3 — Ишь, как спит сладко! Ажно рот раскрыла. А конопатки какие страшные во весь нос, фу! Вставай давай, увалилась тут... Моя теперь кровать будет.
Катя не шевелилась, хоть и проснулась от ворчливого голоса нависшего над ней мальчика. На неё уставилось упрямое и избалованное лицо, точь в точь как у Катиной мачехи. Если надеть на подросшего поросёнка чёрный парик, он станет вылитым этим самым мальчишкой. Катя смотрела на него с удивлённым испугом, не понимая что происходит.
— Ну? Чего разлеглась? Устал я с дороги, полежать хочу. Мамка сказала, что могу любую кровать выбирать, а у тебя самая красивая.
— Ты кто?
— Дед Пихто! А ты здесь больше вообще никто!
Малолетний хам сдёрнул с неё одеяло. Катя лишь успела стыдливо прикрыть трусики, как оказалась скинутой на пол. Девочка, ошпаренная обидой, тут же вскочила. Тучный мальчишка был всего на пару сантиметров ниже её, но явно сильнее. Катя, глотнув адреналина, толкнула его. Раз, два... Мальчишка замахал на неё сжатыми кулаками.
— Отстань от неё! Не бей! - взвизгнул Илюшка, который вскочил на своей кроватке, разбуженный звуками потасовки.
И тут мальчишка вдруг взревел, как раненый зверь, и ухватился левой рукой за правое плечо. Его лицо в тот момент было поистине безобразным: хитрость, лживость и безграничный эгоизм никого ещё не украшали.
— А-а-а-а! Мама! Эта гадкая девчонка меня бьёт! Мама!
В то же мгновение за дверью смолк приглушённый бабий трёп и по полу гулко затопали ноги. Половицы жалобно скрипели от веса владелицы... Катя ещё не догадывалась, кто был его мамой.
— Что случилось тут, Никитушка, сыночек?! - ворвалась в комнату Марина, за ней следом женщина на вид лет пятьдесят, Катя признала в ней мать Марины, но сейчас не до этого... Поражённая, она перевела взгляд с Марины на того, кого она назвала сынком.
— Сын?! Это как?!
— Я подошёл к ней познакомиться, говорю "привет, давай дружить", а она сразу бить меня! - не моргнув, соврал Никита.
Катя опять на него - зырк... Не сон ли это? А мальчишка всё ревёт, жалуется матери, что болит плечико. Кинулся он навстречу матери, она - к нему. Утонуло дитятко в объёмных складках материной туши, лицом к волнующейся груди прижалось. Всё это произошло в одно мгновение.
— Это неправда, он лжёт... - промямлила Катя. Боязно ей, дитю, перед чужими людьми. Мачеха-то родной так и не стала, да и слишком живы ещё в её памяти и отец, и мать. У мамы плита надгробная из чёрного гранита, отец не поскупился, успел поставить, а изображена она там молодой и счастливой, сияющей доброй улыбкой, как небесный ангел. А у папы просто свежий деревянный крест с фотографией, рано ещё плиты ставить - эти тонкости погребения Катя уже усвоила. И что ещё Катя хорошо усвоила после похорон – это то, что мачеха у неё отнюдь не добрая: всю последнюю неделю гоняла Катюшку с уборками, чуть что – срывалась криками, что, мол, неблагодарные, пустые дети…
— Ты что тут строишь из себя, а? Чучело огородное! Ребёнок к ней с добром, а она – бить!
— Чему удивляться-то! Папаша алкаш, мамаша не воспитывала. – вставила пять копеек бабка Никиты.
— Папа не алкаш, это вы его споили! – вырвалось у Кати.
— А-а-ах! Я! Вот это благодарность! – поразилась Марина. – Да я тебя, паразитку, раздавлю за такие слова, ты у меня по земле ползать будешь!
— Тресни её, тресни хорошенько, гадину! – науськивала бабка.
Марина замахнулась и с большим удовольствием отвесила Кате пощёчину.
— Не-е-ет! – взревел сзади детский голосок. Про Илюшку все забыли, а он вот где: сполз с кровати, прижался к стене, плачет. – Не бей! Всё расскажу! Катя!
Он решился – подбежал к сестре, не побоялся проскочить промеж двух горгулий. Впечатался в Катю с разбега, обхватил ручонками, она – его. Стоят никому неугодные сироты, ставшие лишними в собственном доме.
— Кому ты там пожалуешься, щенок? Запомните раз и навсегда: вы тут больше никто, дом теперь мой, захочу – и выгоню вас на улицу. А теперь извинись перед Никитой. Извинись! Давай, давай извиняйся! Я кому говорю?
Катя оставалась стоять, плотно сжав губы. Слёзы обиды сыпались градом по её щекам.
— Бей её, Никита, бей! Я разрешаю. Должен же её кто-то наконец воспитать.
Никита мстительно сощурился. Он замахал руками, как девчонка: шлёп, шлёп, шлёп её по плечам, груди, шее. А Илюша её собой прикрывал и тоже получал «на орехи».
Зима в тот год выдалась тёплая. В конце февраля уже ручьи потекли, зажурчали весенними песнями. Птиц не слышно было, молчали, не доверяли ранней оттепели - много горьких жуков на этот счёт съесть успели. Слышала лишь Катя, как каркнет, бывало, ворона, или воробьи мельтешиво чик-чирик-чирик.
Марина разошлась по дому чисто барыня: сынка своего в детской комнате поселила, игрушки Катины и Илюшины на чердак закинула, чтобы не раскидывали, а сама в родительской спальне на широкой кровати храпела довольным сном. Мать её к себе уехала, у неё там хозяйство, скот разный, а для круглых сирот и своего угла не осталось, спать стали на диванчике в гостиной. Думала-гадала Марина как от этих детей избавиться и при этом не очернить себя в глазах соседей. Стала она детям временным опекуном, пока не решится окончательно вопрос через суд по всем вопросам. На улице она с ними сюсю-мусю, а стоит им в доме один на один остаться… И то не так, и сяк не эдак, да ещё и сынок ходит барчонком и шпыняет их без конца, а сдачи давать нельзя и пожаловаться некому. Так полтора месяца прошло после похорон. Марина взялась оформлять на себя недвижимость, да тут беда – пожаловали родственники Василия из самого Петербурга и встали на защиту детей.
— На весь дом вы никакого права не имеете, несовершеннолетним детям тоже должны быть выделены доли, - недружелюбно остудил её пыл двоюродный брат Василия, - у меня жена юрист, она подготовит всё для суда. Предоставьте мне копии имеющихся у вас документов.
— Ничего я вам не дам, Вася мне дом завещал, я подымаю его детей!
— Слышал я, как вы их подымаете, дети мне всё рассказали.
Катя в это время замерла под дверью – подслушивала. Ой, что будет-то? Дядю этого они с Илюшей отродясь не видели, а он приехал за них заступиться. У Кати зарождалась в сердце робкая надежда, что он заберёт их к себе, подальше от этой «мачехи».
— Они врут! Всё врут, ох, надо же, какая хитрая девчонка, а я к ней как мать относилась со всей любовью…
— С трудом верится. В суд мы в любом случае подадим, встретимся с вами там, а мне пока надо другой вопрос уладить.
Другой вопрос касался Ильи, который приходился дяде родным двоюродным племянником. Дело уладили быстро – ещё весна не закончилась, как Илюшку разлучили с сестрой. Он уехал жить в Петербург. Катю они не взяли к себе, сказали, что нет такой возможности, да и не родная она им, посторонний по сути человек…
— Ты, Катя, не обижайся. Илья маленький, а ты уже взрослая. Я попробую разыскать твоего родного отца, может что и получится… Не вешай нос, - неловко погладил её по голове новый папа Ильи. И уехал. Разлучил брата с сестрой навсегда.
Совсем-совсем одна осталась Катя. Ещё горше, чем смерть родителей, оплакивала девочка разлуку с братом. Впервые звонкое лето проходило для неё незаметно, как один непрекращающийся кошмар. А потом был очередной суд, на котором мачеха получила лишь половину отцовского дома, а вторую часть разделили поровну на детей. Разъярённая Марина отказалась от удочерения и сказала, что отправляет Катю в детский дом.
Предыдущая *** Начало