– Есть такой журналист в Ярославле, есть!
Галина нашла его по своим связям и дала ему адрес Маши и Наташи.
Сегодня они ждали его в гости. Наташа уже была дома, выпросилась из больницы, но ходила с трудом на костылях.
Маша взялась за уборку. Сегодня придёт представительный и очень много знающий о ярославском криминале человек.
Наташка никак не хотела лежать, встала с первым звяканьем посуды и начала не то помогать, не то мешать. Потом решила забрать в комнату картошку и чистить её лёжа с кастрюлей на животе. Наташка была неисправима.
А Маше именно сегодня почему-то вдруг стало стыдно за свое жилище – придет известный журналист и подумает: вот так живут нынешние директора производства. Она вспомнила дом Маргариты и ей стало ещё хуже. Все-таки надо было назначить встречу где-нибудь в кафе.
После уборки отправилась в магазин, а по дороге заскочила в телефонную кабинку. Она периодически звонила в военкомат, но вестей об Андрее так и не было.
Вот и сейчас – пустой звонок. О том, что случилось с Андреем, она уже говорила со многими, просила свести её с военными, бывавшими там, встречалась с двумя из них специально.
Она даже порывалась ехать искать, но ... Её отговаривали. Бестолковая и опасная будет поездка.
От этих встреч с ребятами, приехавшими оттуда, становилось ещё тяжелее. Они опускали глаза, и очень мало рассказывали о том, что происходило там. Как сговорились. Наверное, они не верили, что Андрей жив.
Но Маша всем своим нутром чувствовала – жив. Андрей жил где-то внутри её, и сердце подсказывало – жив.
Маша никогда не влюблялась, и это чувство – любовь – ей казалось чем-то романтичным и головокружительным. Любовь – это удовольствие, она обязательно сладостна, немного страшна и возвышенна. Это некая эйфория – так казалось Маше.
Но с Андреем было совсем по-другому. Моменты восхищения им перемешивались с моментами жалости.
В моментах восхищения Маша менялась сама. Она мысленно разговаривала с Андреем, советовалась и все пыталась доказать свою порядочность, свою правоту. И даже глядя в зеркало – представляла, чтобы сказал сейчас о ней он – Андрей. Представляла его удивительные глаза, его складку между бровями.
А в моменты жалости вдруг хотела его обнять, как брата, накормить, прижать и оберечь от всех-всех невзгод. В эти минуты ей казалось, что это и не любовь вовсе, а некая сестринская привязанность. Вот и в разговорах она все время называла его братом. Они же жили вместе, они были уже, как брат и сестра.
Где ж ты сейчас, Андрюха? На душе после звонка опять стало тяжело ...
Но события сегодняшнего дня от этих мыслей уводили стремительно.
Они с Наташей даже не сразу услышали стук в дверь – кто-то тихонько скребся. Потом раздались голоса. Ага, охрана не дремлет, стучащего о чем-то спрашивали. Значит, это точно к ним.
Маша открыла дверь. Перед ней с перепуганными глазами стоял тот самый рыжий худощавый паренёк, которого она видела в ресторане, и ещё пару раз в разных местах. Это был тот, кого она принимала за посланца криминального мира, за того, кто за ней следит.
На плече у него висела объемная спортивная сумка, фотоаппарат, в руках портфель. Шапка съехала на затылок, затертая куртка, пыльные кроссовки.
– Здрасьте, Маша, я к Вам, – он оглядывался на стоящего на средней площадке бойца Гены и даже, когда заходил, услужливо повернулся к нему.
Маша сделала шаг назад – прихожка была у них мизерная.
– Проходите. Мы, наверное, Вас ждём. Вы же журналист? – Маша ещё пребывала в шоке. Она точно ждала не такого вот помощника.
"Помощник" уселся на полку с обувью, примостил портфель и сумку, а потом долго думал куда положить фотоаппарат и все же повесил его на крючок вешалки. Стянул кроссовки, и Маша заметила, как старательно он спрятал дырку на носке.
На кухне красовался накрытый посудой стол, Маша даже по такому случаю постелила на клеёнку тканую скатерть. На плите пыхтел обед.
Парень, прижав чемодан к груди, уселся за стол. Положить портфель ему было тут некуда. Он стеснялся, да и Маша ещё терялась. И тут в дверях показалась Наташа на костылях.
– Привет! Ни фига себе! Мы дяденьку представительного ждём, а тут... Ты чего и есть тот самый журналист, которого все бандиты боятся?
– Привет, Наташа, – парень повернулся к ней, – Ага. Только они прекрасно знают, что я их боюсь куда больше. На меня уже охота идёт, миллионы за голову обещают. Хотите разбогатеть – сдайте меня бандитам, – парень уже улыбался.
– А откуда ты знаешь мое имя? – Наташка стояла в проходе, опираясь на костыли.
Парнишка ответил не сразу. Он повернулся к столу, посмотрел на Машу и ответил:
– Девчонки, сразу скажу: я знаю о вас все. Могу рассказать о вашей семье, о связях, о том, что вы ни с кем не спите, о том, где и когда вы родились, где были такого-то числа месяца. Я за вами слежу. Но не только за вами, не думайте. Вы в мою разработку попали не так давно.
Он обернулся к Наташе.
– Прикинь, слежу-слежу, а аварию твою пропустил. Проспал идиотически. Я тут кочую в общем ... Но и без свидетельства знаю, кто это сделал.
– И кто же? – не удержалась Наташа.
– А давайте по порядку, девчонки. Давайте, вопросы буду сначала задавать я, чтоб наше сотрудничество было взаимовыгодным, – он хлопнул по папке на коленях.
– Хорошо, – согласилась Маша, – Но первый вопрос все же от нас: ты есть хочешь?
– Ещё как! – признался парень и покосился на картошку в сковороде.
Сегодня они с Наташей узнали очень много. Только теперь Маша осознала, в какую борьбу она ввязалась. Женька, как звали их гостя, и ее причислил к производственной мафии.
– А чего. Кто под свое крыло нелегалов-мигрантов собрал незаконно? Не ты ли? Кто приплачивает участковому, чтоб он молчал? Я лично видел передачу взятки и даже сфоткал. Там ты, Машенька. И я тебя смело по-журналистски могу назвать главой нелегального криминала в пределах твоей фабрики. Тем более, что делается все это в целях наживы.
– Какой наживы, Жень? Посмотри, как мы живём, – Маша жевала, обводя кухню взглядом, понимала, что Женя просто размышляет.
– Да знаю я. Знаю и восхищаюсь тобой. Жанна д Арк современного розлива, – Женька аппетитно хрустнул соленым огурцом, – Но ты понимаешь – тот, с кем ты бодаешься тоже не выглядит бандитом. Понимаете, сейчас нет граней между криминалом, бизнесом и политикой. Сейчас все слилось. Давид ваш сейчас, к примеру, – благотворитель. Знаете какая статья о нем вышла в центральной газете? Он – глава своей диаспоры здесь, в Ярике, и через эту диаспору очень помогает своим. Столько семей из войны вытащил. И журналистка, которая это написала, по заказу писать не будет, знаю я ее. Правда там всё. А ещё он детдому местному помогает. И ещё ... да много чего.... Так что праведных дел за ним поболе вашего будет.
– Так что ж он угрозами занимается? И наездами. Страх нагоняет! – Наташа возмущалась.
– Так потому что так он свою империю строил, через бандитизм. Привык. Любящий деньги не насытится деньгами. Но вы смелые, девчонки. А я вот трушу, сейчас вообще уже дома не живу. Страшно стало. Ночевал у друзей, но у них ребенок. Тоже не накликать бы. Вчера у знакомого переночевал.
Теперь было понятно, почему он пришел к ним с большой спортивной сумкой.
– А оставайся у нас. Мы под охраной, – вдруг предложила Наташка.
– Да не-е, спасибо. Неловко.
Но этим вечером он так и не ушел.
Трое молодых людей в съемной квартире, на малюсенькой кухне уплетали картошку прямо из сковороды, которую поставили на середину стола. И по ходу решали скромный вопрос – как одержать верх над срощенным с системами власти криминалом.
***
– Твои люди – куча идиотов! А ты, а ты ... – Виктор хотел, но боялся оскорбить уважаемого авторитета грубым словом, знал такое не принято у этих людей.
Вместо этого он бросил на стол газету со статьей, и ходил по гостиной от окна к дивану, положа руки за спину.
Давид молчал. Что тут скажешь? Эта пигалица опережала их на шаг везде. Хорошо, что в структурах Ярославля у них были свои люди, а то уже можно было бы проститься с этой фабрикой.
Давид уже был готов это сделать. Не такой уж большой куш. На стороне фабрики люди Тихона – бизнесмена и депутата, ссориться с ними не хотелось. Да и девчонка эта уже вызывала интерес и уважение. Такая железная кнопка.
Но этот московский босс упёрся. Вот надо было ему все тут прибрать к рукам! А ведь он уедет, а им оставаться, разруливать конфликт. У Давида и так уже неприятности.
– Не горячись, Виктар. Ты думаишь, что мне далико просто? Мне далико не просто! – Давид морщился, не любил он, когда орут.
– Идиоты! Как можно было перепутать девок? Почему до сих пор не прижали их?
– Так они ж па-ад лютьми Тихона. Тоже, знаещь ли, люди серёзные.
– Серьезные... Ясно, что серьезные, раз такая статья вышла. Ты вообще по-русски-то читаешь?
– Обидеть хочишь, Виктар?
– Да нет, – наконец Самойлов перестал бегать по гостиной Давида и сел, и уже спокойнее сказал, – Не хочу Давид, но ты ж понимаешь, что это проблемы и их надо решить. Там же весь расклад в статье. И даже обо мне – вот, – он толкнул газету пальцами, – Это кто-то из твоих стучит. Найди стукача!
– Я со своими сам разбирусь. Уже разбираюс.
– А мне, наверное, лучше уехать, – рассуждал вслух гость.
"Так и знал" – подумал Давид. Когда пахнет деньгами, гость тут как тут, а как запахло жареным – разгребать ему, Давиду.
В комнату постучали, вошёл помощник Давида.
– Там телефон, Давид. Эта ... Эта Мария тибя хочит ...
– Какая ещё Мария?
– Ну, с фабрики швейной – Милёвана что ли?
В кабинет Давид и Виктор направились оба. Мария предлагала встретиться в ресторане. Они согласились. Разговор был коротким.
Давид и Виктор переглянулись. Ну даёт, девка. Вообще, оборзела. То ли глупая совсем, то ли ...
Виктор возмущался этим обстоятельством, а Давид потихоньку от Виктора улыбался. Определенно – девчонка ему нравилась.
– Не-ет, Виктар, на встречу пойдем вмести. А потом можищь и уежать!
***
Этому звонку предшествовало так много работы, забот и волнений, подготовки и действий, что сейчас, когда момент встречи уже настал, Маша была спокойна.
Это спокойствие даже удивляло. Казалось – она может уснуть прямо на ходу, казалось – забудет что-то очень важное.
Все юридические уступки, на которые она могла пойти, были тщательно обдуманы мудрым Ефимом Соломоновичем. Но на встречу его брать не стали. И это тоже был своеобразный ход.
Ничего не было в этой встрече спонтанного. Абсолютно все было продумано до мелочей. Даже внешний вид Маши. Решили, что никаких особенных нарядов тут не надо. Пойдет в том, в чем всегда ходит – черная юбка, водолазка, теплая куртка.
Женя взял на себя работу с милицией. Он уже имел большие связи в следственном отделе. Делами той группировки, которой занимался Евгений, уже занимались приехавшие москвичи. С Евгением сотрудничали они охотно – уж очень много материала собрал этот вездесущий рыжий парень. И он мог ставить условия.
Сейчас его условием было одно– вмешиваться во встречу только в случае, выходящем за рамки простой беседы. И это было очень важно.
Маша шла на встречу одна. Нет, конечно её сопровождал Гена и два его самых надёжных сотоварища, но они должны были просто встороне контролировать ситуацию.
Пройдут годы и Маша больше ни разу не посетит этот ресторан. Хотя он будет функционировать и расширяться. Эту встречу она запомнит на всю жизнь.
В отличии от Маши на разговор с ней явится целая группа лиц кавказской национальности. А ещё московский гость, очень заинтересованный в отъеме фабрики.
Они войдут в ресторан друг за другом, шаря глазами по углам, выставляя охрану. Давид сразу направится к столику, где одиноко будет сидеть Маша, будет приветствовать её улыбкой, а Самойлов задержится у бара.
Облокотившись на стойку, он внимательно будет разглядывать девушку и искренне удивляться, что вот эта провинциального вида девка ставит им палки в колеса. Он будет сжимать кулаки и коситься на сидящих за соседним столиком троих верзил.
Когда Давид со свитой войдут в двери ресторанного зала, Маша будет сидеть лицом к ним, пить чай и смотреть в окно. И только когда прямо перед ней вырастет небритый кавказец, в котором она сразу узнает Давида, обернется и ответит на приветствие.
Нацепив на лицо подобие приветливой улыбки, к ним подсядет и Виктор Самойлов.
Если б не Женя, Маша бы вообще не знала их в лицо. Теперь она знала все. Видела их фотографии. А ещё видела и слышала о таком с участием их, что мурашки шли по телу.
И вот сейчас она, вспоминая науку Ефима Соломоновича о том, что дела в злобе не решаются, уже осознавала её правильность каждой клеточкой тела.
Сейчас нельзя вспоминать историю Наташки, или страшные звонки с угрозами, или весь тот урон, который причинили они фабрике. Нельзя вспоминать и те страсти, о которых порассказал им Женька, сейчас – надо забыть все это и договариваться.
А Давид вообще был старый дипломат – договариваться умел. Он спокойно сделал заказ, а потом, посмотрев в глаза Маше, как бы невзначай спросил:
– Вы что-то позвали нас сюда. И правда, хороший ресторан, и Вы хороши, Маша. Приятно просто с такой дэвушкой посидеть бы, а то дела– дела. Всех дел не переделаишь. А жизнь проходит быстро. Редкое сочетание в Вас есть – умная и красивая Вы девушка.
– Спасибо, Давид, – Маша поставила чашку на блюдце, – Слышала я, что и Вы славитесь добрыми делами и очень умны. И все же давайте о делах. У меня не столь много времени. Вы боретесь за владение зданием нашей фабрики, но у вас ничего не получается, потому что ...
И Маша начала излагать почему. Эту речь они готовили долго. Учли все. Даже кавказскую национальность её слушателя. Давид морщился, не любил он такую прямолинейность, привык заходить по кривой даже в речах. Но девчонка излагала факты, излагала все, как есть, не боясь...
И если Давида коробила лишь такая вот подача, то Виктора возмущало все. Он готов был броситься на девчонку, и Давид это чувствовал, разбавлял ситуацию мягкими вкраплениями согласий и возражений.
И когда Давид совсем расстроился, понимая, что эта Маша настроена воевать решительно, и подкована сильно, когда он понял, что если оступится сейчас, то потеряет авторитет, она вдруг смягчилась и предложила сделку – процент с продаж. Да такой нехилый процент.
Она открыла папку с бумагами, показала цифры, и Давид успокоился, обрадовался и размяк. Так ведь хорошая договоренность. Очень хорошая. Надо соглашаться.
Но тут встрял Самойлов. Начал вешать не по делу, не понимая, что говорит, путая факты. Давид наблюдал за Марией. Сейчас эта девочка за пояс затыкала московского гостя. Тот путал юридические термины, не знал дел, но не прекращал кричать и угрожать.
Мария вздохнула, откинулась на спинку кресла и спокойно начала:
– Самойлов Виктор? Так, кажется? А я думаю, где слышала эту фамилию...
И Маша спокойно рассказала о недавней сделке со строительной кампанией, прославившейся на весь город. И главным фигурантом там был совсем не тот, кто сидел сейчас за решеткой в СИЗО, а человек с такой же фамилией и именем – Виктор Самойлов. И тому Виктору удалось соскользнуть с дела, но он был запечатлён скурпулезной камерой одного журналиста.
– Такое вот совпадение, – закончила Маша рассказ, глядя в окно.
Самойлов молчал, слушал, потом сказал, что все это ложь. Он весь покрылся испариной и как-то замкнулся в себе и сжался.
Его политическая карьера, которую он так ждёт, будет под большим вопросом, если вскроется этот факт его нелегальной деятельности. Да и уголовка там светит. Эта сучка торговалась. И он проигрывал в этом торге...
Давид продолжал беседу. Они с Машей договорились, что их юристы встретятся и подготовят совместный договор.
Разговор был окончен. Маша положила на стол деньги за заказ, Давид попросил ее деньги забрать, и она забрала, поблагодарив Давида. Как учил Ефим Соломонович, оставив собеседнику ощущение превосходства.
Того, что произошло дальше, не ожидал никто. Ни охрана Давида, ни сам он, ни Гена. Ни, уж тем более, Маша, которая была почти в дверях ...
Самойлов вскочил, стул его упал и загремел. Он, дергаясь и суетясь, достал из кармана пистолет и прицелился прямо над головой Давида в уходящую Машу. Она даже не успела оглянуться, просто увидела, как через соседний стол к ней ломанулся Гена, как толкнул ее своим массивным плечом ...
А потом было очень больно, она ударилась коленями о кафель пола и головой о стену. Слышала какой-то грохот. Очнулась на полу, окружённая людьми. Её поднимали, но болела нога, она подвернулась неудачно, и Маша села на пол. Увидела, что поперек стола перед Давидом лежит Самойлов, а на полу валяется пистолет.
И тут суматоха возросла. Забегали какие-то люди с автоматами, они кричали. Перед ней на полу лежал Гена, а над ним суетились его парни. И вдруг этим парням начали тоже скручивать руки.
Она подползла к Гене и тронула его за плечо. Гена лежал лицом в пол и не шевелился.
– Ген, Гена! Гена! Гена! Не-ет!
Она кричала так, что не помнила себя. Все напряжение последних дней вылилось сейчас в этом крике. Был какой-то нервный срыв. Хотелось умереть, только не думать о том, что произошло. И Маша кричала, истерила и плакала. Её кто-то успокаивал, но она не понимала кто. Очень болела нога. В один момент она вскочила, боль пронзила и Маша потеряла сознание.
***
Очень надеюсь, что эта история не оставит вас равнодушными...
Жду читателей на канал Рассеянный хореограф.
Предлагаю для контраста ещё мои рассказы. И вот они повеселее: