Ее партнер - Захар Прожегов - на десять лет моложе смотрелся рядом взрослым дядей. Если она долгое время была музой и спутницей жизни прежнего, то Захар разбил почти все женские сердца в городе.
Я честно пыталась уследить за тем, что происходило на сцене, но не могла. Слишком много пространных монологов, декорации, которым хотелось приписать двойной смысл, несоответствие возрастов героев и актеров - всего было слишком. Хотя я могла точно сказать, что режиссер старался. Однако, Крепский и правда был посредственным писателем. Ничего нового или трогающего до глубины души я для себя не обнаружила. Следила и за другими зрителями. Они оставались довольно равнодушными к действию. Только папа иногда демонстративно и громко то ли похрюкивал, то ли пытался не смеяться.
Режиссер глядел на сцену с непроницаемым лицом. Полное равнодушие - так я могла бы его охарактеризовать. Первый раз такое мне встретилось. Папа и ранее упомянутый Жорик переживали за каждое движение актеров.
Этот столичный парень все больше казался мне странным: он не выглядел как человек искусства, если не считать мальчика рядом, не проявлял совсем никаких эмоций, что в принципе выглядело подозрительным. Его невозможно было прочитать хотя бы поверхностно. Совершенно не понятно, какие эмоции он испытывает, что думает, чего от него можно ожидать. Последнее становилось самым важным: мог ли папа Сева быть уверен в своем новом режиссёре? Не сбежит ли этот Сергей при первой неудаче, трудности или вообще без причины?
Я поняла, что излишне задержала на парне свое внимание, когда он перевел взгляд со сцены прямо на меня. Сквозь прямоугольные стекла очков в черной толстой оправе меня словно пронзили темные глубокие глаза. А мне стало так неудобно - вдруг подумает, что мне понравился - я даже уронила сумку. Звук удара гулко разнесся по залу. Я почувствовала, что краснею. Тяжелая теплая волна медленно заливала меня снизу вверх.
Глеб нагнулся и подал мне мою котомку. Когда я принимала из его рук ремешок, наши пальцы соприкоснулись на несколько секунд. Я непроизвольно отметила, какая теплая у него рука и приятная на ощупь кожа.
- Бывает, - произнес он одними губами с легкой улыбкой. Я же смутилась еще больше. Оставалось только радоваться сумраку в зале. В результате своих переживаний, я полностью упустила нить повествования. Судя по одежде и гриму - прошло много лет. Но поручиться на все сто я бы не смогла.
Захар внезапно замер на полуслове - занавес опустился. Зал несколько замешкался, не понимая, ждать продолжения или аплодировать. Повисла пауза, и вдруг раздался голос сзади:
- Не готово..
Это сказал сам режиссер. Он снял очки и потер глаза. Зал совсем растерялся. После такой реакции парня даже Крепский замер с поднятыми руками, так и не сделав ни одного хлопка. Приоткрытый рот добавил ему сходства с хомяком.
- Не готово произведение, - нервно качнув ногой, громко поддакнул мой родитель. Мама рядом с ним тихо шикнула, но в наступившей тишине ее голос прозвучал как раскат грома.
- А вы, простите? - снова нацепил очки режиссер, обращаясь к отцу.
- Я Дикопольцев, чью пьесу вы сочли не достойной быть поставленной в этих стенах, - театрально, если подобное сравнение в данной ситуации было уместно, - ответил папа.
- И как бы закончили эту пьесу?
- Отошел бы от банальщины: герои не находят места в новом мире, все близкие погибли, остается только с камнем на шее вниз с обрыва, - оживился папа. - Ведь он собирается прыгнуть, он за этим пришел на могилу героини? Нет, зачем? Он еще молод - ему всего пятьдесят лет, вся жизнь может поменяться! И она поменяется! Заменяем на монолог про движение жизни, ее краткости, важности каждого нашего решения. И вот он уже на борту яхты, лайнера. Едет по морю в отпуск, с ним жена и дочь лет пяти. И мы слышим голос за сценой: " Я не знаю, сколько еще интересного подарила мне судьба, но зато знаю, что останься я там на холме с Машей, на этом свете не появилась бы новая Маша". Он оборачивается к семье и кричит дочери "Машенька". Занавес.
Отец опустил голову так, что остатки его волос, которые он не любил постригать, упали на лоб. В зале все замерло, даже воздух, казалось, не двигался из уважения к гению. Первым в себя пришел Крепский.
- Ха! Не банальщина. А это что есть, как ни самая настоящая банальщина. Они оба дети своего времени - с покореженной судьбой, изломанными сознанием. Какая семья после стольких лет безумия?!
- Подождите вы! - перебил его режиссер. - Знаете, в ваших словах что-то есть. Нам надо поговорить об этом.
- Я не позволю каверкать мое произведение! - взвился Крепский. - Я автор и только мне решать, каким будет финал.
- Да ты же спер сюжет у меня, - не остался в долгу батюшка.
- Милый, вот это представление поинтереснее будет, - с восхищением раздался из ложи женский голос. Глеб сбоку не удержался от легкого смешка. Страсти тем временем разгорались нешуточные. И папа, и его оппонент вскочили с места, взъерошенные и раскрасневшиеся словно два бойцовых петуха, выставив облаченные в костюмы груди вперёд.
- Какой я у тебя сюжет спер, алкаш подзаборный? - начал выражаться автор совсем нелитературно.
- Да это же мой сюжет, я писал эту пьесу с год. Не знаю как, но тебе удалось добыть ее текст.
- Пить надо меньше! Или доказательства нам немедленно! Я подам на тебя в суд за клевету и наговор.
- Вот мои доказательства, - отец вытащил из кармана какие-то бумаги. Он потряс ими над головой с видом победителя.
Крепский кинулся к нему, довольно резво перемахнув через ограждение. В зале раздались выкрики, несколько мужчин бросилось ловить автора. Завязалась небольшая потасовка, в результате которой дебошира скрутили, а папа получил истинное удовольствие, бегая вокруг и подсказывая, как это лучше сделать. Даже лишний вес не мешал ему ловко уворачиваться от дерущихся. Мама пыталась усадить его на место, но не могла схватить, так быстро он перемещался по проходу.
Я обнаружила, что Глеб оказался в самой гуще событий. Он приподнял Крепского с заломанными руками. Под глазом прозаика наливался приличный фингал, рубаха была порвана, а галстук съехал куда-то вбок. Да и все остальные участники имела несколько потрепанный вид. Зрители повскакивали со своих места, охрана сильных нашего края напряглась. Обстановка накалилась. И только один Сергей сидел как ни в чем ни бывало на своем месте, закинув ногу на ногу и и с любопытством разглядывая стол перед собой.
- Так, господин Дикопольцев, пойдемьте со мной, - наконец скомандовал он. - А господина автора нужно вывести на воздух, чтобы он продышался, - с этими словами он поднялся и вышел из зала, оставив остальных стоять с раскрытыми ртами.
Продолжение следует...
