- Твои сыновья провели испытания на прочность крепления шкафов. Выдержали не все. Так ято завтра нам надо будет купить новый сервиз.
Маша подняла с пола небольшую баночку с резьбой.
- Кстати, ты всегда спрашивал, зачем мне банки, отвечаю - они единственные при падении не разбились. И теперь мы пьем из них чай. Согласись, я просто гениальна в своей предусмотрительности?
Она игриво повела рукой в воздухе, но Максим насупился:
- Из-за этих банок шкаф и не выдержал, - возмутился он. - Ты их столько туда напихала, будто скоро голодный год, а жрать мы будет исключительно стекло.
- Да ну тебя, - отмахнулась его жена. - Я, кстати, видела интервью с новым режиссером. Очень красивый мужчина, - она покосилась на мужа, который как раз вышел из ванной. - Кажется, тридцати нет. Говорил так интересно. Чувствуется, конечно, что не "из народа", но пафоса не заметила. Дельные ответы, все по делу, никакой воды. Я знаю, как ты любила этого вашего Георгия Митрофановича, но его постановки - откровенно скучные. У нас в театр ходят только пенсионеры да и те по привычке. Нужны новая струя.
- В этой новой струе может не найтись места папе, я за это сильно переживаю. Он ничего другого не умеет, как мнить себя гением пера.
- Пишет твой папа и правда хорошо. Посоветуй ему перейти на фантастику. Фантастику все любят. А с его именем могут сразу и фильм забабахать. Потом трилогию сделают, - размечталась подруга.
Я сомневалась, что папа может написать нечто в жанре фантастики. Его конек - остро-социальные сюжеты, то, что каждый видит в своей семье или у соседей. Еще несколько лет назад среднестатистическая семья, ютящаяся всемером в двухкомнатной хрущевке вызывала отклик у граждан. Но теперь жить стали лучше, общество поменялось, бандиты остались в девяностых, а папа так и писал по привычке про старых персонажей.
Несмотря на всю ненависть к Крепскому лично и его творчеству в частности, папа отправился на прогон вместе с нами. Глеб все же заехал за мной на взятой напрокат машине. В салоне приятно пахло кожей и свежестью. Немецкий гость предпочитал бизнес-класс.
У дверей театра мы припарковались почти одновременно. Папу привезли мама с папой Севой. Он вышел из автомобиля с недовольной миной, запахнул полы своего длинного бежевого пальто и медленно, как царь на обходе своих владений, пошел ко входу.
- Он уже запасся помидорами? - спросила я у мамы. Она неодобрительно шикнула на меня.
- Ты не представляешь, сколько душевных сил пришлось приложить мне, чтобы твой отец сегодня сюда пришел. Для него это тоже огромный шаг, - она немного понизила голос, добавив ему интимной нотки. - Я надеюсь на то, что они с Крепским напишут пьесу вместе.
Я в подобном развитии событий сильно сомневалась. Крепский никогда не упускал случая насолить моему отцу. А тут, в кои-то веки, ему удалось не просто щёлкнуть моего родителя по носу, но буквально поводить его мордой по асфальту. Что ни говори, но стало вопросом времени, когда постановки по произведениям моего отца полностью выведут из репертуара театра. Новая метра метет по новому.
Я не осуждала папу Севу. Его основной задачей было развивать театр, а не давать работу и гладить эго старого друга. С голоду отец точно не умрет: его книги до сих пор продавались и переводились, крутились телеспектакли, а со всего этого ему поступали авторские.
От мыслей меня отвлек Глеб. Он галантно распахнул перед нами с мамой дверь и очаровательно улыбнулся. Сердце мое предательски екнуло. Из духа противоречия я не желала, чтобы мамино сводничество увенчалось успехом, но все говорило об обратном. Из-за признания подобного факта, я начала нервничать, переживать и волноваться.
Администратор Верочка - симпатичная невысокая блондинка с огромными голубыми глазами - провела нас на месте. За каждым гостем было закреплено определенное кресло. Мы сидели в первом ряду. В ложе расположился губернатор с семьей и глава края. Последний уже несколько дет жил вдовцом, со спутницами нигде замечен не был. Разве что пару раз в аэропорту при отлете в теплые страны.
Крепский занял место сбоку от сцены. Он был на десятку лет моложе моего отца и явно не столь подвержен порокам. В отличие от моего родителя, Станислав Леонардович писал и романы на острые социальные темы, которые издавались неплохим тиражом. Так же иногда его приглашали писать биографии знаменитостей. Папе тоже предлагали, но он считал это жалкой пародией на литературу. Однажды, он правда все же взялся за писать воспоминания одной областной примы. Девяностолетняя старуха - весьма почитаемая в балетных кругах - захотела поделиться своей историей. Дамы пребывала в здравом уме, чего не скажешь о крепости тела. Думаю, именно поэтому папа и не смог ей отказать. Мемуары вышли уже после смерти балерины и имели большой успех, чему не обрадовался Крепский, потому что был обижен, что старуха не обратилась к нему.
Несколько раз автор повернулся в нашу сторону и даже чуть махнул ладонью, как Кутузов на параде. Я была готова поспорить, что папа выразился не совсем литературно. Его явно одернула мама. Они сидели под руку прямо за нами.
Папа Сева бегал по залу, встречал гостей. Посередине же зала разместился тот самый знаменитый режиссер. Надо было сказать, что собой он был весьма недурен - высокий, стройный, с зелеными глазами и каштановыми вьющимися волосами. Но смотрел на окружающих с таким высокомерным пренебрежением, что вызывал одно лишь раздражение во мне. Рядом с ним маячил парнишка лет двадцати, смазливый, в пестром свитере и хлопковом шарфе, намотанным вокруг шеи. Многое для меня встало на свои места, включая то раздражение, что вызвал у меня новый гуру театрального храма.
Я посмотрела на губернатора. Конечно, я и раньше видела сильных мира сего на расстоянии пары метров от себя, но Толоконникова впервые. Этот довольно молодой и энергичный мужчина выиграл выборы неожиданно для всех и даже для самого себя. В первый же год своего срока новый губернатор сделал для города очень много. И жители очень благосклонно воспринимали любое появление градоуправления на публике.
Рядом с ним всегда была жена - худенькая, невысокая, стильная. До идеального образа не хватало только двух очаровательных деток - мальчика и девочки. Но у супругов почему-то детей не было.
Свет в зале погас, наступили тишина и темнота. Потом зажегся одинокий прожектор.он сверил в самый центр занавеса, который медленно раздвинули, и появились актеры. В главной роли блистала прима театра Вероника Старостина. Ей недавно исполнилось сорок лет, но благодаря внешним данным ей удавалось сохранять за собой роли юных дев.
