разум ее мужа!
-Ступай Каймишь и береги себя! Я скоро вернусь! - сказал Мансур жене, при всех целуя ее в высокий лоб.
Мирославу передернуло от этой ласки. Она одернула сама себя. Какое ей дело теперь до Мансура и его жены! Скоро она будет дома, а они пусть живут своей жизнью. Таков закон этого мира! Мирослава отвернулась и принялась гладить стоящего ближе к ней коня.
Когда она снова повернулась к остальным, жена Мансура уже шагала прочь. За ней семенили две служанки.
-Пора! - сказал Мансур.
Не успел он подойти, чтобы помочь Мирославе взобраться в седло, как она уже сидела верхом. Маленький отряд двинулся в путь. Сначала медленным шагом, но постепенно темп убыстрялся и кони, почувствовав дух степей, рвались в галоп и их перестали удерживать.
Восторг накрыл Мирославу с головой. Она мчалась быстрее ветра, в сторону родных краев, где ее ждала семья и знакомые. Где каждое деревце и куст были ей знакомы. Где она наконец сможет спокойно спать…